Мифы и правда: Первые месяцы Великой Отечественной войны Cоветского Союза
Мифы и правда: Первые месяцы Великой Отечественной войны, случаи предательства и дезертирства, ожесточенное сопротивление
Уважаемые читатели! Предлагаем вам материалы беседы на тему «Мифы и правда о пребывании нацистов на территории СССР». Эта беседа состоялась во время телепередачи на онлайн-радиоканале ФИНАМ FM 99.6 ООО "Большое Радио", Москва, Россия. В гостях телестудии: Александр Дюков, директор фонда «Историческая память»; Владимир Симиндей, руководитель исследовательского центра фонда «Историческая память». Ведущий телепередачи – Мединский
В предыдущих циклах нашей беседы мы обсуждали цели войны фашистской Германии против Советского Cоюза и его народов, поведение нацистов на территории Советского Союза в годы войны, дали характеристику подразделений немецко-фашистской армии и говорили об отношении местного населения Советского Союза к ней. В этой заключительной, четвертой части нашей беседы, мы поговорим о первых месяцах Великой Отечественной войны, случаях предательства и дезертирства и о том ожесточенном сопротивлении, которое оказывали части Советской Армии и местное население немецко-фашистским захватчикам.
МЕДИНСКИЙ: Так вот. Какая продавливается тема? Пришёл вермахт, и никаких партизан не было, и всё было тихо-мирно. Потом злые агенты КГБ забросили вертухаев своих в тыл к немцам, они организовали террор, пытаясь как-то... Тем самым, чем они отличаются, какие-то Мовлади Удуговы 41-42-го года. Немцы, пытаясь бороться с террором, конечно, немного перегнули палку, но их понять можно, вы правильно сказали, «со свойственной педантичностью». И вот, перегнув палку, они вызвали национальное ожесточение, то есть, вызвали отечественную войну. Соответственно, до этого момента, до начала организованного террора НКВД против немцев – я практически цитирую многие Интернет-сайты сейчас, блоги и прочую мерзость – до этого, собственно, сопротивление вообще носило достаточно хаотичный характер. Целыми частями, полками и соединениями красноармейцы сдавались в плен, не желая воевать за проклятых...
ДЮКОВ: С развёрнутыми знамёнами и оркестром.
МЕДИНСКИЙ: Да, с развёрнутыми знамёнами маршировали, не желая воевать за проклятую советскую власть. И в данном случае эпизод с генералом Власовым, сдавшимся целой армией, вот это, собственно, достаточно типичная вещь. Не было ожесточённого сопротивления в 41-м году, именно поэтому Гитлер так быстро дошёл до Москвы. Вот здесь я замолкаю, пожалуйста, ваши комментарии.
СИМИНДЕЙ: Начну с того, что генерал Власов сдался не в 41-м году, а успел повоевать и довольно успешно. Здесь червоточина его личности касалась, собственно говоря, его выживания как, так сказать, физического лица.
ДЮКОВ: И сдался он не со всей своей армией, а сдался он всё-таки в индивидуальном порядке.
СИМИНДЕЙ: В индивидуальном порядке или с кем-то, не будем уже в детали вдаваться.
МЕДИНСКИЙ: То есть, армия Власова не сдалась?
ДЮКОВ: Нет, конечно! Вторая ударная армия – это наша трагическая страница, безусловно, нашей истории войны. Она погибла.
МЕДИНСКИЙ: То есть, так же, как дивизия Ефремова под Ржевом. Только Ефремов не сдался, а Власов сдался.
СИМИНДЕЙ: Можно сказать, что ни одна армия, ни один полк организованно строем не вышел и не сдался. Более того, наиболее...
МЕДИНСКИЙ: То есть, такого просто не было никогда?
СИМИНДЕЙ: Просто никогда не было. Конечно, было и дезертирство массовое, была растерянность, была неподготовленность. У нас хватало техники, но она была... Понимаете, самолёты – на аэродромах, ещё что-то, танки – где-то на учениях. Были, конечно, проблемы с личным составом, который не был обучен до конца этой техникой управлять, потому что, в общем, это сложно, это не быстро. Если у нас была, так сказать, единственная возможность проверить нашу армию, как она воюет – это Зимняя война с Финляндией, то Германия к этому времени завоевала практически большую часть Европы.
МЕДИНСКИЙ: Ну да, это машина.
ДЮКОВ: Был, между прочим, редко упоминаемый, но значимый момент для дезертирства.
Люди, у которых оказалась родня на оккупированной территории, они бежали из армии, потому что они хотели быть с родными. Потому что родные здесь, они там под немцами, что с ними будет, надо как-то позаботиться.
СИМИНДЕЙ: Более того, есть у нас даже...
МЕДИНСКИЙ: По-моему, по статистике эстонцы на первом месте среди национальностей воевавших, я слышал такие цифры, по числу Героев Советского Союза.
ДЮКОВ: Это надо соотносить, потому что там проблема сложная – любая нация небольшая хочет, чтобы она была первой по численности...
МЕДИНСКИЙ: Но упрекнуть не в чем, упрекнуть не в чем.
СИМИНДЕЙ: Во всяком случае, мой тезис заключается в том, что даже, казалось бы, представители территориального корпуса Красной Армии и то не убежали, не перебегали массово, хотя Латвия была достаточно быстро оккупирована немцами.
МЕДИНСКИЙ: Боялись заградотрядов?
СИМИНДЕЙ: Ну, они не могли быть везде, тем более в первое время. Понимаете, заградотряды эффективны, когда войска не хотят подниматься в наступление, а при массовом отступлении заградотряды попадаются так же, как и отступающие. Это не имеет никакого практического смысла.
