Украина, Донецкая область, вооруженный конфликт между сепаратистами и правительственными войсками: «Страшно, пацаны»
Украина, Донецкая область: «Страшно, пацаны»
Трассу, соединяющую Дебальцево с Артемовском, еще недавно называли «дорогой жизни». Теперь это — скорее дорога смерти.
Силы «ДНР» подобрались вплотную к трассе Харьков—Ростов, связывающей Дебальцево с Артемовском. Уже в воскресенье днем за дорогу в районе деревни Логвиново развернулись бои. Из-за плотного огня спасатели прекратили эвакуацию из Дебальцево — по дороге уже не проехать. С одной стороны трассы в зоне видимости — сепаратисты, точно так же с другой — украинская армия. «Грады» и мины летают через дорогу, попадая то на нее, то на поле. И под этим ревущим потолком хотим проскочить мы. Как и другие отчаянные — с примотанными белыми тряпками к антеннам, на которые никакой «Град», конечно, глядеть не станет.
С едой и водой мы мчались в город, как и обещали местным в наш первый приезд. Нас ждали там несколько семей, старики, дети, девочка Лиза с пороком сердца, а на улице Ленина — оставленная в квартире собака Альфа, которую не успели забрать хозяева и теперь попытаемся забрать мы. Мы сказали, что обязательно приедем — и поехали.
На блокпостах военные только мотали головами, когда мы спрашивали про обстановку там, впереди. «Жопа», «Пацаны, страшно», «С богом, мужики!» — так сказали на крайнем блокпосту в Луганском, после которого трасса идет вверх по пригорку и простреливается с обеих сторон сепаратистами.
Водитель Марат, казах, прожил на Украине 20 лет, втопил педаль газа. По разбитой дороге и на 120 залетаем на пригорок. Впереди ползут два украинских Т-64 с флагами. Справа впереди успеваем заметить минометный расчет. Солдаты за обочиной вдруг падают на землю. А слева от нас метрах в 200 земляными фонтанчиками начинает взрываться поле. И взрывается ближе, ближе.
— Газу, Марат! Газу!
— Пригнулись! — орет Марат. — Проскочим!
— «Грады»!
— Проскочим!
Из-под каски я видел только, как Марат прижался подбородком к рулю, а на спидометре «Нексии» было что-то за 150. Мы молчали, хотя, может, лучше было бы проораться матом.
Проскочили.
Трассу, соединяющую Дебальцево с Артемовском, называют «дорогой жизни». По ней можно выбраться из обстреливаемого Дебальцева. Или, как в нашем случае, довести туда провизию для тех, кто уехать не может. Но теперь эта дорога жизни — скорее дорога смерти.
На всем нашем пути мы почти не встретили гражданский транспорт. Эвакуации больше не будет. Притом что после пятничного однодневного коридора, организованного ВСУ и «ДНР», в городе все еще остаются несколько тысяч человек. Тогда, в пятницу, удалось вывезти не больше тысячи. Около восьмисот человек выехали на автобусах МЧС в Артемовск, и полтора автобуса из 25 удалось заполнить на Донецк. По Дебальцеву тогда ездили две «Тойоты-приус» с голограммами «полиция ДНР», через громкоговорители людей призывали следовать к точке сбора. Но проследовали только 50 человек. В Донецке заявили о срыве эвакуации и обвинили украинских военных в том, что те не оповестили жителей. Интересно, как надо было уговаривать людей переехать из одной задницы в другую?
Мы подкатили к горсовету, где, как обычно в эти дни, люди ждут или хлеба, или эвакуации. Но сегодня не было ни того, ни другого.
***
Мэра Александра Папапиоанну, вышедшего в холл, обступают со всех сторон. Пытаемся втиснуться в толпу и задать пару вопросов.
— Все мне говорят: дайте, дайте, дайте… Когда будет хлеб, когда вода, когда пленка? Я им сказал: у меня ничего нет. Я такой же, как вы. Что придет, то и будем давать. Не придет — разойдемся. Все, теперь никто ничего не спрашивает.
— Так вы же мэр!
— Какой я мэр? Я секретарь горсовета! Была бы моя воля, взял бы чемоданы и уехал уже давно.
— А семья ваша где?
— Дома в подвале.
Спрашиваю, будут ли еще автобусы на эвакуацию.
