«Враги народа» и повышение пенсионного возраста в России

Information
[-]

Как устроен рынок труда в России

«Новая газета»:Экспертное сообщество практически единогласно выступило с критикой предложенного правительством сценария повышения пенсионного возраста, заявив, что ничего общего с комплексной пенсионной реформой он не имеет. Какова ваша позиция?

Владимир Гимпельсон: -  Я тоже считаю, что это не реформа. Пенсионная система — довольно сложная штука. Она заключается не только в определении того, в каком возрасте люди выходят на пенсию, но и в том, как собираются, накапливаются и распределяются пенсионные платежи. То, о чем сейчас говорят в правительстве, — это только очень маленькая часть этой системы. При этом я считаю, что пенсионный возраст надо повышать. Как именно это делать — другой вопрос.

Власти долго били себя в грудь и говорили, что пока они занимают свои посты, этого никогда не случится. У людей сложилось абсолютно четкое убеждение, что про повышение пенсионного возраста может говорить только «враг народа». Однажды они проснулись и выяснили, что окружены как раз такими «врагами». Но если вы хотите повысить пенсионный возраст, то должны людям сначала объяснить, зачем это нужно и почему альтернативы этому нет, иначе у них возникает ощущение когнитивного диссонанса.

Во-вторых, если вы проводите реформы, которые затрагивают основы экономической жизни страны, надо говорить и о том, как работает пенсионная система в целом, а не только о пенсионном возрасте. Сейчас абсолютно не ясно, что будет со всеми остальными ее элементами. Вице-премьер Татьяна Голикова сказала о том, что нужно отказаться от балльной системы, но как устроена эта балльная система — никто до сих пор не понимает. Люди, которые вошли в пенсионный возраст и уже получают пенсию, не могут объяснить ее размер. Совершенно разные трудовые истории с точки зрения стажа и заработков в итоге дают практически одинаковые суммы выплат. Но все это властями не обсуждается, речь идет только о повышении возраста выхода на пенсию. Основным драйвером здесь является примитивный фискальный интерес — стремление сократить трансферт в Пенсионный фонд из федерального бюджета.

Поэтому у людей и доминирует представление о том, что власти просто в очередной раз хотят вынуть деньги из нашего кармана.

— Есть две противоположные точки зрения на то, как повышение пенсионного возраста скажется на рынке труда. Одни считают, что неизбежно вырастет безработица, поскольку российская экономика не сможет создать новые рабочие места для тех людей, которым теперь придется дольше работать. Другие говорят, что негативный эффект будет смягчен за счет естественной убыли трудоспособного населения, которая создает дефицит на российском рынке труда. Какое из объяснений верное?

— Меня не убеждает ни то, ни другое. Сегодня очень многие российские пенсионеры продолжают работать. Уровень занятости людей в пенсионном возрасте у нас не намного ниже, чем в среднем в странах Организации экономического сотрудничества и развития, где пенсионный возраст гораздо выше. А некоторые люди, наоборот, перестают работать уже в предпенсионном возрасте по самым разным причинам — по здоровью или просто не хотят работать, имея достаточные личные сбережения. Обстоятельства разные, но смысл в том, что не все люди в трудоспособном возрасте находятся на рынке труда, а многие достигшие пенсионного возраста, наоборот, работают. Отсюда следует, что большого притока на рынок труда после повышения пенсионного возраста быть не может. Те, кто хочет работать, уже делают это.

Молодых работников в перспективе будет становиться все меньше, но люди пожилого возраста не смогут их заменить — эти группы заняты в разных профессиях и обладают разными возможностями.

Есть секторы экономики, в которых доля возрастных работников относительно выше: это образование, здравоохранение и сельское хозяйство.

Демографические сдвиги, которые практически предопределены, ведут к тому, что общая численность занятых в нашей экономике к 2030 году может сократиться примерно на 8% по сравнению с 2015-м, а численность занятых в возрасте до 40 лет — на все 20–25%. Вот это будет реальный шок.

Обсуждаемые пенсионные изменения затрагивают старшие группы, но никак не влияют на численность младших. А это самые активные и высококвалифицированные люди со свежим образованием. Предпринимательство, инновации, новые технологии — для этого нужны молодые. Это уже проблема всей экономики, а не только пенсионной системы.

