Украина – Россия: Не время для правоты
Украина – Россия: Не время для правоты
Границы войны будут расползаться, пока гибель людей находит оправдание.
Я не понимаю, почему россияне переходят границу и воюют в чужом государстве. Я не понимаю, почему украинская артиллерия стреляет по мирным городам. Я не понимаю, почему по всему миру, и в моей стране тоже, люди не выходят на митинги против войны. Почему гражданское общество в России не требует закрыть границу и прекратить пропускать "ополченцев". Почему на Украине такое же общество не требует прекратить артобстрелы городов с мирным населением.
Мы молча смотрим на то, как умирают люди. Я не понимаю эту войну, как не понимала войну в Чечне. И не хочу ее понимать. Но я больше не хочу никому доказывать, кто прав и виноват в войне на Украине. Я стала избегать таких дискуссий в социальных сетях. Втягиваясь в дискуссию, становишься на ту или другую сторону — а дьявол, как известно, начинается с пены на губах ангела.
Мы так устроены — если уверены в своей правоте, то сначала ее доказываем, а потом пытаемся оправдать чужую смерть, чужую боль, чужое страдание. Сбит украинский военный самолет, десятки женщин овдовели, а дети осиротели — это украинцы виноваты, стреляют по самопровозглашенной республике, по городам с гражданским населением, вот и получили сдачи. Обстреляли из тяжелых орудий город, на улицах трупы, на фото — кричащие женщины, так это "террористы и сепаратисты" виноваты, а украинцы порядок наводят. В соцсеть выкладывают фото женщины-израильтянки, которая из-за инвалидности не может спуститься в бомбоубежище и поэтому прячется за диванными подушками, надеясь, что это защитит, тут же появляются комментаторы, которые кричат: "В Газе детей убивают, а ваши бабки тут слезу вышибают". А под фотосъемкой из сектора Газа с убитыми и покалеченными обязательно кто-нибудь напишет: "Нечего ракеты на Израиль запускать, сами виноваты!" А если кто-то просит: "Люди, остановитесь, посочувствуйте чужому горю",— его непременно спросят, какой "кровавый режим" он поддерживает: украинский, российский, израильский или палестинский. И просят четко, по-комсомольски, обозначить свою позицию.
И ведь каждая из сторон по-своему права, если рассуждать логически.
И в этом кроется самый большой обман. Потому что логичные рассуждения заставляют человека оправдывать убийство.
На войне никогда нет правых и виноватых. Украинские военные, погибшие в сбитом самолете, выполняли приказ, и никто не знает, о чем думали они сами, хотели ли они воевать. Их жены и дети, которые никогда не увидят своих мужей и отцов,— жертвы этой войны. Жители украинских городов, которые подвергаются артобстрелам с украинской стороны,— жертвы этой войны. И жертв становится все больше — война разрастается, втягивает в себя все новых участников. Россиянин, считающий, что должен помогать русским на Донбассе, бросает семью, дом, работу и едет, даже не зная наверняка, доберется ли до места назначения. Молодая женщина из Луганска оставляет ребенка с родителями и надевает военную форму, чтобы защищать родину от "бандеровцев". Украинский 20-летний солдат откуда-нибудь из-под Львова, который не знает, вернется домой живым или "грузом 200", идет защищать территориальную целостность своей родины, может быть, потому что уверен в своей правоте, а может, потому что выбора у него нет. Грузный прапорщик молится в роще под украинским городом Волноваха, а вокруг стреляют, и кто-то записывает все это на телефон, и страх, который испытывает этот человек, чувствуется по ту сторону экрана. Погибшие на Майдане. В одесском Доме профсоюзов. И сотни, тысячи жителей украинских городов, которые не знают, наступит ли для них завтрашний день. Они все — жертвы войны. Но и не только они. Границы войны расползаются, они уже далеко за пределами украинских городов, в которых погибают люди.