— Не знаю, — говорит мэр-секретарь. — Теперь вы мне сами скажите, будут или нет?
— Должны быть, наверное.
— Ну вот и я точно так всем говорю — должны быть. Но сомневаюсь. Наверх поднялся, на крышу — связи нет, все, стоим ждем до 12, дальше расходимся по подвалам.
— А помощники у вас есть? — спрашиваю. — Волонтеры?
— Волонтеров нет никого, — сказал Папаиоанну. — Все только «дайте»!
— Вчера у нас убило семью — жену и мужа, — сообщила мэру какая-то старушка.
— Кого убило?
— Моисеевых.
— Знаю, — сказал Папаиоанну без эмоций. — Мне говорили.
От горсовета уходим в глубь Дебальцева быстрым шагом — сначала к девятиэтажкам на Емченко. По переулку с разрушенным до фундамента кирпичным домом, потом направо между гаражами и жилым домом по тропинке, она вся завалена битым стеклом, — и наконец выходим во двор. С трех сторон он окружен девятиэтажными многоквартирниками. Где-то рядом работает миномет, и эхо гулко отдает во дворе.
***
Здесь нас узнают не сразу, женщины кричат: «Опять все наврете, телевидение!» Но, разглядев наши пакеты, тут же стихают: «Так они у нас были, родненькие!» Я раздаю хлеб, а крупная женщина Света лет 45 спрашивает, не привезли ли свечей и консервов.
— А сигареты, сигареты, может, есть? — это Валера, ее муж.
Мы спускаемся в подвал. Грохот артиллерии слышно не так гулко. Высокий жилистый мужик сообщает, что сегодня у него день рождения.
— Именинник, итит его, — говорит Света. — А проставляться?
Николаю сегодня 50 лет. Вечером его будут поздравлять соседи по подвалу. Сосед Валера сходит за подарком — за бутылкой к самогонщикам, в паре кварталов отсюда они дают в долг. Но Николай и Валера уже подшофе и без подарка. На улице гремит артиллерия. Ира и Люба в телогрейках, обмотанных шалью, готовят на костре похлебку из пшенки. Николай, немного напрягшись на камеру, говорит, что самый лучший подарок для него был бы, конечно, мир.
— Мир сделать — это очень просто, — сказал Николай. — Путину надо щалбан прописать, чтобы успокоился.
— Кому-кому? — сказала Люба.
— Хоть он меня на десять лет старше, я тоже владею самбо, — продолжает Николай. — Щалбан ему сам бы поставил. Сам лично, один на один!
— Козел ты, что несешь! — сказала Люба.
— Мнение у меня такое!
— Ты какое право имеешь про президента так говорить, дурак! Они сейчас покажут по телевизору, а нам потом как жить?!
— Не кричи, Люба, — сказала Ира. — Кто все это развязал? Начальники это все развязали, верно Колька говорит: пусть уже заканчивают!
— Да Путин тута при чем?
— Да при том же, при чем и Порошенко!
— Нет, бабы, щалбан ему я бы поставил.
— Щалбан Порошенке иди ставить, а Путина не трогай, — не успокаивалась Люба.
Мы спустились в подвал сделать несколько снимков. В тесную комнатушку проскочила девочка Лиза. «А вы любите блины со сгущенкой?» — спросила она.
В подвале соседней пятиэтажки живут 8 человек. Подвал разбит на несколько отсеков, на земляных полах ковры, ставшие уже влажными. В самом крупном отсеке внутри горит свечка. Обитатели этого убежища оборудовали даже гостевую комнату для тех, кто не успевает добежать до своего подвала.
Семья Олега и Алины переехала в этот подвал из своего дома на Первой площадке (микрорайон Дебальцева). Их сын Богдан показывает, как обустроена комната. Пара кроватей, нераспакованые баулы с вещами. В углу буржуйка с выводом трубы на улицу через отверстие в основании пятиэтажки. Но огня внутри нет
— Что-то пока не получается, дым назад возвращается, — говорит Богдан. — Папа сказал, потому что печь влажная и холодная, вот и тяги нет.
— А еще у нас есть героически погибший мопед, — говорит Алина. — Мы на нем все вещи перевезли, а потом его осколками изрешетило.
Алина показывает старый черный «Днепр», его поставили в отдельный отсек подвала.
— Почему вы не уезжаете? — спрашиваю ее. — В Святогорске бесплатно расселяют в санатории.