Но кроме проблемы собственно занятости пожилых есть проблема доходов. Люди в предпенсионном возрасте ожидают, что при наступлении пенсионного возраста к их доходам добавится пенсия. Средняя зарплата по экономике сейчас под 40 тысяч рублей, а средняя пенсия — около 12 тысяч, а это существенная прибавка. Многие работающие пенсионеры именно благодаря этой прибавке вылезают из бедности. Повышение пенсионного возраста означает, что правительство вытаскивает у них из карманов дополнительные пенсионные деньги. И это, конечно, может быть серьезным фактором недовольства.

— Даже если конкуренция на рынке труда в результате повышения пенсионного возраста радикально не увеличится, то усилится поляризация рабочих мест: пожилые люди будут вынуждены занимать самые низкооплачиваемые должности, поскольку им не будет хватать компетенций для всего остального.

— Это так, но процесс поляризации происходит и сегодня. Если мы посмотрим на профиль заработков по возрасту, то увидим, что в развитых странах он монотонно возрастает: чем старше человек, тем выше его заработок. Сначала рост быстрый, потом он замедляется, но максимум достигается в предпенсионном периоде.

У нас же ситуация радикально другая: пик достигается рано — еще до 40 лет, а потом заработки снижаются. Конечно, не у всех, но средняя тенденция такова. И в будущем она действительно может усилиться — пенсионеров станет больше, а молодежи — меньше.

— Даже люди с высшим образованием начинают терять в доходе после 40 лет?

— Да, пик для них достигается тоже относительно рано, хотя и позже, чем у тех, у кого нет высшего образования. Ведь ценность конкретного образования для рынка труда сама по себе не вечная. Знания устаревают, а их поддержание и пополнение требует усилий и вложений. Представьте, что вы купили отличную машину. Со временем ее рыночная ценность будет падать, но если вы за ней ухаживаете, то этот процесс будет происходить медленнее. То же самое с дипломом. Если человек окончил самый лучший университет, но затем не работал и перестал что-либо читать, то ценность этого диплома лет через 20 будет близка к нулю. Но чтобы поддерживать определенный уровень знаний, нужны не только природная любознательность, но и значительные инвестиции. Нужно, чтобы ваша работа требовала постоянного дообучения. В противном случае вы постепенно теряете свои знания, они устаревают из-за появления новых технологий. С возрастом физические и когнитивные способности человека неизбежно, к сожалению, снижаются. Если не поддерживать их инвестициями в здоровье и образование, то старение квалификации и навыков происходит еще быстрее. Поэтому на протяжении всей своей трудовой жизни люди должны заниматься непрерывным обучением, иначе к пенсии они оказываются фактически без образования, хотя формально в ящике шкафа может лежать замечательная «корочка». В России масштабы обучения людей во взрослом возрасте очень низкие. И чем ближе к пенсии, тем меньше охват.

— А на Западе действительно удалось решить проблему непрерывного обучения?

— Это сильно зависит от страны. Лучше всего дело обстоит в скандинавских странах и в Германии. Чем более конкурентна экономика, тем больше компании должны инвестировать в обучение и переобучение своих работников. Чтобы выпускать условный BMW, нужны очень квалифицированные специалисты, в совершенстве владеющие новыми технологиями. А если производятся железные ведра на колесах по технологиям сорокалетней давности, то зачем кого-то переучивать?

— Сейчас много разговоров о том, что нужно разработать госпрограммы по переобучению возрастных работников. Это поможет?

— Я не вижу, какая от этого может быть польза. Можно ожидать, что государство создаст программу переобучения для учителей и врачей, которые в основном работают в государственной системе. Но для частного сектора это крайне сложно. К тому же спрос на такое обучение, если и есть, то очень локален. Из Москвы этого не определить. В каждом регионе должны быть свои подходы и решения. В других странах есть налоговые стимулы: например, если частная компания инвестирует в подготовку рабочей силы, то для нее на соответствующую сумму уменьшается налогооблагаемая база, и т.д. Это может помочь. Но у нас пока нет ни стимулов со стороны рынка, ни налоговых стимулов.

— Может быть, России необходимо ужесточение трудового законодательства в этой части? Например, «Единая Россия» предлагает ввести гарантии трудоустройства для людей старше 50 лет.