ДЮКОВ: Тут важно вспомнить, что когда мы говорим, что Гитлер и немецкие войска дошли до Москвы, мы как-то забываем о том, что дошли до Москвы они только в конце 41-го года. К тому времени, когда по их планам они уже должны были выйти к Уралу и покончить давным-давно с организованным сопротивлением как таковым.
СИМИНДЕЙ: У них была чёткая линия, они, правда. до конца не знали, как она будет проходить, но конечными ориентирами этой линии были Архангельск и Астрахань.
ДЮКОВ: И если мы сравниваем первые месяцы войны на Востоке, войны против Советского Союза, которую вели нацисты, и первые месяцы войны на Западе, войны против Франции – две недели – то мы видим, что сопротивление было гораздо более сильным, чем во Франции. Мы же не будем говорить, что Франция потерпела поражение, и в плен к немцам попало огромное количество французских солдат, потому что они были деморализованы кровавым режимом, существовавшим в то время во Франции.
МЕДИНСКИЙ: Маршала Петена, да.
СИМИНДЕЙ: Начнём с того, что, к тому же, вот в Эстонии часть эстонской территории наши войска обороняли вплоть до осени 41-го года.
ДЮКОВ: А в Лиепае сопротивлялось население, рабочие дружины.
СИМИНДЕЙ: Да, да. Рабочие латыши, рабочие из города Лиепаи.
МЕДИНСКИЙ: Сами латыши?
СИМИНДЕЙ: Сами латыши, да.
ДЮКОВ: Рабочие батальоны, рабочие просто.
СИМИНДЕЙ: Здесь сплелась ненависть к немцам, которую испытывали, кстати, некоторые буржуазные круги. Но буржуазные круги, у них как бы были такие качели – а вдруг немцы собственность вернут? А у рабочих такой проблемы не было, у них было, как и у всех остальных, у большей части латышей, нелюбовь к немцам. Это правда. Плюс социалистические взгляды, им, в общем, ждать от немцев ничего хорошего не приходилось.
МЕДИНСКИЙ: Давайте по поводу массового дезертирства и так далее в советской армии в первые месяцы войны. Я решил посмотреть воспоминания самих германских офицеров, тех, кто остались живы. Потому что, мне кажется, это объективный довольно показатель. Так вот, любопытные вещи. Генерал фон Манштейн, командующий 56-м танковым корпусом, описывает события лета 41-го года: «Часто случалось, что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются в плен, но, как только наши подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый русский симулировал смерть, а потом сзади стрелял в наших солдат». Генерал Блюментрит, начальник штаба 4-й армии, наступавшей в Белоруссию, лето 41-го года: «Мы теряем в боях до 50% личного состава». 50 процентов, представляете? Или вот: «Следует отметить упорство отдельных русских в бою, – пишет 24 июня начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер. – Имеют место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, будучи окружёнными, не желая сдаваться в плен. Сведения с фронта, к ужасу нашему, подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека. Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей в плен сдаются немногие. Часть русских сражается, пока их не убьют, другие бегут и пытаются перейти линию фронта под видом крестьян». Это 24 июня 41-го года.
ДЮКОВ: Ну, тут важно, кстати, отметить ещё один момент, который мы, мне кажется, упустили. О том, почему оказалось так достаточно много в плену, действительно много народа, действительно огромное количество. Почему? А потому что солдаты советской армии на тот момент, они рассматривали немцев, немецкую армию как армию классово близкую. Это те же рабочие и крестьяне, которые одеты в мундиры, и которых нацистская элита повела против нас, но они хорошие.
МЕДИНСКИЙ: То есть, их ещё можно пропагандировать...
ДЮКОВ: Да, их можно распропагандировать, сдаться, они всё равно перейдут на нашу сторону. То есть, психологически было сдаться проще, особенно, когда хотелось выжить.
МЕДИНСКИЙ: Мне хотелось бы всё-таки... На ваш взгляд, вот эта мифологизация, странная, чудовищная мифологизация начала Великой Отечественной войны и поведения нацистов – это случайность, это мода или это политика?
ДЮКОВ: Нет, это, безусловно, политика. Это политика, которая активно проводится сейчас определёнными кругами у нас в стране, и которая получает более чем активную поддержку со стороны определённых кругов за пределами нашей страны. Проблема заключается в том, что у нашего общества, к сожалению, я вот всегда говорю, что «к сожалению», но это действительно так, существует одна главная память – память о войне. И вот если эту память сейчас выбивают, то наше общество дезинтегрируется.
СИМИНДЕЙ: Поэтому можно сказать, что это не просто политика, а это стратегия. Эта тема касается выживания России в XXI веке. И совершенно неслучайно люди, которые никогда не занимались историей, вдруг начинают активно муссировать вопросы прошлого, вопросы, отстоящие от нас на 60 лет. Вопросы, вроде бы формально не имеющие никакого отношения к современной международной повестке дня.
ДЮКОВ: Как это было с господином Подрабинеком.
МЕДИНСКИЙ: Да. Можно вам под конец небольшую загадку, Александр и Владимир? Если знаете ответ сразу – перебейте. Известный писатель, пишущий о войне – скажите, кто? «Как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя своё имущество; беднейшие оставались и зажигали, истребляли всё, что осталось. Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением оккупантов. Под управлением оккупантов нельзя было быть: это было хуже всего».
ДЮКОВ: Толстой.
МЕДИНСКИЙ: Лев Толстой. И, слава богу. У нас были в гостях Александр Дюков и Владимир Симиндей, историки фонда «Историческая память».
РАДИО ФИНАМ FM 99.6 ООО "Большое Радио", Москва, Россия
Оригинал материалов беседы - http://finam.fm/archive-view/1801/