Война уже рядом с нами, вокруг нас, в нас — оправдывая ее итоги, защищая ту или иную сторону, мы уже воюем на этой войне. Доказывая кому-то в социальной сети с пеной у рта, кто прав, а кто виноват, мы не заметили, как сами стали ее жертвами. Мы думали, что на юго-востоке соседней страны повоюют, что-то отвоюют, о чем-то договорятся и все закончится. А мы понаблюдаем, порассуждаем, сделаем выводы и будем жить дальше. Но маховик уже запущен, остановить его все труднее и труднее. Война похожа на большое железное колесо, запущенное с высокой горы на маленький дом внизу. Колесо несется вниз, обрастая новыми смертями, и эта махина все тяжелее, и все больше нужно сил, чтобы остановить его, а остановить необходимо, потому что оно катится прямо на нас.
Сбитый "боинг" — это страшная картина того ужаса, который несет война, уже убивающая людей, не имеющих к ней никакого, даже самого отдаленного, отношения. Это как будто ответ на вопрос, имеем ли к ней отношение мы. Мы все — имеем. Каждый. Рано или поздно она может прийти к любому из нас. Когда в Москве к посольству Голландии москвичи положили цветы со словами "простите нас", в соцсетях это вызвало бурю эмоций. Одни говорили, зачем, мол, подставлять Россию, если не доказано еще, кто именно сбил "боинг". Другие — что молодцы, мол, признали, что Россия виновата. Даже в такой ситуации мы все были политиками. Обвинить, оправдать, а по большому счету — использовать эту трагедию, чтобы доказать кому-то свою правоту.
А важно только то, что какой-то москвич попросил прощения, независимо от причин. Потому что он жив, а те, кто летели в "боинге",— нет. И потому что мы все в ответе за этот мир.
То, что мировое сообщество, которое десятилетиями отрабатывало механизмы предотвращения конфликтов или их скорейших разрешений, сегодня ничего не может сделать, чтобы остановить войну, лично для меня откровение и огромная трагедия. Я теперь понимаю, что так было всегда, потому что на Ближнем Востоке конфликт не прекращается много лет. Потому что была страшная война в Югославии — уже когда мир выработал необходимые механизмы предотвращения, вмешательства и прекращения конфликтов. Войны в Ираке, Афганистане, Грузии, России — все это теперь для меня свидетельство того, что на самом деле человечество не очень-то старается предотвращать и прекращать. В войне может быть назван официальный виновный — Россия, Америка, Милошевич, Саддам Хусейн, Джохар Дудаев,— но часто это виновный для одной стороны, а для другой вовсе нет. Войну всегда используют для решения политических задач, или финансовых, или каких угодно, но только не ради справедливости.
Потому что там, где один человек берет в руки автомат, справедливость заканчивается.
На самом деле человек, сотворенный для жизни, не может оправдывать насильственную смерть. Люди сотворены с разумом и речью, чтобы в отличие от животных могли договариваться. Но человек придумал оружие, чтобы избежать этой необходимости. То есть стал животным — и даже хуже, потому что животное убивает ради выживания, а человек — ради власти, денег или идеи, которая никогда не есть истина в последней инстанции. И теперь, когда уже есть оружие, наш разум работает не для того, чтобы найти выход из конфликта, а чтобы навязывать свою волю. Чтобы оправдать зло с той или другой стороны. Но зло не бывает только с одной стороны. Если человек поднимает оружие, уже неважно, какие у него мотивы. Они могут быть благие, но рано или поздно он увидит себя на стороне зла. В одном современном фильме главный герой, священник, говорит об этом очень просто: "В Библии написано: "Не убий". И над этим словом нет "звездочки" и сноски внизу: что этот завет касается таких и таких ситуаций. Просто не убий — и все".
Я больше не обсуждаю войну и не спорю о том, кто виноват. Но я уже не могу быть вне этой войны. Я знаю, что тоже несу за нее ответственность. Потому что я молча смотрю, как умирают люди.
Мне кажется, что сейчас противопоставить злу мы можем только одно — добрую волю. Помогать беженцам и всем, кому нужна помощь. Деньгами, одеждой, молитвой — кто на что способен. Не смотреть телевизор, не дать использовать себя и свои эмоции в этой войне. Не биться в социальной сети, оскорбляя, унижая, убивая своим словом других людей. Не стать оружием в этой войне. Говорят, что пока добра больше, пока зло не достигло критической массы, мир не погибнет. Если он погибнет, то в этом будет виноват не кто-то, а каждый из нас, мы все.