— На мой взгляд, это просто вредная идея. Худшее, что можно придумать.

Допустим, Роструд скажет: всех, кто старше 50 лет, увольнять нельзя ни при каких обстоятельствах. Тогда работодатели просто будут увольнять людей в 49 лет. Есть и другой способ, которым все давно пользуются, — это маленькая постоянная часть зарплаты и большая переменная, которая оказывается крайне гибкой. Если работник давно не переобучался, часто болеет в связи с возрастом и так далее — переменная часть сжимается. Никогда никакой закон не справится с такого рода рисками, потому что его будет очень легко легально обойти.

Есть такая иллюзия, что трудовое законодательство защищает работников от «произвола капиталистов». Она крайне распространена среди политиков и в профсоюзах, поскольку проста и политически удобна. На самом деле чем жестче регулирование, тем хуже ситуация на рынке труда. Особенно для молодежи и уязвимых групп. Специалисты хорошо знают, что если издержки увольнения лишних работников слишком большие, то работодатели просто перестают нанимать людей. В итоге уровень занятости оказывается ниже возможного и растет безработица. Ужесточение регулирования не решает проблемы, но создает много новых. Речь не об отмене регулирования, а о разумном балансе, которого пока нет.

— Почему в таком случае жесткие трудовые нормы не мешают развиваться скандинавским странам?

— Они уже не такие жесткие, как раньше. Сейчас все страны идут по пути большей гибкости. Например, сегодня многие страны стремятся к модели «флексикьюрити», распространенной в Дании. Она сочетает в себе гибкость (flexibility) и защиту работников (security). С одной стороны, при необходимости работодатели могут легко уволить работника, но потерявшие таким образом работу попадают в эффективную систему социальной защиты. В Германии, где раньше были очень жесткие трудовые законы, в нулевые годы прошла реформа рынка труда, в результате безработица быстро снизилась. То же самое со Швецией. По этому пути пошла и Франция. Так что эти страны сегодня не отличаются самым жестким трудовым законодательством.

Гораздо более жесткие законы на юге Европы: в Португалии, Италии, Греции. Их проблемы с безработицей хорошо известны и как раз во многом связаны с избыточной жесткостью регулирования.

— Насколько в России сложно найти работу в предпенсионном возрасте?

— Все говорят, что людям старших возрастов найти работу трудно. Я исхожу из того, что действительно хороший специалист найти работу может всегда. По-настоящему защитить от проблем на рынке труда может только одно: надо быть классным специалистом. Если же рынок в силу тех или иных обстоятельств сомневается, что вы хороший специалист, то тогда проблемы могут быть. Но сегодня в России уровень безработицы в группе 50–59 лет очень низкий — он составляет менее 4%. Люди при желании находят работу, но часто с низкой зарплатой и в профессиях, которые не требуют особых навыков. Кто-то остается на том же рабочем месте, но потихоньку теряет в зарплате, кто-то переходит на менее квалифицированную работу, а кто-то добровольно переходит на полставки.

Владимир Гимпельсон. Фото: пресс-служба ГУ ВШЭ

Анализируя статистику, я прихожу к выводу о том, что основная проблема рынка труда — это ограниченный спрос на труд. Об этом свидетельствует сужающийся корпоративный сектор (в который входят все организации — юридические лица), высокая доля неформальных и полуформальных рабочих мест, низкие заработные платы. В год в организациях создается примерно 6–7% новых рабочих мест и чуть больше ликвидируется. В развитых экономиках этот показатель вдвое выше, а в быстрорастущих — в 2,5–3 раза выше. Если бы в корпоративном секторе создавались в должном объеме рабочие места приличного качества, то они не только предъявляли бы спрос на работников старших возрастов, но и вытягивали бы людей, которые раньше были в тени. Но для этого нужно иметь другой бизнес-климат, то есть речь должна идти о комплексной институциональной реформе.

— Если посмотреть на ситуацию глазами правительства, то основная проблема рынка труда выглядит по-другому: это большой теневой сектор, из-за которого бюджет и внебюджетные фонды (в том числе ПФР) недополучают значительные деньги.

