Мария Берлинская, аэроразведчик украинской армии: «У меня нет понятия «мечта», есть понятие «задание»

Проект «Невидимый батальон» исследует роль женщин во время войны в Украине

«В руководстве всего сектора безопасности и обороны не наберется критического процента, который бы гарантировал реальные изменения в армии. Еще успешно работает советская система, выталкивающая из себя офицеров, которые хотят изменений и берут на себя реальную ответственность».

Марию Берлинскую впервые я увидела на политическом шоу — она говорила в глаза политикам то, что думают большинство украинцев.

Она — магистр истории, иудаистка, выпускница Могилянки. Еще во время учебы регулярно ездила на передовую как доброволец и основала волонтерский Центр поддержки аэроразведки, который обучает бойцов управлять беспилотными летательными аппаратами и поставляет на передовую беспилотники разного типа.

Она возглавляет и координирует проект «Невидимый батальон», в рамках которого впервые была исследована роль женщин во время войны в Украине, и, кроме того, находит возможность играть на гитаре, путешествовать, водить машину и пилотировать самолеты. А еще — коллекционирует видео с уличными музыкантами, которые собственноручно снимает там, где приходится бывать. Это все о Марии Берлинской — взбудоражившей украинское общество своей жесткой, откровенной речью в прямом эфире на политическом шоу «Право на власть». Эту речь потом посмотрели в Интернете совокупно более миллиона пользователей, и именно благодаря этому эфиру Центр поддержки аэроразведки получил от украинцев около 2 млн грн, на которые закупили новую разведывательную технику для наших военных на передовой.

Марию Берлинскую впервые я увидела именно на этом политическом шоу. Тогда меня поразили ее искренность и смелость. Она говорила в глаза политикам то, что думают большинство украинцев, но говорят лишь у себя на кухне.

Потом было мероприятие в Pizza Veterano под названием «Женщины о войне», организованное в рамках проекта «Невидимый батальон». Там я услышала прозу Марии. Она читала ее стоя, прямо с телефона. Это были несколько маленьких рассказов, которые, по ее словам, она писала для себя, в ящик. Они были о войне — очень простые, без хитроумных сюжетов, но невероятно эмоциональные. У присутствующих в глазах блестели слезы, не было сил даже аплодировать. А Мария стояла и просто смотрела куда-то сквозь толпу, будто видела души тех, о ком только что читала свои рассказы... Это было невероятно, ветеранская кафешка тогда зависла между двумя измерениями — войной и миром...

А лично мы познакомились лишь спустя несколько недель после этого мероприятия. Так что первое, о чем я спросила, — конечно, о «Невидимом батальоне».

Издание «Zn.ua»: — Мария, что вас побуждало поднимать вопросы гендерного равенства в армии, в частности на войне?

Мария Берлинская:  — Все довольно просто. На фронте я увидела, что зачастую женщины официально занимают одни должности, а функции выполняют совершенно другие. Бывает, что женщина оформлена швеей, а работает снайпером или штурмовиком. Я сталкивалась с этой проблемой по линии фронта в разных частях, и мне стало интересно — почему. Таким образом, я загорелась идеей выяснить, как все на самом деле. Собрала команду, и мы впервые провели социологическое исследование этого вопроса. Параллельно создали большой фотопроект — полсотни портретов женщин, прошедших войну. Все это реализовали при содействии Украинского женского фонда и представительства ООН «Женщины в Украине». Это исследование переведено на английский язык, его можно найти в обеих версиях в сети.

Мы были поражены масштабами проблемы. Фактически наша армия сегодня ориентируется на еще советские нормативные документы. С этим вопросом я начала обращаться на разных мероприятиях к руководителям Минобороны, но мне отвечали, что это не женское дело. Или, как кулуарно пошутил один из руководителей Генштаба, женщина в армии не может быть полковником, а только подполковником. Советские шутки такие. И, собственно, это меня сильно раздраконило. Потому что люди, которые так говорили, даже не нюхали войны, они не знают, что такое страх и что такое терять, но позволяют себе такие вещи. К тому же они считают, что могут сознательным гражданам женского пола регламентировать право защищать Родину. Причем если допускают к этому делу, то лишь на должностях поварих, швей, уборщиц...

На тот момент я добрых года два видела, как служат женщины. Понятно, что все зависит от человека, все индивидуально, но те, которые воюют, делают это очень мощно. В анкете «Невидимого батальона» был вопрос «Сколько вы планируете оставаться на передовой?» В опросе принимали участие мужчины и женщины. Почти все мужчины сказали: до мобилизации или до окончания контракта, — а женщины практически, стопроцентно ответили: до победы.

