Центральная Азия может «рвануть» в любое время
Центральная Азия может «рвануть» в любое время
12-13 мая очередная годовщина андижанских событий 2005-го. Тогда узбекские войска подавили выступление моджахедов и местных жителей. По разным данным, погибли от 170 до 500 человек. С тех пор серьезных инцидентов на территории Центральной Азии не фиксировалось. Однако эксперты сходятся во мнении, что новое восстание может произойти в любое время и где угодно.
Если оставить в покое Афганистан и Пакистан, то следует признать: бывшие советские республики – идеальное место для повторения старых и возникновения новых конфликтов. О том, что ожидает регион и почему Россия обречена вмешиваться в дела старинного Туркестана в интервью Накануне.RU рассказал завотделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин.
- Сегодня что-то вроде Андижана-2005 может повториться?
Андрей Грозин: Такой шанс исключать нельзя. В регионе имеется большое количество горючего материала. «Рвануть» он может в любой момент, в любое время. Это создает серьезные проблемы для оценки конфликтогенности. Эксперты знают и в один голос говорят, что подобный вариант развития событий есть, но когда и в каком месте он реализуется – наверняка не скажет никто, включая центральноазиатских, которые следят за процессом и доводят свои наблюдения до соответствующих структур, отвечающих за сохранение стабильности. Андижан – наглядный пример слабой эффективности подобного мониторинга.
Во время ошских событий в начале 1990-х, накануне распада СССР, на сессии ВС было заявлено, что межнациональный конфликт, приведший к десяткам, а по некоторым оценкам – к сотням, жертв, возник из-за бытовой ссоры на базаре. Не поделили цены на клубнику несколько продавцов. Столкновение вылилось в межнациональные погромы. Тогда в России эту версию восприняли скептически, подняли ее на смех. На самом деле все так и было. Заурядная драка переросла в кровавый конфликт, который пришлось гасить, вводя псковских десантников.
«Горючего материала», о котором мы говорим, много. Особенно в Ферганской долине, которую сейчас называют пороховой бочкой Центральной Азии. Социальная проблема, проблема перенаселенности, нехватка ресурсов, продовольствия, воды, энергоресурсов. Неспособность государств решить эти проблемы.
Вспомните историю, предшествующую Андижанскому мятежу – судебный процесс, который шел над членами «Акрамии» и породил вооруженное столкновение, длился несколько месяцев. Эскалация нарастала постепенно. В конце 2004-го оценки, которые давали наблюдатели, внимательно следившие за судом, не содержали печальных прогнозов. Никто не думал, что все выльется в погром и мятеж. Говорили, что это очередной процесс, на котором региональная власть пытается отнять собственность у местной религиозной общины. В конечном итоге, предположить трагедию было невозможно до самого начала конфликта – до ночного штурма тюрьмы. Откуда взялось оружие в таком количестве, откуда пришли достаточно подготовленные люди – во многом остается не совсем понятным. Узбекская сторона заявляла, что повлияла нестабильная ситуация в Киргизии, где в марте случилась революция и на юге страны образовался вакуум власти, активизировались исламистские организации, радикальные силы. Все это, якобы, быстро «перетекло» через прозрачную границу в Андижан. Такова была узбекская версия. Показывали задержанных граждан Киргизии, воевавших за боевиков. Потом тема сошла на «нет». Или мало доказательств собрали, или произошло политическое урегулирование. Это свидетельствует о запутанности территориальной пограничной ситуации. Существование многочисленных анклавов привело к созданию зоны, мало контролируемой центральной и региональной властью.
Я полагаю, что изначально в Андижане была попытка мятежа. Поскольку хроника, которая доступна экспертам, свидетельствует о том, что вооруженные люди на площади были, их было много, «Аллах Акбар!» скандировали. Милиционеров и представителей местной власти избивали прикладами и расстреливали. Люди подчинялись определенной дисциплине, организовали охрану митинга, постоянное присутствие большого количества мирных граждан, оцепление, наблюдение. Трудно поверить, что такая структура могла возникнуть спонтанно, за несколько часов. Хватало зевак, случайных участников. Но ядром повстанцев являлись люди подготовленные, которые либо пришли из-за пределов Узбекистана, либо находились в подполье. Они попытались использовать момент, разогреть толпу, заполнить вакуум власти своими силами. Существовала угроза — если бы официальная власть промедлила, мятеж расползался бы дальше. Неподконтрольная зона увеличилась бы, с учетом ситуации в Фергане. Фергана делится между тремя государствами – Киргизией, Таджикистаном, Узбекистаном. Население составляет более трети населения всех центральноазиатских государств. Некоторые говорят о половине. Есть определенные технические сложности с переброской войск, аэродромная сеть сложнорельефная, позволяет, при отсутствии жесткого противодействия и благоприятном стечении обстоятельств, заблокировать аэродромы и очень небольшое количество трасс, через перевалы связывающих долину с внешним миром.