— Да, правительство все время об этом говорит. Но начнем с вопроса: что мы понимаем под теневым сектором? Его определить не так-то просто — он крайне разнороден. Одних его субъектов не поймать, с других — много не взять, а третьи и так платят налоги. Бабушка, которая выращивает петрушку и продает ее на рынке, чтобы добавить что-то к своей нищенской пенсии, — она субъект теневого рынка, который нужно «легализовать»? А индивидуальный предприниматель, которого в силу разных причин не видит статистика, хотя он купил патент? Еще Росстат использует определение неформального сектора, в соответствии с которым к неформальному сектору относятся, например, нотариусы. Вы когда-нибудь видели «неформального нотариуса»? По сути, к неформалам относят всех, кто занят вне корпоративного сектора. Это только затемняет картину. Мы не знаем и не понимаем, какими данными оперирует правительство в своих оценках и что является критерием «тени». Его представители называют то одну цифру, то другую.

Чтобы хоть как-то разобраться с масштабом и структурой этого явления, нужно сопоставить данные из трех источников — из налоговой инспекции, Пенсионного фонда и Росстата. Такой возможности нет, есть только данные Росстата. Но если кого-то не видит статистика, то это не означает, что у этого персонажа есть теневые доходы. Да, есть люди, которые имеют доходы, невидимые для государства. Но часто это очень маленькие деньги, а чтобы их выявить и заставить человека платить, нужно потратить больше денег, чем потенциальный выигрыш от сбора налогов. К каждой няньке или сиделке не пришлешь налогового инспектора. Поэтому на имеющиеся попытки легализовать теневую занятость я смотрю со скепсисом.

Кроме того, есть здесь и другой аспект — люди станут заметно беднее и заплатят в итоге меньше налогов при покупке товаров и услуг. Это в основном низкооплачиваемые люди с нестабильными доходами. Сейчас средний заработок у тех, кто занят вне корпоративного сектора, на 20% ниже, чем в корпоративном. Рациональнее всего в то, что называют «теневым сектором», вообще не лезть, а создавать условия для нормального роста белого сектора.

— Как сегодня выглядит общая структура занятости в России? Насколько в ней преобладает малопроизводительный труд?

— Еще несколько лет назад самым крупным отраслевым работодателем была промышленность, сегодня — это торговля. Примерно половина всех занятых в России приходится на 29 массовых профессий, многие из которых не требуют высокой квалификации. Самые распространенные профессии — это водитель легкового автомобиля и продавец, на которые в сумме приходится около 15% всей занятости. А еще есть охранники, вахтеры, кладовщики, гардеробщики и т.д. Это профессии со свободным входом, то есть вам не надо иметь особую квалификацию, чтобы ими заниматься. Таксистом или продавцом также можно стать независимо от опыта или образования. И эти профессии во многом абсорбируют тех людей, которые уходят из более сложных отраслей в связи с возрастом. В результате производительность труда в целом в нашей стране составляет примерно треть от уровня стран-лидеров.

— Давайте подведем итог. Возможна ли в XXI веке сбалансированная пенсионная система или с точки зрения экономической науки это безнадежно устаревший подход?

— С пенсиями в XXI веке многое не ясно. Поскольку структура занятости меняется, и идут сложные демографические сдвиги, во всем мире пенсионные системы находятся под давлением. Люди живут дольше, проводят на пенсии больше времени, а молодых, которые платили бы взносы, становится все меньше. Видимо, в этой ситуации люди сами должны в течение трудовой жизни накапливать какие-то средства.

Нужна комбинация из двух систем: в одной — распределительной — о вас беспокоится государство, в другой — накопительной — рынок, который аккумулирует ваши пенсионные отчисления, инвестирует их, а вы получаете с этого доход. Государство через распределительную систему не даст пенсионеру умереть с голоду, но он вряд ли сможет в старости чувствовать себя финансово состоятельным. Для этого необходимы современные финансовые рынки и институты, которые при этом могли бы еще и защитить накопления людей. Кроме того, это предполагает и повышенную личную ответственность за свое будущее. Во многих странах с высокоразвитой экономикой такие системы работают — они дают экономике длинные деньги, а пенсионерам — дополнительный доход. В конечном счете уровень жизни пенсионеров всецело зависит от уровня экономического развития. В слабой экономике, даже если в ней есть пенсионная система, не может быть высоких пенсий.