— А потом что? У нас тут дом, мы двадцать лет в него столько вкладывали, имущество все, ремонт…
— У вас ребенок, — говорю. — Какое еще имущество.
Алина молчит.
— Плазма там, компьютер, техника, — говорит теперь Богдан.
— Да и крадут же все мародеры! — плачет Алина. — Сразу после обстрела лезут в дома!
— А мама, между прочим, фотограф, — заявляет Богдан. — У нее море фотоаппаратов, объективов. Вы знаете, что она у нас теперь единственный фотограф в Дебальцеве?
— Ну что ты такое говоришь.
— А я айкидо занимался до войны. Когда война закончится, сдам на сэнсэя экзамен. Буду сэнсэем!
Алина смеется. Я снова прошу их уехать. Алина опять молчит.
***
В старом трехэтажном доме на Ленина, 24А, идем за собакой Альфой. У подъезда — как и у любого другого в теперешнем Дебальцеве — на мангалах кипятится чайник, стоят кастрюли. На весь подъезд здесь осталась только пожилая интеллигентного вида пара — Валентин и Галина. Просят нас не снимать их лица, не называют даже своих отчеств.
— Дети узнают, что мы их обманываем, будут расстраиваться, а зачем? — сказал Валентин.
— Вы их обманываете?
— Ну как обманываем? Сказали, что эвакуировались, а сами же остались. Сами-то дети в Сибири живут. А мы вот сказали, что в Артемовск поехали, но остались.
— Но почему?!
— Да Галина Григорьевна же не хочет, — сказал Валентин.
— А Валентин Петрович, можно подумать, хочет? — сказала Галина.
— Да я и не знаю. Всю жизнь здесь прожили, зачем куда-то бежать, тут наш дом.
Где-то за горсоветом гулко бахнули пушки.
— Не хочу побираться, — отрезала Галина Григорьевна.
— И Альфа не хочет, так и живет в квартире, — сказал Валентин. — Только она даже в подвал выходить не хочет на ночь. Мы спускаемся, а она дома сидит. Альфа-Альфа, иди ко мне, красавица!
С верхнего лестничного пролета выглянула морда овчарки с прижатыми ушами.
— Иди к нам, девочка! — позвал Валентин.
Пытаемся подманить Альфу куском печенки. Но собака так и осталась на месте, беспокойно глядя то на нас, то на Валентина.
— Нет, не спустится. Передайте Аниным, что с ней все хорошо, мы позаботимся о собаке, — сказал он.
Отдаем старикам хлеб и гречку, Альфе — тот кусок печенки. Выходим на улицу. Валентин Петрович показывает остатки от прилетевшего в их двор снаряда из «Града». Раскуроченная болванка воткнута в землю у самого дома, у старого дуба рядом посечены ветки. «А вот такой осколок, — Валентин показывает кулак, — прилетел к нашей двери».
К обеду взаимные обстрелы учащаются, военные говорят, что дорога под огнем, но проскочить можно. Решаем проскочить: если не выехать до часу, можно застрять на сутки.
В районе Коммуны на трассе видим БМ-21 с флагами Украины. Залпов, кажется, еще не было, но орудие развернуто в сторону Логвинова. Слегка притормаживаем, чтобы в нас разглядели гражданских. Военные кивают — сейчас начнется. Поравнявшись с ними, снова топим в пол педаль. Есть буквально несколько минут, чтобы убраться из этого квадрата, пока его не накроет ответным огнем. Снова проезжаем минометную батарею. В Луганском слышим залпы. Но мы уже далеко.
Краматорск, временную столицу Донецкой области, обстреляли в 12.30 по местному времени. Из реактивной системы залпового огня был обстрелян аэродром, где располагается штаб Антитеррористической операции и жилые кварталы. В том числе снаряды залетели в центральную часть города на улицы Дворцовая, Парковая, Вознесенская.
В районе улицы Вознесенской в сквере у «Вечного огня» спецкор «Новой» обнаружил признаки кассетной начинки РСЗО — маленькие воронки в квадрате 100 на 100 метров. Судя по направлению вхождения болванок в землю, можно говорить, что запуск производился с южной стороны.
По данным департамента здравоохранения Донецкой обладминистрации, в результате обстрела Краматорска погибли 7 человек, ранены 26 человек.