О самых уязвимых местах российской экономики
«Внутренние резервы страны исчерпаемы»
Палитру экономических прогнозов развития России пополнило исследование «2018: Не говори гоп, пока не перепрыгнешь» одного из бизнес-гуру ЕС, советника премьера Франции по внешней торговле Людовика Субрана, презентованное недавно в московском Ritz-Carlton. «Огонек» поговорил с автором о страновых рисках.
«Огонек»: — Вы назвали свое исследование «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Вы к кому обращались — к инвесторам, намеревающимся вкладывать в Россию, или к главе Минэкономразвития, пообещавшему недавно россиянам «длительный экономический рост»?
Людовик Субран: — Думаю, что слова министра — скорее, пожелания. Однако его оптимизм легко объясним: когда от отрицательных чисел переходишь даже в малый плюс, это всегда повышает настроение. Рост есть, но он крайне невысок — по нашим расчетам, 1,5 процента ВВП, и увеличение этой цифры ограничено рядом структурных причин, не всегда зависящих от российских властей. На первом месте тут санкции и не восстановившееся до сих пор доверие Запада к торговле с Россией. Есть и внутренние причины. Например, тот факт, что политика импортозамещения уже изжила себя: плюсы от ее введения были получены в самом начале, а теперь, по мере того как она продолжается, будет расти ущерб от падения уровня производительности и конкуренции. Да и деловая среда в стране не улучшилась за эти годы.
— Так все же: к кому вы обращались?
— К Орешкину тоже. Поэтому и убеждаю инвесторов, поглядывающих с интересом на российский рынок как на место для возможного проведения выгодных спекулятивных сделок, проявлять осторожность даже при самых оптимистичных прогнозах.
— Неужто остались спекулянты, кто еще не в России? Было ощущение, что все уже давно тут — с 2014-го...
— Скажу иначе: для российских властей сегодня актуален вопрос, какая часть из таких спекулятивных денег преобразуется в долгосрочные прямые инвестиции. Как перевести краткосрочную привлекательность в долгосрочную?
— А такое бывает? Спекулятивный капитал становится долгосрочными инвестициями?
— Есть определенные основания полагать, что часть спекулятивных инвесторов, наблюдая укрепление рубля и контролируемую инфляцию, могут задержаться на рынке. Впрочем, не обязательно, что это будут те же самые люди и деньги. Я имею в виду не принадлежность капитала, а его объемы. То есть объем инвестиций сохранится, даже если произойдет частичное перераспределение средств: спекулятивные выйдут, а на их место зайдут долгосрочные инвестиции. Схема чем-то напоминает сообщающиеся сосуды...
— Каковы условия такого замещения?
— В конечном счете все сводится к созданию справедливых условий для бизнеса, желающего вкладывать свои средства в Россию. Бизнес пуглив, и его может остановить, например, негативная оценка ситуации в стране. Значит, нужно сделать так, чтобы выгода пересилила такую первичную реакцию, а кроме того, предоставить западным инвесторам информацию о рынке. Информацию, которой они поверят. Наша команда, по-моему, демонстрирует как раз такой реалистичный взгляд на ситуацию. Мы приводим к балансу мифы о России и реальности ее рынка.
— И как выглядит баланс?
— В российской экономике есть сегодня хорошее, плохое и безобразное.
— Давайте о последнем...
— Самые уязвимые места в российской экономике — это ситуация в банковском секторе и неплатежи. С последними Euler Hermes сталкивается ежедневно. Мы даже разработали собственный индекс неплатежеспособности экспортеров (IDEX). По нему российские показатели, кстати, снизятся в 2018 году на 3 процента (что хорошо). Пока же нам приходится производить расчеты со страхователями, не получившими свои деньги (в кризис 2014-2015 годов Euler Hermes выплатила 31 млн евро), а потом пытаться вернуть свое с должников. Что сложно: нынешняя версия закона о банкротстве — серьезное препятствие на этом пути. Зная это, понимаешь, почему объемы страхования, например, в Турции и Китае у нас значительно больше, чем в России. Притом что процент неплатежей там больший, долги легче взыскивать. С другой стороны, в России сокращается число банкротств, тогда как во всем мире этот показатель растет. Кстати, каждое четвертое банкротство в мире связано с задержками оплаты поставщикам: 25 процентов компаний вынуждены ждать денег в среднем 88 дней за отгруженные товары или оказанные услуги. В среднем по миру этот показатель составляет 64 дня. В России — 58 дней, в Германии и Великобритании — 53 дня, в Норвегии — 56, в Бразилии — 61 день.
— Хотелось бы с вашей помощью оценить страновые риски России. Каковы они?