Источник - https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/06/26/76943-eto-ne-reforma-a-fiskalnyy-manevr?utm_source=push

***

Почему у нас не будет, «как в Норвегии» 

По социальным сетям и СМИ вроде газеты «Завтра» гуляет страшилка: всю пенсионную реформу придумал некий Владимир Назаров, 35-летний экономист из Института Гайдара, возглавляющий к тому же финансовый НИИ при Минфине.

Приводятся цитаты Назарова, например, фраза о том, что государство не должно гарантировать никаких трудовых прав. Публика мгновенно делает стойку: вот она, новая генерация «чикагских мальчиков», идущих, чтобы уничтожить страну. Глядя на такую попытку найти крайнего и направить народный гнев мимо руководства страны, мы решили поговорить с самим Назаровым.

«Новая газета»:В последние дни в социальных сетях и некоторых СМИ стали появляться публикации, в которых вас называют «автором пенсионной реформы» и подвергают за это жесткой критике. Какое отношение Научно-исследовательский финансовый институт при Минфине и вы лично имеете к проекту правительства по повышению пенсионного возраста?

Владимир Назаров: — Формально вообще никакого, потому что наш институт — это бюджетное учреждение, которое работает в соответствии с госзаданием. С момента, как я стал директором НИФИ 5 лет назад, мы никогда не занимались пенсионной проблематикой для государства. Другое дело, что я как эксперт занимался пенсионной реформой до того, как возглавил НИФИ, и до сих пор вхожу в Экспертный совет правительства. Последние 10 лет, с тех пор как я этим занимаюсь, я был сторонником повышения пенсионного возраста. Сейчас, когда правительство наконец-то принимает это решение, было бы глупо и нечестно говорить, что они делают что-то не так, как я предлагал, и поэтому я против. Нет, я считаю, что это правильное решение, которое давно назрело.

Можно ли говорить, что я являюсь автором реформы? Конечно, нет. Автор реформы — правительство. Оно подготовило соответствующий законопроект, сопроводительные документы и внесло законопроект в Госдуму. Если же мы говорим о самой идее повысить пенсионный возраст, то она не нова. Эксперты из РАНХиГС, ВШЭ, ЦСР, Экспертной группы давно говорили о необходимости повысить пенсионный возраст, делали соответствующие расчеты, писали научные статьи и выступали в СМИ. Некоторые из них говорили об этом за 10 лет до меня. Россия — практически последняя страна, которая впервые повышает пенсионный возраст. Поэтому считать себя первопроходцем в этом случае — это все равно что говорить, что ты придумал колесо.

— То есть никаких расчетов вы для Минфина не проводили?

— По этим параметрам — нет. Другое дело, что сами для себя мы делали расчеты и знаем, какая будет экономия, на сколько можно будет повысить пенсии и так далее. Но такие же расчеты делали и другие научные центры. Кроме того, Минфин, Минтруд и Пенсионный фонд сами прекрасно умеют считать.

— Есть какие-то пункты пенсионной реформы, по которым вы категорически не согласны с правительством?

— Предлагаемый пенсионный возраст не вызывает у нас сильного отторжения, поскольку он будет установлен не сразу, а через 10 лет для мужчин, через 16 лет для женщин. Пожалуй, самое главное расхождение состоит в том, что мы всегда настаивали на темпах повышения по полгода в год. Это классический подход, который использует большинство стран. По планам правительства в среднем так и получается, кроме первого года, когда пенсионный возраст повышается сразу на год. Это единственное значимое расхождение, все остальное — вопрос политической воли и консенсуса в обществе.

— Но ведь власти не продемонстрировали комплексного подхода к этой проблеме — мы до сих пор не знаем, как будет функционировать пенсионная система в будущем.

— Сам по себе пенсионный возраст необходимо повышать независимо от того, какую систему мы будем строить. Мировой опыт говорит об этом. Пенсионные системы бывают очень разные: с обязательной накопительной компонентой и без нее, с большой дифференциацией пенсий в зависимости от уплаченных взносов и, наоборот, с одинаковыми для всех пенсиями. Но везде в ответ на вызов старения населения приходилось повышать возраст. Все остальное — вопрос дискуссионный. Я думаю, что в ходе диалога с профсоюзами, регионами и партиями будут представлены дополнительные меры, которые способствовали бы тому, чтобы все отрицательные эффекты повышения пенсионного возраста нивелировались. Правительство сейчас заявило о том, что люди с большим стажем смогут выйти на пенсию на два года раньше. Можно чуть смягчить эти условия — например, в Венгрии женщины могут выйти на пенсию в любом возрасте, если стаж больше 40 лет. Мы тоже вполне можем себе это позволить.