Повторения ситуации исключать нельзя. Несмотря на то, что после Андижана серьезных волнений в Узбекистане не наблюдалось. Население, видимо, убедилось в том, что власть способна пойти очень далеко. С другой стороны, я бы не исключал того, что происходит определенное накопление сил для следующего выступления.
- Какова сегодня религиозная и социальная обстановка в регионе?
Андрей Грозин: Говорить о резком нарастании того, что у нас принято называть радикальным исламизмом, пока преждевременно. Внешних факторов воздействия сейчас нет. Если американское присутствие в Афганистане пойдет вразнос и США пересмотрят свою афганскую стратегию – начнут сокращать контингент или попытаются переложить бремя боевых действий на афганскую армию, внешние факторы, влияющие на религиозную ситуацию в Средней Азии, изменятся. Изменятся не в лучшую сторону. Идеология, которую исповедуют не только талибы, но и многочисленные радикальные организации, использующие ислам в качестве политической и социальной доктрины, предоставляют широкое поле для воздействия. Но в Центральной Азии это проблема самих государств. Исламский фундаментализм, обобщенно говоря, существует не за счет каких-то внешних влияний, которые вторичны. Первичны проблемы, имеющиеся в регионе. Ужасающее социальное неравенство. Коррумпированность власти, вызывающая негативные эмоции народа. Катастрофическое социальное положение подавляющего большинства населения, особенно в деревнях. Параллельное их существование, благотворное для проповедников, говорящих о том, что не плохо было бы построить исламское справедливое государство, вернуться во времена, когда все были равны. Естественно, никогда такого не было. Но большинство населения, находящееся в состоянии постоянных стрессов, в это верит. Кроме того, оно не обременено религиозными знаниями. Подобного рода проповеди падают на благодатную почву. Возникает народное недовольство.
В тоже время, угроза исламистского радикализма используется в пропагандистских целях. Например, нашими западными коллегами. Они заявляют, что есть опасность, когда Центральная Азия превратится в Афганистан, если мы будем поддерживать нынешние светские режимы. Но дело в том, что помимо пиара есть и реальные проблемы, есть подполье, которое ждет выгодного момента, ослабления власти, чтобы попытаться получить контроль хотя бы за отдельными регионами и отдельными населенными пунктами. Что сейчас делают талибы в Афганистане? Понемногу откусывают от провинций, номинально контролируемых официальной властью. Ползучая исламистская революция.
Если бы в Центральной Азии была светская оппозиция, возможность какой-то политической борьбы... В Киргизии они номинально существуют. Там несколько парламентариев от коммунистов и социал-демократов сидят в парламенте. Ничего не меняется, но существует оппозиционная пресса, существует, может быть, кастрированное, но гражданское общество. В Узбекистане картина иная. Там есть пять зарегистрированных партий, и все они борются не за внимание избирателя, не за электоральную поддержку, а за право называться партией власти. В начале это были «народные демократы», потом «либеральные демократы», сейчас, в связи с предстоящими парламентскими выборами, наверное, появится новый фаворит. Необходимы хотя бы какие-то элементы гражданского общества для выпуска пара. Но центральная власть очень боится того, что всякое послабление, реформирование, может вылиться, в конечном итоге, в один большой Андижан. Я полагаю, что Каримова в этом мнении укрепляет таджикская гражданская война 1992-1997 годов.
- Похожие симптомы уже проявляются на севере?
Андрей Грозин: Да. В Казахстане хватает проблем, которые могут вызвать исламистский фундаментализм. Казахстан в экономическом плане успешен. Нет такого напряжения, как в Узбекистане. Уровень жизни выше. Не казахи едут трудовыми мигрантами в Узбекистан, а наоборот. Но в Казахстане есть масса депрессивных регионов. Те же западные провинции. При том, что они являются абсолютными донорами всей страны. На доходы от нефтяных скважин Казахстана существует вся местная чиновничья рать. Но высок уровень заболеваемости туберкулезом. В западноказахстанских областях он один из самых высоких в мире. Это не только проблема, имеющая отношение к здравоохранению, но и наглядный индикатор социального неблагополучия. Кроме того, там самая высокая безработица по стране. Там самая большая экологическая проблематика, за исключением Приаралья. Негативная криминогенная обстановка. Я не исключаю, что в отдельных регионах Казахстана, при неблагоприятном развитии событий, при ситуации, когда кризис станет затяжным и хроническим, когда проблемы в социальной сфере усилятся, казахстанцы, привыкшие себя считать наиболее состоятельными гражданами во всей Центральной Азии и смотреть на своих соседей с высока, испытают гораздо более жесткую фрустрацию, чем киргизы или таджики, которые и при СССР, согласно официальной статистике, жили не очень хорошо. Последние – люди, привыкшие жить в тяжелой социальной ситуации, бороться за жизнь. Они легче перенесут, в психологическом плане, кризис, чем население Казахстана, которое, в значительной мере, европеизировано, ориентировано на личный успех, индивидуальное процветание. Идеологические штампы, о том, что Казахстан самое удачное государство, а казахстанцы – удачные люди, по сравнению с соседями, которым, якобы, не повезло – могут привести к самым нежелательным модуляциям. Поэтому, несмотря на европеизированность общества, именно в нем имеет шанс достаточно быстро развиться бацилла либо исламизма, либо социальный протест. Протестное движение в Казахстане станет набирать силу по мере ухудшения обстановки. Если, все-таки, кризис удастся пережить, а цены на нефть пойдут вверх, тогда, наверное, этих проблем страна избежит.