— Мы поставили России оценку «С4», опираясь на данные по неплатежам внутри страны. Наша методика отличается от S&P (Standard & Poor's.— "О") и Moody's, которые дают оценку по суверенным транзакциям. Буква в нашей классификации — показатель макромодели и бизнес-среды: то, что у России «С», означает, что оба этих параметра находятся на весьма среднем уровне. И, скорее всего, останутся на нем, пока не повысится прозрачность расчетов и платежеспособность компаний. Должен отметить, что в России существуют определенные структурные ограничения, позволяющие добиваться успеха на рынке только крупным игрокам, тогда как возможности для роста мелких и средних компаний почти нулевые.
— А что значит «четверка»?
— Цифра в рейтинге — это общее состояние экономики: «4» говорит о том, что Россия находилась в кризисе. И в отличие от буквы, цифра может смениться уже в ближайший квартал, став «тройкой».
— Кризис отступил?
— Мы прогнозируем рост российской экономики — незначительный, но все же рост. Драйверами в этом случае выступят внутрироссийские факторы на фоне увеличения объемов кредитования, смягчения денежно-кредитной политики, роста доверия со стороны потребителей и бизнеса. Да и санкции оказывают все меньшее влияние на приток иностранных инвестиций в Россию, что и объясняет в конечном счете рост российского ВВП. По нашим прогнозам, в будущем году вырастет цена на нефть — до 56 долларов за баррель марки Brent. Показатель крайне важный для российской экономики, к тому же влияющий на курс рубля, который в этом случае еще укрепится, да и экспорт вырастет — на 26 млрд долларов. Словом, ситуация в российской экономике стала выправляться и все выглядит уж точно лучше, чем в разгар кризиса — в 2014 году. Для страны, находящейся уже не первый год под санкциями, это поразительный результат.
— Как вы его объясняете?
— С одной стороны, сыграла роль устойчивость экономической системы. Ведь Россия переживает не первый кризис в своей новейшей истории: вспомнить хотя бы начало ельцинского правления, 1998-й, кризис 2008-2009 годов... Как говорится, видели, плавали, знаем. С другой стороны, сказывается и решительная политика властей. Это удивляет, по крайней мере, нас, иностранцев. Особенно то, что происходит в банковском секторе.
— Что больше: закрытие банков или их господдержка?
— И то, и другое. В моей стране после 2009 года власть наотрез отказалась впредь поддерживать банки, потому что пришлось заплатить за это слишком высокую цену. Но в России власти явно готовы платить и платить. А политика импортозамещения...
— Что с ней не так? Хорошая же идея.
— Безусловно. Несмотря на враждебное международное окружение, а скорее, благодаря ему России и удалось самостоятельно встать на ноги. Но значит ли это, что здешним властям надо и дальше двигаться по этому пути? N-Y-E-T! Произошла смена фазы: кризис сменился выходом из него, но этот момент как раз и не учитывается. Так уж получается, что российские власти и экономика хорошо показывают себя в первом случае, но теряют свои гиперспособности кризис-менеджеров в период роста экономики. Как только картинка из черно-белой становится если не цветной, то, по крайней мере, в ней появляются разного рода оттенки, проблемы начинаются множиться. Крайне сложно вписать мобилизационную экономику в окружающее международное пространство.
— Выходит, России не нужна отмена санкций? Чем хуже, тем лучше?
— За годы санкций россияне научились изыскивать внутренние резервы. Проблема тут одна: эти резервы исчерпаемы. В любой закрытой системе есть пределы того, что та или иная страна может сделать самостоятельно. Да, в режиме закрытой экономики Россия показала себя неплохо в кризис, но сейчас антураж сменился и возник риск, которого вчера еще не было — длительного пребывания на одном уровне — в районе «нуля». Рост в такой ситуации просто невозможен за счет собственных ресурсов, требуются новые экспортные возможности и, что еще важнее, импорт инноваций и лучших практик. То есть дыры в экономике тут худо-бедно залатали, но, для того чтобы стать успешными, нужен обмен технологиями, а Россия из этого мейнстрима исключена из-за санкций. Даже Китай с его почти 2 млрд жителей столкнулся с таким негативом закрытой системы и активно работает по исправлению ситуации.
— А что будет, если санкции не только не снимут, а усилят?
— Хорошая новость в том, что Россия — не единственная страна, которую Дональд Трамп занес в свой черный список. Если повезет, он быстро переведет внимание с России на Китай, КНДР, Иран «и далее по списку». Я думаю, что ему не хватит настойчивости продолжать бороться с Россией. Так что весь вопрос в том, как поведет себя Европа.
— И как?
— У меня ощущение, что Франция и Германия относятся к России куда теплее, чем о ней отзываются в Вашингтоне. Согласен: у ЕС пока нет сил выступить в отношении России иначе, чем США, но ситуация меняется...
— У страновых рисков есть две составляющие: экономика и политика. Про экономику вы сказали, а что с политическим фактором? Тут вы видите риски?