Еще я сторонник параллельных мер — например, помощи наиболее нуждающимся слоям населения независимо от пола и возраста. Это своего рода базовый доход для беднейших домохозяйств. Только адресное пособие поможет сократить количество бедных вдвое, как поручил президент. Если бы сейчас правительство создало такую систему, у нас не было бы никаких страхов по поводу повышения пенсионного возраста. Потому что те люди, которые по разным причинам оказались за чертой бедности, благодаря этому получили бы подушку безопасности. Надо принять это решение, все ресурсы для этого у нас есть.

Другая острая тема — лекарства. Мы единственная из более-менее приличных стран, где государство амбулаторно предоставляет лекарства лишь некоторым группам населения и нет программы лекарственного обеспечения всего населения. Когда я говорю с пожилыми людьми, почти все они жалуются именно на дороговизну лекарств. Даже размер пенсии воспринимается ими как низкий в основном потому, что «на лекарства не хватает». Если в этой сфере создать государственную программу софинансирования лекарств для всего населения, то риски бедности для пожилых существенно снизились бы, люди дольше бы смогли вести активный образ жизни.

Также можно стимулировать занятость более пожилого населения, в том числе за счет снижения страховых взносов для тех категорий, которые подпадают под повышение пенсионного возраста, чтобы работодателю было выгодно сохранять их рабочие места. Нужно придумать целый набор таких мер, я назвал только самые значительные. Но большинство из них находятся за рамками пенсионной системы, в смежных областях: в социальной поддержке, образовании, службе занятости. Я считаю, что правительство в ходе дискуссии часть этих мер доберет в сопутствующий пакет к законодательству о повышении пенсионного возраста или примет эти меры для реализации «майского указа» президента.

— В чем, на ваш взгляд, состоит главная ошибка оппонентов повышения пенсионного возраста?

— Если говорить упрощенно, то они предлагают сначала победить коррупцию, увеличить эффективность госсектора, повысить пенсионный возраст для военных и полицейских, ликвидировать инвалидность и сиротство — в общем, добиться радикального прогресса в других сферах, и только потом приступать к повышению пенсионного возраста. На мой взгляд, это странно. Мы уже сейчас тратим на пенсии в процентах к ВВП столько же, сколько развитые страны с более пожилым населением, при этом у нас высокие страховые взносы и не очень высокие пенсии. Каждый год ситуация будет ухудшаться — либо придется повышать налоги, отнимая у людей большую часть заработной платы, либо придется уменьшать пенсии. Обе эти альтернативы неприемлемы. Такая ситуация возникает именно из-за низкого пенсионного возраста и большой численности людей, выходящих на пенсию досрочно. Можно «поскрести по сусекам» и найти дополнительные средства для повышения пенсий, но уже завтра этих средств не будет хватать даже на индексацию по инфляции, потому что население стареет. Это как наливать воду в дырявое ведро: сколько ни наливай, снова опустеет.

Второй момент состоит в следующем. Противники повышения пенсионного возраста часто выдают желаемое за действительное. Некоторые, например, говорят про то, что у нас много инвалидов из-за плохой экологии, плохих дорог и неэффективного производства. Надо снизить инвалидность и получите «колоссальную экономию» на пенсиях инвалидов. Проблема высокой инвалидности есть, не спорю, но за год ее не решить. Нужно вначале вложить большие средства в здравоохранение и экологию, а значимый эффект от снижения инвалидности будет получен только через многие годы. При этом нынешние инвалиды никуда не денутся, им надо платить пенсии, поэтому рассчитывать на значимую экономию на пенсиях по инвалидности можно только на горизонте 15–20 лет, а пенсии нынешним пенсионерам, в том числе и инвалидам, надо индексировать уже сейчас.

