Является ли экономика наукой?

***

Часть 1. Есть ли пророки в своем Отечестве?

Часто приходится слышать мнение, что «экономика — это не наука, сколько экономистов, столько и мнений». Или еще говорят, что когда встречаются два экономиста, то у них возникает три мнения, а уж в нашей российской экономической науке сам черт ногу сломит. И это не случайно, так как мы часто смешиваем в одну кучу науку «экономику» с «экономической алхимией». Более того, мало кто понимает, что экономическая наука не одномерна, и носит двойственный характер, подобно двойной спирали ДНК, на что указывал в свое время еще великий Аристотель. Но обо всем по порядку.

Макроэкономика — это «экономическая алхимия»

Чтобы понять отличие макроэкономики от собственно экономической науки необходимо для наглядности рассмотреть роль алхимии в появлении химической науки. Алхимия всегда была чем-то большим, нежели просто спекулятивным искусством, в алхимии всегда было больше мистики, чем исследования реальных химических явлений. Со времени бессмертного Гермеса алхимики утверждали, что они могут получать золото из олова, серебра, свинца и ртути, а алхимию считали «искусством превращения неблагородных металлов (железа, свинца, меди) в благородные» — золото и серебро с помощью особой субстанции — «философского камня».

Все без исключения алхимические учения отличаются таинственностью и мистицизмом, и к XIX веку сложилось представление об алхимии, как о «примитивной химии», т. к. без мистики еще никому не удавалось превратить простые металлы в благородные, да и «философский камень» еще никому в истории человечества изобрести не удавалось.

С другой стороны, именно в противостоянии с алхимией сформировалась собственно химическая наука, которая искала истину не в мистических превращениях обычных металлов в благородные, а в поиске закономерностей химических превращений. В результате этих поисков появилась «Периодическая система химических элементов», являющаяся графическим выражением периодического закона, открытого в 1869 г. нашим соотечественником Д. И. Менделеевым.

Появление периодической системы и открытие периодического закона открыло новую, подлинно научную эру в истории химии и ряде смежных наук — взамен разрозненных сведений об элементах и соединениях Д. И. Менделеевым и его последователями была создана стройная система, на основе которой стало возможным обобщать, делать выводы и предвидеть результаты химических реакций.

Примерно это же происходит и с экономической наукой, которой противостоит макроэкономика как экономическая алхимия. Очень точно это явление описал проректор Финансового университета при правительстве РФ, д. э. н. Алексей Зубец: «Задача макроэкономики в том, чтобы понять законы производства и потребления товаров и услуг, а также построить модели этого процесса. В коллекции Всемирного банка собрано более 1500 социально-экономических индикаторов по каждой стране мира. Специалистам достаточно трудно понять, какие из них больше влияют на развитие производства, а потом еще надо смешать ингредиенты в правильной пропорции по специальной зависимости, чтобы построить математическую модель. Словом, алхимия в чистом виде. Философский камень макроэкономистам пока получить не удалось». Но без мистики построить эффективную модель экономического развития, опираясь на 1500 индикаторов также абсолютно невозможно.

Но именно макроэкономика является экономическим мэйнстримом в РФ, на котором основана экономическая политика правительства и ЦБ РФ, а также ориентирована исследовательская деятельность их «мозговых центров» (ВШЭ и РАНХиГС), получающих в России львиную долю государственного финансирования. Там, как в средние века, почти нет науки, там, в основном, чистая мистика, но именно этой «мистической экономикой» подменяется экономическая наука у российских политиков.

Наибольшее развитие макроэкономика как экономическая алхимия получила в мире в 1970−80-х гг. во время очередного экономического кризиса. И до сих пор макроэкономика с ее мистическим представлением о возможности получения «философского камня» для экономики, с помощью которого политикам удастся создать идеальную модель бесконечного роста, господствует в экономической политике, основываясь на идеологии неолиберализма. Но при этом они раз за разом натыкаются на «непредсказуемые» для них кризисы, которому они дали мистическое определение — «черный лебедь».

Двойная спираль экономической науки

Чтобы выстраивать грамотную экономическую политику необходимо понимать объективные законы экономического развития, для чего нужно осознать, что природа экономической науки изначально носит двойственный характер. На это обращал внимание еще великий Аристотель, который противопоставлял экономику как науку о законах хозяйственной деятельности по созданию благ, необходимых для удовлетворения естественных потребностей человека (от др.-греч. οἶκος и νόμος — буквально «правила ведения домашнего хозяйства»), хрематистике (от др.-греч. χρηματιστική — обогащение) как науке об обогащении, об искусстве накапливать деньги и имущество, накоплении богатства, как самоцели, как сверхзадачи, как поклонению прибыли.

Если перевести терминологию Аристотеля на современный язык, хрематистика — это наука о получении прибыли и накоплении богатства, а экономика (политэкономия) — это наука о сбалансированном ведении хозяйства с целью извлечения максимального полезного общественного эффекта из имеющихся ограниченных ресурсов.