Таким образом, я поставила цель донести до общества информацию о наших девушках на фронте. Были многочисленные интервью и эфиры, я привлекала к процессу распространения информации международные общественные организации, народных депутатов. Это все создало такое давление, что министр обороны был вынужден впервые в украинской истории подписать приказ, существенно расширивший список должностей для женщин. Это 63 позиции для всех должностей сержантского, солдатского и старшинского состава. Однако в этом списке две трети должностей для женщин закрыты. Отдельный вопрос — должности для офицерского состава. Там тоже есть необоснованные ограничения, частично закрытые некоторые специальности в военном образовании. Касательно женщин есть и возрастные ограничения: подписание контракта возможно только до 40 лет, зато мужчины могут стать контрактниками в 60.

Кроме того, мы решили снять полнометражный документальный фильм об участии наших женщин в войне. Это шесть живых историй, которые мы покажем как есть: правдиво, без купюр, без приукрашивания и цензуры. К сожалению, сегодня в информационных войнах мы проигрываем. Так что хотим показать миру правду и напомнить, что у нас идет война. Кроме того, проект призван разрушить гендерную стену в секторе безопасности и обороны — должен быть только прозрачный профессиональный отбор. Именно так практикуется в сильнейших армиях мира.

Кинопроект воплощает в жизнь Институт гендерных программ при поддержке агентства США по международному развитию через проект USAID «У-Медиа», который реализует Интерньюс Нетворк. Премьера фильма состоится в октябре.

— Маша, но есть и другая сторона «Невидимого батальона». После приказа, которым расширен перечень доступных для женщин военных должностей, в некоторых частях, дислоцированных на мирной территории, появились девушки-снайперы, перебирающие бумаги в канцеляриях. Офицеры-мужчины шутят, что эти красотки не то что не стреляли — даже автомат в руках не держали. Зато эти женщины получают соответствующую зарплату, а если повезет — и статус УБД оформляют. Государство тратит на них немалые средства. Но настоящая беда может случиться тогда, когда воинской части, где проходят службу такие вот «спецы», прикажут занять боевые позиции и принять бой. О какой боеспособности такой части можно говорить?

— Бесспорно, бывает и такое. Это называется злоупотреблением. Ответственность за такие назначения, очевидно, должны нести командиры. Надо разбираться в каждом частном случае, как эти женщины попали в армию и почему не занимаются своими профессиональными обязанностями. Думаю, без коррупционной составляющей здесь не обходится. Еще раз подчеркиваю: приказ о расширении должностей правильный. Но проблема — в злоупотреблениях, пола не имеющих, так же по знакомству пристраивают и парней.

— Как, по вашему, можно это предотвратить?

— Так же, как мы должны предотвращать ситуации, когда девушка приходит служить и сразу идет в декретный отпуск. Конечно, мы не можем запретить женщинам рожать, но это вопрос выбора: либо ты служишь несколько лет и только тогда идешь в декрет, либо идешь в декрет, а потом приходишь на службу. Потому что государство теряет на таких назначениях, а женщина получает средства, растет в звании, потом рожает второго ребенка, третьего и, почти не проходя службы, идет на пенсию подполковником.

— Как с этим бороться?

— Здесь вопрос не в том, чтобы просто закрыть перед женщинами эти двери. Наверное, должно быть очень строгое наказание. И это касается не только женщин, но и мужчин. За злоупотребления, расхищение, преступные приказы (независимо от того, какого пола военнослужащий их отдает), должно быть наказание: от дисциплинарного до уголовного. Только так можно навести порядок. Сегодня о профессиональной армии речь пока что вообще не идет.

— Маша, расскажите, пожалуйста, о Центре поддержки аэроразведки. Как молодая женщина, историк-иудаист, начала заниматься беспилотниками?

— Все просто. Началась война, страна захлебывалась кровью. Когда я поехала на фронт в сентябре 2014-го, поняла, что ситуация с аэроразведкой в Украине катастрофическая. Людей бросили на передовую без ничего, абсолютно слепыми, под вражескую артиллерию. Я начала об этом говорить публично.

— Чтобы руководить беспилотником, надо быть профессионалом. А вы как научились этому?

— Я и сейчас учусь — это ведь очень динамичная профессия. Сначала прошла многодневные курсы управления простейшим беспилотником. Потом поехала на фронт, поработала — и поняла, что не хватает знаний. В Киеве нашелся инструктор, который согласился меня учить. Это Дмитрий Старостин — инженер, авиамоделист, мастер спорта. Потом начала управлять беспилотными самолетами. Со временем поняла, что надо создавать Центр поддержки аэроразведки. Постепенно аккумулировала человеческие ресурсы. Работала с инструкторами, инженерами, координаторами. Было содействие руководства Киево-Могилянской академии. С миру по нитке стали закупать технику.