- Есть угроза втягивания России в какой-либо центральноазиатский конфликт, если таковой возникнет?
Андрей Грозин: Я полагаю, что если ситуация будет аналогичная Андижану – несколько десятков боевиков попытаются захватить населенный пункт, то с этой проблемой узбекские силовики справятся. Необходимо событие, на порядок больше андижанского по объемам и масштабам, чтобы потребовалась внешняя помощь. Что-то наподобие нескольких одновременных «взрывов» в узбекской части Ферганы. Условно говоря, несколько выступлений с большим количеством оружия и боевиков. Не меньше 1000. Тогда возможно, Ташкент физически не сумеет парировать угрозу и придется задействовать силы ОДКБ. Во всех документах говорится, что данные силы ориентированы на отражение внешних угроз, но если случится конфликт, подобный тому, который я описал, то ОДКБ не останется в стороне. Мы должны прекрасно понимать, что абстрагироваться, сказать, мол, это ваши проблемы и разбирайтесь сами, нельзя. Не только по каким-то отвлеченным, геополитическим соображениям сохранения влияния, абстрактным национальным интересам, а просто потому, что в Узбекистане крутятся большие российские деньги, российские инвестиции там не меньше, чем американские или европейские. Но и деньги не главное, главное – безопасность.
Трудно представить ситуацию, когда подобный конфликт останется в географических рамках Ферганской долины, да еще, в добавок, в узбекской ее части. Он, в силу размытости границ, будет расширяться на государства, заходящие на долину. На юг Киргизии, всегда потенциально опасный. Таджикская часть Ферганы – тоже проблемный регион, нестабильность в котором может окончиться сменой власти в Душанбе. Названный сценарий российскую сторону не устраивает. Экономические преференции, доступ к сырьевым рынкам – вторичные ценности. Первичное — сохранение статуса-кво, стабильности, чтобы в регионе не повторялись гражданские войны. В Таджикистане накануне гражданской войны проживало 5 млн. человек. А в Узбекистане на начало прошлого года было уже 27 млн. человек. Конфликт перехлестнется через границы. А у нас 7,5 тыс. км. границ с Казахстаном, которые абсолютно не защищены. Проблема через несколько недель или месяцев сама придет к нам, если мы не будем что-то делать. Нам придется, хотим мы того или нет, вмешиваться в конфликт.
- То есть, если не скажем свое слово на ранней стадии, то придется разбираться уже под Астраханью, Оренбургом, Курганом, Омском?
Андрей Грозин: Да. Идеология границ не знает. Целостность РФ может быть поставлена под угрозу в Фергане, условно выражаясь. Насколько я могу судить по общению с российскими экспертами и чиновниками, отвечающими за центральноазиатское направление, по крайней мере, понимание такой опасности есть. Другое дело, есть ли реальные шаги по реальному парированию. Возможно, попытка активизировать работу ОДКБ –своеобразный ответ на потенциальные вызовы.
В любом случае, мы говорили о катастрофических сценариях. Возможен сценарий менее эффектный – постепенная деградация. По большому счету, население Ферганы, с ухудшением экономической ситуации, не сталкивается с чем-то для себя новым. Оно постоянно находится в сложном социальном мире. Другое дело, что с закрытием трудовых центров в России и Казахстане, их проблемы усиливаются. Но есть фактор терпения. Население того же Узбекистана очень не политизировано, подчеркнуто не политизировано. Оно старается как можно реже пересекаться с властью. Люди стараются держаться подальше от власти и политики. Необходимо очень резкое социальное ухудшение обстановки, допустим – нехватка продовольствия, когда не останется иных шансов выжить, кроме как пытаться что-то выжать из власти. Подобного рода проблемы в Узбекистане были и раньше. Приходилось решать дефицит продовольствия в тех или иных областях экстренными поставками из резервных фондов. Когда-то этот механизм эффективности может и не сработать. Согласно позитивному сценарию ситуация рассосется, цены на хлопок пойдут вверх. Казахстан станет опять продавать нефть, пусть не по ценам прошлого года, но хотя бы по ценам позапрошлого. Узбекистан будет вновь продавать хлопок, а таджики – алюминий. Опять начнется развитие строительной отрасли в России и Казахстане. Трудовые мигранты, являющиеся самой питательной средой для социальных протестов, уедут из республик. От них туда пойдут деньги и социальное недовольство исчезнет. До следующего обострения.