— С точки зрения политической составляющей есть хорошие моменты. Это преемственность курса и твердость в принятии и проведении решений. Но есть и рискованные: ограничение влияния бизнес-сектора, сосредоточение львиной доли богатств в тех компаниях, которые связаны с приватизацией 90-х годов. В обсуждении нуждаются вопросы налогообложения, децентрализации, проблем банковского сектора.
— Рискну предположить, что при взгляде на политическую перспективу иностранные инвесторы не слишком теряются?
— Да, Путин — понятный для них «игрок». Именно поэтому мало кто из иностранных инвесторов сегодня в принципе вникает в детали программ других возможных кандидатов в президенты России.
— Кстати, что вы по долгу службы говорите инвесторам, желающим вложить средства в Россию?
— Будьте объективны, старайтесь так же подробно изучать особенности России, как вы это делали бы с Китаем. Россия — не менее сложная страна.
— По сравнению со временами вашей службы в Минфине Франции стал ли российский рынок более рискованным?
— Да, несомненно.
***
Наша справка: Людовик Субран — директор департамента макроэкономических исследований холдинга Allianz, главный экономист одного из лидеров в области кредитного страхования Euler Hermes. До прихода в группу занимал ответственные посты в Минфине Франции, ООН и Всемирном банке. При его непосредственном участии были разработаны экономические стратегии 30 стран. Входит в топ-100 лидеров французской экономики (по версии Le Figaro), является советником премьера Франции по внешней торговле.
***
Цифры: Догнать Америку
Темпы роста российского ВВП приближаются к американским
Страны Рост ВВП (в %)
2015 2016 2017 2018
(прогноз/ пересмотр)
Китай 6,9 6,7 6,7/6,7 6,3/6,3
Турция 6,1 2,9 5,2/1,5 3,5/0,5
США 2,9 1,5 2,0/-0,2 2,2/-0,1
Бразилия -3,8 -3,6 0,8/0,2 2,0/0,1
Германия 1,5 1,8 2,2/0,3 2,0/0,3
Россия -2,8 -0,2 1,5/0,2 1,9/0,3
Франция 1,0 1,1 1,7/0,2 1,7/0,2
Источник: исследование Людовика Субрана "2018: Don't say hop, until you jumped over" ("Не говори гоп, пока не перепрыгнешь").
Детали: Секторы риска
На 4-м году импортозамещения производства с высокой добавленной стоимостью прибавили в несостоятельности.
В зоне высокого риска (неизбежный или уже выявленный кризис): автопроизводство, автозапчасти, оснащение домашнего хозяйства, текстиль.
Средний риск (неблагоприятный прогноз, структурная слабость): строительство, транспорт, электроника (с 2016-го), розничная торговля (2017), IT-сервисы, компьютеры и телекоммуникации.
Низкий риск (возможное снижение): продукты питания, химпром, фармакология, металлургия, машиностроение, транспортное оборудование, энергетика и бумажное производство.
Ненормальная "нормальность"
Три сценария развития экономики в России в 2018 году
Сценарий роста (10% вероятности)
Условия: восстановление цены на нефть на длительный период и (или) снятие санкций.
В этом случае при подъеме цены на нефть марки Brent на каждые 10 долларов за баррель ВВП будет прибавлять по 0,5%.
Если будут отменены санкции, ВВП может подняться более чем на 0,3% в ближайшие 12 месяцев.
Введение ограничения на движение капитала и валют не потребуется.
Страновой дефолт не состоится в 2017-2018 годах.
Сценарий "Новая нормальность" (75% вероятности)
Условия: цена на нефть сохраняется на отметке 52 доллара за баррель в 2017 году и поднимается до 56 долларов в 2018-м, санкции остаются на 2017-2018 годы, изоляция продолжается, импортозамещение, налоговые стимулы для отдельных отраслей (оборона).
В этом случае ВВП будет расти 1,5% в 2017 году и 1,9% в 2018-м, как и банкротства — +8% в 2017-м, но -5% в 2018-м.
Принудительная продажа рубля компаниями и контроль над притоком иностранных инвестиций (компенсация санкциям).
Суверенный дефолт в 2017-2018 годах не предполагается: валютные резервы будут стабильны и вырастут по сравнению с 1998 годом.
Сценарий ухудшения ситуации (15% вероятности)
Условия: понижение цены на нефть и серьезное ужесточение санкций (например, ограничения на платежи по системе SWIFT).
Каждое понижение цены на нефть на 10 долларов за баррель будет приводить к снижению ВВП на 0,5%.
Если санкции будут значительно усилены, экономика скатится в рецессию.
Но страновой дефолт не ожидается даже и в этом случае, а валютные резервы даже возрастут по сравнению с 1998 годом.
Источник: исследование Людовика Субрана "2018: Don't say hop, until you jumped over" ("Не говори гоп, пока не перепрыгнешь").