— Ваш центр сотрудничает с Минобороны, СБУ?

— Нет, мы работаем с подразделениями на передовой непосредственно. За это время наш центр подготовил более двухсот специалистов. Командиры воинских частей пишут запросы на получение оборудования и обучение, и мы над этим работаем. Раньше мы организовывали даже бесплатное проживание и питание людей, приезжавших в Киев учиться управлять беспилотниками, теперь — только бесплатное обучение. Хотя, если сравнить, в Латвии или Польше подготовка такого специалиста стоит, минимум, несколько тысяч евро. Наше самое большое достижение — мы даем солдатам возможность видеть, значит, они возвращаются с фронта живыми.

— Аэроразведка — это стратегическая сфера. Наверное, в будущем без сотрудничества с Минобороны не обойтись?

— Действительно, это стратегическая сфера. И это не только обучение. Это вопрос оснащения и производства, вопрос консультации, сбора, анализа информации, взаимодействия с другими родами войск. Аэроразведка — глаза наших военных. Самолет предназначен, в частности, для глубинной разведки, коптер лучше подходит для корректирования огня. Я считаю, что коптер должен быть повсюду на передовой, хотя бы на уровне роты. Самолеты должны быть в каждом батальоне. Всю развединформацию следует оперативно собирать и подавать в штаб для быстрого принятия решения по тому или иному участку. У меня сейчас лежит кипа запросов от комбатов на получение беспилотников по моему проекту «Око небесное», они просят привезти хотя бы простейший китайский «Фантом». На самом деле такая техника предназначена для красивой панорамной съемки пейзажей, а не для фронта. Однако даже «Фантомы» выручают. Сейчас если на фронте есть хотя бы 10% необходимого оборудования для аэроразведки — уже хорошо. В государстве за эту проблему не отвечает никто. Минобороны и Генштаб кивают друг на друга. В руководстве всего сектора безопасности и обороны не наберется критического процента, который бы гарантировал реальные изменения в армии. Еще успешно работает советская система, выталкивающая из себя офицеров, которые хотят изменений и берут на себя реальную ответственность.

— В каком режиме сегодня работает Центр поддержки аэроразведки?

— Вообще за время работы центр собрал более 2 млн грн, которые пошли на закупку беспилотников и специального оборудования для них. Я состою в переписке с бизнесменами в Фейсбуке, с представителями украинской диаспоры за рубежом, например Евромайдан—Лондон, которые все время нам финансово помогали. Развожу беспилотники по военным частям, обучаю личный состав с ними работать. Солдаты овладевают управлением коптерами очень быстро, буквально за несколько часов. Потому что знают: сегодня они внимательно послушают, получат дрон, а завтра это спасет им и их побратимам жизнь и здоровье. Кроме того, сама с ними «летаю», корректирую огонь, работаю с артиллеристами и разведчиками. На самом деле разведчиков очень мало, и есть много работы. Я работала своим беспилотным самолетом полтора года, но его сбили в 2016-м над Авдеевской промкой. Даже попал в российские и донецкие новости. Сейчас мне комплектуют другой самолет, а пока что «летаю» дроном.

— Маша, вы берете на себя серьезную сверхответственность и периодически едете на войну заниматься аэроразведкой. Как оно — с такой-то ношей?

— Люди думают, что для поездки на фронт нужны героизм или смелость. Я ехала не за героизмом, я делаю это потому, что не могу иначе. Просто летом 2014-го, когда добровольцы закрывали собой фронт, стало стыдно сидеть в Киеве. Если честно, я не хотела ехать, мне было страшно. Взрослый человек обычно ценит жизнь. Я хорошо осознаю, на что иду. Понимаю, что могу не вернуться, и самое худшее — могу вернуться калекой. Но еду, потому что не могу иначе. Я люблю быть рядом со своими.

— Что вы думаете об обесценивании статуса участника боевых действий? Часто его получают люди, очень опосредованно причастные к военным действиям.

— Я не имею этого статуса.

— Это неправильно, что добровольцы, люди, которые первыми взяли в руки оружие и пошли защищать страну, не могут получить этот статус. Зато государство расходует безумные средства на льготы и выплаты людям, которые ездили в прифронтовые города в непродолжительные командировки.

