Суверенный капитализм с нечеловеческим лицом
Мы недооцениваем скорость гниения экономической и политической модели России
В отличие от 2004 и 2008 годов, страна приходит к выборам-2012 в заведомо худшем состоянии. Дело не в том, что тогда средние темпы роста ВВП составляли 7-8 процентов, а в том, что старая модель экономики рухнула во время кризиса 2008-2009 годов. Шансов на ее восстановление нет, так же как и на скорое формирование новой – по крайней мере, до следующего электорального цикла.
Вялотекущая стагнация
Как можно охарактеризовать старую модель роста? На протяжении десяти лет, с конца 1998 и до середины 2008 года, три мощных процесса, где-то параллельно, где-то последовательно, определяли темпы роста экономики. К концу 1996 года завершился трансформационный период, советская экономика ужалась до сбалансированного состояния, в 1997-м начала медленно расти. Финансовый кризис 1998 года, с одной стороны, нанес тяжелейший удар по многим секторам и бизнесам, но, с другой стороны, вдохнул кислород во многие уголки экономики – девальвация рубля резко сделала многие российские товары конкурентоспособными по соотношению цена – качество. Это спровоцировало мощный подъем, начавшийся уже в ноябре 1998-го, подкрепленный большими частными инвестициями в сектора с наиболее быстрой отдачей на капитал.
С начала 2000-х годов первая волна роста была поддержана второй: проведенная в середине 1990-х приватизация сырьевых отраслей дала свой результат – практически все компании начали интенсивно наращивать физические объемы производства. Так, например, добыча нефти в России выросла на 50%, и весь этот прирост был обеспечен частными компаниями. И, подчеркну, началось это в тот момент, когда нефтяные цены еще не перешагнули двадцатидолларовый рубеж. Завершение этой волны тоже несложно датировать – 2004-2005 годы, после ареста Ходорковского, когда власть подмяла под себя бизнес, когда доминантой поведения бизнесменов стала ориентация на краткосрочный результат.
Начиная с 2004 года, мировые цены на нефть начали быстро расти и, конечно, это добавило общего оптимизма. Однако в это время уже не нефть была основным мотором роста, как многие считают, а внешние заимствования (банков, компаний, олигархов). В кризис наступила расплата – возможность перекредитовываться исчезла, соответственно, те сектора, которые быстрее всего росли до кризиса, сильнее всех и упали.
Сегодня мы наблюдаем медленное и неустойчивое выздоровление мировой экономики, сопровождающееся процессом снижения «закредитованности». Так что рассчитывать на иностранный заемный капитал в такой ситуации вряд ли стоит. А это значит, что те сектора, которые тянули экономику вверх до кризиса, уже едва ли смогут быть драйверами роста. Остаются экспорт и обрабатывающая промышленность. Экспорт, сильно упавший в начале 2009 года, уже с весны прошлого года начал расти и в физическом выражении достиг предкризисного уровня к апрелю-маю 2010 года – собственно говоря, этот рост экспорта и определял посткризисный подъем российской экономики. Но, достигнув максимума, экспорт стабилизировался и больше не растет. Увеличения добычи нефти практически не происходит, «Газпром» теряет позиции на европейских рынках. Так что на слабый рост экспорта в принципе рассчитывать можно, но рост импорта станет его опережать, и с точки зрения динамики ВВП внешняя торговля будет давать отрицательный результат. Ну, и последняя надежда – обрабатывающая промышленность, это торгуемый сектор, часть экономики, наиболее важная для ее устойчивости. Однако сегодня российская обрабатывающая промышленность производит неконкурентоспособную продукцию. Даже на пике кризиса доходы населения упали не сильно, а сейчас потребительский спрос растет, но население покупает преимущественно импортные товары. Вряд ли стоит ожидать и увеличения инвестиционного спроса в условиях сокращения бюджетных инвестиций. Одним словом, нынешнюю ситуацию можно охарактеризовать как вялотекущую стагнацию без очевидных драйверов роста.
