Холодная осень 92-го...
После неожиданного ареста, еще более неожиданного освобождения, после потери машины и чудесного избавления от всех перенесенных неприятностей мы наивно полагали, что самое худшее уже позади. Как бы не так…
Слава чешским строителям!
На обратном пути мы въехали в Прагу ночью. Искать нашу «старушку» в ночной столице было невозможно, и мы решили переночевать в машине, сильно пожалев об отданных брату одеялах и подушках: на улице минус 5, а у «опеля», как назло, печь работала только во время езды. Пришлось каждый час делать круг километров десять, чтобы прогреть салон и вздремнуть еще немного.
На рассвете мы нашли жигуль на том же месте, где оставили его неделю назад, абсолютно нетронутым; больше всего Сашу поразило наличие забытых «дворников» – в ностальгическом унынье он еще долго бормотал «комплименты» в адрес украинских автомобильных воришек.
На ближайшей местной стройке сварщики-чехи, сообразив, чего мы к ним пристали, побросали свою работу и за литр водки изготовили по моим «чертежам» жесткую сцепку-треугольник, которую они обозвали «тычкой» (с тех пор это – единственное чешское слово, которое я знаю). Мы сцепили машины и двинулись в путь.
Снова авария
До сих пор стыдно вспомнить, как это я, инженер-физик по образованию, мог допустить такой элементарный технический промах: при сборке всей конструкции болты были вставлены шляпками вниз, а гайки накручивались сверху. Эта ошибка обнаружила себя спустя сотни километров, в Татрах, ночью, на крутом спуске-серпантине: прослабленные в дороге болты вывинтились из гаек и просто повыпадали. Сашка первым заметил исчезновение «машины-прицепа» из зеркала заднего вида, а я увидел, как жигуль неуправляемо выплывает на полосу встречного движения. В панике вместо постепенного торможения я передавил педаль тормоза, в результате чего обе машины задвигались как по ступенькам лестницы до тех пор, пока не расположились ровно поперек трассы, безнадежно погнув «тычку», которая, в свою очередь, залезла под «опель» и порвала заднее колесо. Из шока нас вывел веселый окрик догнавшего случайного земляка:
– Привет, ребята! Есть проблемы?
– Спасибо за моральную поддержку. Теперь справимся! – нас и в самом деле приободрила эта встреча.
– Мужики, я вижу, ваш жигуль все равно не на ходу. Дайте масла, а то у меня расход жуткий; боюсь, не доеду.
Взяв канистру масла, ночной приятель лихо свистнул и был таков. А мы кое-как привели свою груду железа в походный порядок, сцепили машины тросом, сели вдвоем за два руля и медленно двинулись дальше. Так как жигуленок не отапливался даже во время езды, мои руки начали примерзать к рулю, и на меня натянули все, что было с собой. Водители встречных машин даже притормаживали, чтобы поглазеть на это чучело (я был похож на Леонида Филатова – в фильме «Экипаж» – во время его выхода на фюзеляж летящего пассажирского самолета), а те, кто догонял, долго шли параллельным курсом, чтобы получше разглядеть... «шофера-обезьяну».
Тем не менее мы без неожиданностей добрались до украинской границы, и только на послеграничных 300 метрах трижды порвали трос на «самостийных» колдобинах. Наш недавний знакомый, «стрельнувший» наше масло и случайно задержавшийся на границе, выручил своим тросом. Но стало очевидно, что ехать на связке сотни километров по украинским дорогам просто невозможно. Мы заехали к друзьям в ближайший город и оставили многострадальный жигуль у них на частном дворе. Лишь спустя три месяца они переправили машину в Харьков в кузове попутного КАМАЗа.
Снова оборотни в погонах
Освободившись от «прицепа», наш «опель» легко и весело рванул домой. До... первого гаишника. За что с нас взяли штраф первые два поста, мы не поняли, хотя и спрашивали. А дальше уже не спрашивали: я попросил Таню разложить все имеющиеся украинские деньги на равные стопки по 300 карбованцев, и Сашка давал их в руки каждому останавливающему нас инспектору через окно, даже не выходя из машины.
Так мы добрались до не известного нам к тому моменту районного центра Пирятин, что в Полтавской области. Очередной инспектор ГАИ оказался более капризным и попросил Сашу выйти из машины. Вернулся Александр бледный и заикающийся.