Еще одна иллюзия — это возможность профинансировать пенсии за счет нефтяных денег. Я не до конца понимаю финансовые основы этого аргумента. Природная рента в долгосрочной перспективе будет только сокращаться, потому что роль сырья в мире падает, а пенсионная проблема, наоборот, только нарастает. Следовательно, мы не сможем заткнуть бюджетную дыру нефтяными деньгами. Можно год или два красиво пожить, но что дальше? Да, наверное, сегодня можно прийти в «Газпром» или «Роснефть» и попросить там дополнительный триллион рублей в виде дивидендов. Мы сможем повысить пенсии на 14%. Но в следующем году дополнительного триллиона уже не будет. В лучшем случае пенсии удастся проиндексировать по инфляции, а если цены на нефть упадут, то выплаты придется сокращать. Нельзя в один год заплатить щедро, а потом сказать: пенсионеры, зубы на полку, цены на нефть упали, ждите повышательной стадии нефтяного цикла.

Норвегия, которая увязывала нефтяные деньги и пенсии, очень долго копила большой фонд. И когда он уже есть, только тогда доходы с него можно брать на латание дыр. Но мы, к сожалению, не успеем накопить столько денег до того, как нефть перестанет быть нужной в мире. В прошлом году нефтегазовые доходы составили лишь 6% ВВП. Даже если все нефтяные деньги отправить в фонд, чтобы накопить хотя бы 100% ВВП, с доходов от которых можно как-то финансировать пенсии, потребуется более 16 лет. При этом все это время цены на нефть должны быть высокими. Но без повышения пенсионного возраста пенсии по отношению к зарплатам все эти 16 лет будут падать, а индексация будет едва на уровне инфляции.

Мы слишком большая страна, не Норвегия и даже не Саудовская Аравия, чтобы накопить нефтяные деньги и спокойно на них жить. Так что я не понимаю коллег, которые ищут какого-то магического спасения в нефти. Да, можно нефтяные деньги пустить и в накопительные счета будущим пенсионерам или раздать пенсионерам нынешним, но надо понимать, что это не альтернатива повышению пенсионного возраста, а некая приятная прибавка, которая может быстро исчезнуть.

То же самое с коррупцией. В мире не было такого, чтобы кто-то победил коррупцию и снизил пенсионный возраст. Посмотрите на Грузию: там на низовом уровне победили коррупцию, но пенсионный возраст составляет 60 лет для женщин и 65 лет для мужчин.

— У многих людей вызывают сильное отторжение либертарианские идеи, которых вы придерживаетесь. Например, по соцсетям бродит ваша цитата о том, что государство не должно гарантировать людям трудовые права. Сейчас то же самое пишут в отношении пенсий. Действительно ли вы считаете, что социальное государство в целом нежизнеспособно?

— Мою фразу вытащили из контекста. Я говорил о трудовом законодательстве, но это высказывание распространили на все сферы, к которым эта фраза изначально не относилась, включая пенсионную.

В сфере трудовых отношений последние исследования по труду и занятости показывают, что жесткое трудовое законодательство приводит к росту безработицы, снижению занятости, дискриминации молодежи на рынке труда и к увеличению «застойной» безработицы, когда люди годами не могут найти работу. Вместо попытки воссоздания «крепостного права», когда работодателя фактически «закрепляют» за работником, которого он нанял, государству следовало бы дать работнику и работодателю самим определить формат своих отношений, а самому сосредоточиться на помощи бедным и больным.

В сфере медицинского обеспечения и борьбы с бедностью, я считаю, в обозримом будущем необходимо сохранять и укреплять роль государства. В далеком будущем в этих областях, включая пенсионное обеспечение, может существенно вырасти роль благотворительных организаций, или они будут финансироваться с помощью базового дохода, но это произойдет не раньше, чем через несколько поколений. Сейчас же есть нынешние пенсионеры, им надо выплачивать пенсии и индексировать их выше инфляции — никуда от этого не денешься. Мое видение человечества через 50 лет отличается от того, какую политику я советую проводить здесь и сейчас в современной России.

Источник - https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/06/29/76971-pochemu-u-nas-ne-budet-kak-v-norvegii?utm_source=push


Infos zum Autor
[-]

Author: Арнольд Хачатуров

Quelle: novayagazeta.ru

Added:   venjamin.tolstonog


Datum: 01.07.2018. Aufrufe: 577

zagluwka
advanced
Absenden
Zur Startseite
Beta