Неустойчивость бюджета
К вялотекущей стагнации добавляется неустойчивость бюджета. Все предыдущие годы бюджет планировался, исходя из консервативных оценок цены на нефть. До конца 2008 года основная часть доходов от нефтяного экспорта уходила в резервные фонды. А вот бюджет 2011 года составлен по верхней планке макроэкономического прогноза – цена на нефть 75 долларов за баррель и рост экономики на 4,2%. Любое ухудшение внешнего фона станет критическим для бюджета. Сегодня все нефтяные доходы идут на текущие расходы. Получается, что бюджет как никогда зависит от цены на нефть. Кроме того, в 2008-2009 годах интенсивно наращивались социальные расходы. Сегодняшний дефицит бюджета – около 5% ВВП – практически равен дефициту Пенсионного фонда. И это – цена неуравновешенной социальной политики. Еще одна проблемная точка – платежный баланс. При быстром росте импорта на фоне стагнирующей экономики сальдо торговых операций неизбежно сожмется до критически низкого уровня, что будет давить на рубль в сторону ослабевания. Рубль будет слабеть и в 2011-м, и в 2012 годах.
Всё на благо государства
Инфляция вряд ли доставит много неприятностей: пока нет оснований считать, что она превратится в долгоиграющий фактор, нынешний ее всплеск – последствия засухи. В условиях низкого спроса она просто не доживет до выборов – достигнет максимума в апреле – мае 2011 года и после этого пойдет вниз.
Важным предвыборным фактором может стать уровень индексаций. Пенсии индексируются на уровне чуть выше инфляции. И если правительство в 2012 году не сильно увеличит тарифы на жилье и транспорт, то пенсионеры будут вполне удовлетворены. С бюджетниками – хуже. В 2010 году зарплаты им не индексировались. На 2011 год запланирована индексация в объеме 6,5%. На индексации в 2012 и 2013 годах денег нет. Судя по всему, власть не рассматривает бюджетников ни как свою опору, ни как угрозу. Поскольку в этом году никаких протестов бюджетников по поводу замораживания зарплат зафиксировано не было, возможно, власть права в своих оценках.
Расходы на человеческий капитал в бюджете снижаются. (И вообще основной рост расходов – это национальная оборона.) Никто не собирается стимулировать молодых и образованных. Просто потому, что на них не рассчитывают, они не являются электоратом, который определяет исход выборов. И в этом – трагедия модернизации: у нее нет группы поддержки. Те, кто потенциально готов в нее войти, не пойдут голосовать. Силовики, сырьевики, ВПК, пенсионеры – вот на кого власть делает ставку. Но им модернизация не нужна.
И пока ничто не говорит в пользу того, что вскоре эти приоритеты станут меняться. Ведь слишком многое в нашей стране зависит от поведения одного отдельно взятого человека. И мы знаем имя этого человека. Для того чтобы что-то поменять в стране, нужны две вещи: конкуренция и институты. Между тем человек, о котором мы говорим, не верит в рыночные силы, а верит в силу государства и ручного управления.
Пока же доля государства в экономике не снижается. И она точно больше цифры, названной главой аппарата правительства Сергеем Собяниным, – 49% ВВП. Мало того, идет ползучая национализация: государство немедленно проглатывает то, что представляет хотя бы какой-то интерес. Вот теперь оно нацелилось на сектор мобильной связи. Объявленная на ближайшие три года программа приватизации не изменит доли государства в экономике, потому что на продажу выставляются от 10 до 30% акций в компаниях, где у государства 60% и более. Все эти компании остаются государственными. За счет приватизации решаются фискальные, но не экономические задачи.
Что уж говорить о том, что, помимо государственных долей, есть доли, принадлежащие чиновникам, которые, по сути, контролируют бизнес. И зачастую государство (на разных уровнях) принимает решения в интересах именно этих компаний.
В такой системе и инновационное развитие превращается в фикцию. Смешно, когда ставку делают, например, на оборонный комплекс как источник инноваций. На Западе финансируют не собственно военные разработки, а научные исследования, которые потом конвертируются в военные образцы. А зачастую всё выглядит совсем наоборот – многие гражданские разработки конверсируются в военные… На выходе мы имеем суверенный капитализм с нечеловеческим лицом – коррумпированный, продажный, пропитанный кумовством. Надолго ли хватит запаса прочности такой системе? Если «Титаник» сталкивается с айсбергом, то это тяжело прогнозировать, а запаса прочности заведомо хватит ненадолго. Но есть и другой путь к гибели корабля — гниение и ржавление. Если не бороться с гнилью и ржавчиной, запаса прочности для нашей системы хватит лет на 5 – 10. Причем речь идет не только об экономике, но и о государственных институтах. Опыт СССР показывает, что гниение и ржавление системы в какой-то момент конвертируются в ошеломляюще быстрые процессы развала. И недооценивать скорость и глубину гниения нельзя. Для того чтобы пойти ко дну, нашему «Титанику» айсберг не понадобится.
Сергей Алексашенко, Москва,
директор по макроэкономическим исследованиям ГУ-ВШЭ, Новая газета