Главное различие заключается в том, что политэкономия — это наука о ведении общественного хозяйства, а хрематистика — это наука об обогащении отдельного индивидуума. Отсюда разные подходы и приоритеты: в политэкономии главным выступает все общество в целом и его коллективные интересы, которые согласовываются идеологией дирижизма; а в хрематистике главным является отдельный субъект и его стремление к личному обогащению, которые выражаются идеологией либерализма.

Экономика отражает единство и борьбу человечества с природой, которая с помощью «кнута» (голода, холода и т. п.) заставляет человечество двигаться вперед, развивая свои производительные силы. Хрематистика же описывает «пряники», т. е. стимулы к развитию отдельного хозяйствующего субъекта (его экономическую выгоду: деньги, прибыль, богатство и личное благосостояние). Политэкономия и хрематистика находятся в постоянном единстве и борьбе противоположностей.

Хрематистика исходит из гипотезы, что общественное развитие происходит стихийно и хаотично, она базируется на «догме Смита» о невидимой руке рынка и «законе Сэя» о том, что производство равно потреблению, а кризисы перепроизводства в принципе невозможны. С точки зрения хрематистики, кризисы являются следствием неэффективных действий людей и их ошибок в проведении экономической политики.

Но в реальной действительности производство не равно потреблению, т. к. стихийная погоня за прибылью и увеличением личного богатства, определяющая траекторию движения каждого отдельного субъекта, приводит к хаотичности этих процессов. Траектории движения миллионов субъектов экономических процессов составляют множество разнонаправленных векторов интересов и действий их участников.

Хаотичные движения отдельных субъектов с целью обогащения приводят к волнообразным колебаниям общественного развития, образующим циклы развития, в которых чередуются периоды подъема и спады в экономике (кризисы). Поэтому политэкономия рассматривает экономику как циклично и волнообразно развивающийся объект с вполне познаваемыми закономерностями. В представлении хрематистики развитие происходит стихийно и хаотично, управляется «невидимой рукой рынка», которая автоматически восстанавливает нарушенное в процессе хаотичного развития равновесие.

Но при этом политэкономия и хрематистика отражают двойственный характер экономических процессов, наподобие двойной спирали ДНК, которые в рамках циклично-волновых процессов вполне познаваемы и прогнозируемы, а внутри этих процессов развиваются стихийно и хаотично. И тут нужно проведение очень тонкой экономической политики, основанной не на мистических построениях алхимических моделей, а на знании объективных экономических законов, чтобы не усугублять негативные последствия стихийных процессов, а предупреждать и избегать их.

Циклично-волновые теории общественного развития

В основе рассматриваемых нами циклично-волновых процессов развития лежат: теория трех волн цивилизационного развития американского философа и футуролога Э. Тоффлера, теория больших циклов экономической конъюнктуры Н. Д. Кондратьева (К-циклы) и теория системных циклов накопления капитала (СЦНК) американского ученого Дж. Арриги. Эти циклично-волновые теории обычно рассматриваются независимо друг от друга, но в действительности они тесно взаимосвязаны.

Теория трех волн цивилизационного развития Э. Тоффлера. Первая Цивилизационная (сельскохозяйственная) волна стала результатом аграрной революции, которая привела к смене охоты и собирательства земледелием и скотоводством. В рамках сельскохозяйственной волны технологические изменения происходили очень медленно в течение столетий, если не тысячелетий. Вторая (индустриальная) волна стала результатом промышленной революции, начавшейся с середины XVIII в. Третья волна в результате интеллектуальной революции ведет к формированию информационного общества.

К сожалению, Э. Тоффлер как футуролог несколько опередил события, провозгласив наступление третьей волны почти на 100 лет раньше, чем для нее сформировались объективные условия. Но чтобы понять это, необходимо рассмотреть индустриальную волну сквозь призму теории Н. Д. Кондратьева, характеризующей социально-экономические и технологические изменения внутри индустриальной цивилизационной волны.

В середине 1920 гг. Н. Кондратьев заметил определенные повторяющиеся закономерности в изменениях экономической конъюнктуры развитых стран, которые он назвал Большими циклами, в отличие от малых (циклы Китчина) и средних (циклы Жюгляра) экономических циклов, которые были изучены еще до него. Н. Д. Кондратьев пришел к выводу, что Большие циклы состоят из двух волн (или фаз развития): повышательной, на которой экономика растет быстрыми темпами, и понижательной, на которой кратковременные фазы роста сопровождаются длительными периодами кризисов и стагнации.

Природу этих циклов Н. Кондратьев не смог определить до конца, так как ко времени его исследований прошло только два полных больших цикла, но он отметил определенные закономерные их черты и смог на этой основе спрогнозировать дальнейшее развитие мировой экономической конъюнктуры вплоть до Великой депрессии.

Дальнейшие исследования в этом направлении многих ученых и особенно работы выдающегося американского экономиста Й. Шумпетера, немецкого ученого Г. Менша, российского экономиста С. М. Меньшикова позволили сформулировать общую теорию больших К-циклов, главную роль в которых играют новейшие технологии и инновации.