— Я не задумывалась над этим вопросом. У меня нет этого статуса, поскольку не подписывала официальный контракт. Можно это доказывать через суд, приводить свидетелей, и т.п. Но у меня сейчас нет на это времени. Притом мне действительно известно о такой несправедливости. Беркутовцы и милиция, стоявшие на Майдане против народа, имеют статус УБД, зато добровольцы, защищающие страну, — нет. Ничего нового в этой истории. Всегда будут подонки, которые пользуются общей народной бедой.

— Маша, многие аналитики утверждают, что армия со времени начала войны изменилась к лучшему. Как вы думаете, это так?

— Понятно, что такой страшной ситуации полной неготовности воевать, как в 2014 г., сейчас нет. Но за счет чего изменилась армия? Очевидно, не благодаря тем, кто все это время ходил в генеральских погонах. Она изменилась за счет тех, кто пришел в ВСУ с войной, под общественным давлением и контролем. К армии сегодня прикован внимательный взгляд общества. Однако я знаю, что процветают откаты, злоупотребления, гигантские коррупционные схемы. Людей, которые этим занимаются, не останавливает то, что они наживаются на крови. Их не останавливают гектары безымянных могил. Чтобы что-то изменилось, нужно время. Но это время не следует просто тратить, нужно работать.

— В одном из интервью в начале войны вы говорили: то, что происходит в стране, является толчком к самоидентификации украинцев, к пробуждению нашей нации. Сегодня, когда счет погибшим пошел на тысячи, что вы думаете о войне?

— Конечно, лучше бы войны не было. Но поскольку судьба рассудила иначе, война стала рентгеном для нашей страны. В обществе проявились скрытые настроения и стремления, очень ярко засветились политики. Все стало абсолютно понятно. Сегодня нет никаких иллюзий. Кроме того, лично для себя я поняла, что должна рассчитывать только на собственные силы и на силы таких же людей, как я. Так было на Майдане, так есть и на войне. Свой за своего. Меня не оставляет ощущение, что мы сегодня балансируем над пропастью. Идет борьба не только за территорию, но и за смысл, за направление развития нашей страны. После того, как эта борьба начала забирать жизни наших лучших людей, она стала серьезной, как никогда до того в современной украинской истории. И мы все уже слишком много потеряли, чтобы предать память погибших и просто опустить руки.

— Маша, в вашей знаменитой резкой речи в прямом эфире политического шоу «Право на власть» вы сказали в глаза политикам то, о чем думают большинство украинцев. Не страшно было?

— А почему я должна бояться? Пусть они боятся. Я знаю, что под влиянием страха происходят самые скверные вещи. Страх сковывает, создает условия для узурпации власти, для массовых убийств. Вспомним историю Северной Кореи. У этой истории одно начало — страх. Северная и Южная Корея — это же одно общество, но пошли они разными путями, потому что одним стало страшно, а другим — нет. Так же на Майдане. Люди по ту сторону хотели манипулировать нами через страх, они отстреливали беззащитных людей. И если бы мы тогда отступили, страх бы в этой стране победил. Не надо бояться. Иначе не успеем оглянуться, как окажемся в рабстве — прежде всего собственного страха. Сверхважно быть смелыми.

— Я была поражена, когда девушки из " Невидимого батальона«, которые еще воюют, открыли свои лица. Абсолютно бесстрашно. Это же опасно!

— Российской агентуры вокруг действительно хватает. Сугубо моя позиция — мое лицо уже давно есть на их сайтах и в их расстрельных списках. Помню, кто-то еще в 2014-м слил россиянам штатку «Айдара», где есть фамилии, паспортные данные, телефоны, адреса. Так что нам отступать некуда, бояться нет смысла. Если каким-то образом, не дай Бог, попадешь в плен, разумеется, пощады не будет. По законам Лугандонии, я, наверное, заслуживаю, по меньшей мере, десяти расстрелов. Так что одним интервью больше, одним меньше...

Я решила не прятаться, и девушки тоже. Страх — это рак, который пускает метастазы. Он, как паук, запутывает в паутину все общество, парализует его. Все начинается с мелочей: промолчать лишний раз, не натыкаться на опасность. И постепенно общество приходит к тому, что на площадях жгут книги, что боятся соседа, который на тебя настучит, черных воронков, концлагерей, массовых расстрелов. И все это — из маленького страха.

— Маша, о чем вы мечтаете?

— У меня нет понятия «мечта», есть понятие «задание». Хочу, чтобы в Украине кончилась война и страна вошла в топ успешных мощных государств мира. Думаю, мы этого стоим. А для себя хочу, когда закончится война, взять тайм-аут и получить еще одно образование за рубежом. Чтобы привезти в Украину новые знания.