– Что случилось – испугался я за друга.
– Он требует штраф в марках.
– Но у нас практически ничего не осталось.
– Я сказал ему. Он просит тогда показать, а что у нас есть.
– Но у нас ведь действительно ничего нет.
– Он увидел в заднем стекле бутылку чешского ликера...
– Отдай ему бутылку, и поехали.
Саша вернулся через пять минут:
– Кроме бутылки он забрал из багажника две пачки печенья и три пачки сигарет ВТ.
Таня всхлипнула:
– Господи, но ведь печенье – единственное, что я купила детям. Больше ничего... И сигареты были последние...
– Ладно, поехали! – скомандовал я.
Борьба за человеческое достоинство
Ехали молча, стыдясь посмотреть друг другу в глаза. Я впервые в жизни остро ощутил на себе состояние изнасилованной женщины: позор, злость, беспомощность, брезгливое отвращение, растоптанное достоинство. Через пару километров Саша неожиданно остановился и тихо произнес:
– Я не могу ехать. У меня руки дрожат от ненависти.
Мне тоже было не по себе. Как будто меня описали. Внутреннее возмущение требовало выхода. После прошедших 10 дней я никого и ничего не боялся. Я уже неоднократно за эту поездку мысленно благодарил украинское законодательство, запрещающее ношение огнестрельного оружия: будь при мне приятель «Калашников», я бы воспользовался им уже не раз, а это тебе уже далеко не каких-то 5 лет тюрьмы, тут и до «вышки» недалеко...
– Хорошо, Саня. Успокойся, соберись, и едем до ближайшего поста ГАИ, – моей решимости уже не было предела.
Слава богу, Украина – не Германия: за неделю нахождения за границей я так и не увидел ни одного дорожного полицейского, а ближайший пост Украинского ГАИ показался уже через километр. Инспекторы были, вероятно, несколько удивлены, когда редкая для того времени иномарка с транзитными номерами сама остановилась, а я решительной походкой направился в высокую стеклянную будку. У них была пересменка, и меня встретили сразу две смены дежурных. Я рассказал все, как было, и попросил совета, как наказать зарвавшегося лихоимца. Наступила гробовая тишина, которую прервал старший сержант:
– Слушай, парень! Я понимаю тебя. Этого нельзя прощать. Я тебя очень прошу, даже если вам некогда, подожди часок, у нас развод в 16.30, соберутся все. Езжай туда и расскажи все командиру дивизиона. Он – тоже не ангел, но обязательно накажет нахала.
Саша не хотел терять времени: погода портилась, снежило, видимость ухудшалась. Но меня было уже не остановить.
Поимка преступника с поличным
Командир Пирятинского дивизиона ГАИ, майор, лениво и рассеянно слушал мой рассказ до того момента, пока я не заговорил о штрафе в марках. Думаю, что здесь главную роль сыграло не благородное стремление к справедливости, а элементарная человеческая ревность начальника к шибко шустрому подчиненному:
– Что-что?! В марках? В немецких? Как он выглядел, и где это было.
– Он был на частных жигулях зеленого цвета. Совсем молодой, худой, невысокий, симпатичный, младший сержант.
Майор был в ярости. Он вызвал заместителя, вдвоем быстро «вычислили» личность искомого. Дальше – радиоприказ всем постам ГАИ: инспектору такому-то немедленно явиться к командиру. Прошло еще полчаса. Майор начал нервничать: как это ОН в своем же «огороде» не может найти своего же подчиненного. Новый приказ по радио: «...Всем дорожным постам принять срочные меры к задержанию зеленой автомашины марки ВАЗ-21011, номер...». И вот наш «герой» входит в кабинет начальника под конвоем своих коллег. Увидел нас, покраснел, испугался. Майор начал первым:
– Он?
– Да, он самый, – злорадно выдавил я.
– Знаешь их – вопрос майора уже к юнцу.
– Никак нет.
А в это время услужливые товарищи по работе по сигналу командира вносили в кабинет все, что нашли в машине провинившегося. И мы уже чувствовали, что наша победа не за горами.
(Окончание следует)
Мигель Зарецкий