Но самый крупный вклад в исследование природы К-циклов внес наш современник С. Ю. Глазьев, разработавший теорию технологических укладов (ТУ), признанную научным открытием. В 1993 г. С. Ю. Глазьев в монографии «Теория долгосрочного технико-экономического развития» показал, что инновации и новые технологии развиваются не равномерно и эволюционно, а дискретными пучками или кластерами целостных комплексов технологически сопряженных производств, которые он назвал ТУ.

На понижательной волне К-цикла, когда полностью исчерпывается потенциал роста предыдущего ТУ, начинает формироваться кластер базисных технологий нового ТУ. Формирование кластера базисных технологий сопровождается развитием улучшающих и дополняющих инноваций, которые способствуют переходу с понижательной на повышательную волну К-цикла, что приводит к мощному росту мировой экономики, продолжающемуся, как правило, четверть века.

Именно формирование и внедрение нового ТУ в производство приводит к бурному росту экономики на повышательной волне К-цикла, а исчерпание потенциала роста ТУ приводит к торможению экономики на понижательной волне и состоянию, которое Г. Менш назвал «технологическим патом», когда внедрение новых технологий фактически приостанавливается, а реальные инновации, приводящие к использованию новых более эффективных технологий, подменяются псевдоинновациями.

С. Ю. Глазьев, опираясь на работы предшественников, исследовал пять ТУ, сформировавшихся к концу ХХ столетия, соответствующих пяти большим К-циклам. Дальнейшие исследования академика С. Ю. Глазьева и его единомышленников позволили спрогнозировать наступление новой понижательной волны К-цикла, которая началась с абсолютно закономерного и прогнозируемого кризиса 2008 г., получившего в экономической литературе название «Великой рецессии». Формирование шестого ТУ завершится к середине 2020-х гг., когда начнется бурный рост мировой экономики на повышательной волне нового К-цикла на базе сформировавшегося кластера базисных инноваций шестого ТУ.

На основе своего научного открытия академик С. Ю. Глазьев разработал для России «Стратегию опережающего развития», которая помогла бы РФ («проспавшей» формирование пятого ТУ еще в составе СССР) мощным рывком выйти в лидеры мирового НТП. Но это может случиться только при отказе от модели «догоняющего развития» в рамках неолиберального Вашингтонского консенсуса, на котором основана вся экономическая политика руководства РФ в настоящее время.

Но чтобы понять это, нашим руководителям экономического блока правительства необходимо знание теории СЦНК Дж. Арриги, которая убедительно доказывает, что лидером будущего роста мировой экономики на основе шестого ТУ в XXI веке будут уже не развитые страны Запада, которые определяли темпы и направления развития мировой экономики в XIX и XX вв., а страны Азии. Китай, Индия и, возможно, Россия (если пойдет по пути теоретически обоснованному для нее академиком С. Ю. Глазьевым) уже к 2030 году станут лидерами мирового НТП и будут создавать более половины мирового валового продукта, а страны Запада — менее трети.

Пока же РФ, реализуя политику «догоняющего развития», осваивает пятый ТУ, которым развитые страны овладели еще 30−40 лет тому назад. Что же касается освоения шестого ТУ, то экономическое руководство правительства не в состоянии даже понять, в чем его отличие от благоглупостей, типа «экономика 4.0», современных экономических алхимиков.

Автор: Александр Айвазов

https://regnum.ru/news/economy/2589274.html

***

Часть 2. Системные циклы накопления капитала

Готов ли капитализм отказаться от бесконечного накопления капитала? 

На рубеже XX—XXI вв. Дж. Арриги, основываясь на исследованиях выдающегося французского историка Ф. Броделя и принципах мир-системного анализа, разработал теорию Системных циклов накопления капитала (СЦНК). Ф. Бродель обратил внимание на то, что центры накопления капитала постоянно меняют свою географическую «прописку». В Средние века они находились на севере Италии, в XVII веке они переместились в Голландию, с началом XIX века — в Британию, а в ХХ веке в США. Эти исследования Ф. Броделя послужили толчком к разработке Дж. Арриги теории СЦНК.

Поскольку главное для капитализма — бесконечное накопление капитала, именно качественно особые циклы этого накопления, по мнению Дж. Арриги, стали вехами на пути развития данной системы. В своей монографии «Долгий ХХ век» Дж. Арриги выделил четыре СЦНК: генуэзско-иберийский (XV — начало XVII в.), голландский (середина XVII — конец XVIII в.), британский (начало XIX в. — начало XX в.) и американский (с начала XX в.). В последней своей работе «Адам Смит в Пекине» Дж. Арриги спрогнозировал завершение Американского СЦНК и приход ему на смену Азиатского СЦНК.

Любой СЦНК, в соответствии с анализом Дж. Арриги, состоит из двух фаз. Первую фазу Дж. Арриги назвал фазой материальной экспансии, так как она формируется в сфере материального производства, когда на базе новейших технологий формируется новый центр накопления капитала в новом регионе мира. На второй фазе СЦНК экспансия накопления капитала переходит в финансовую сферу, а материальная сфера играет второстепенную и подчиненную роль. Любопытно, что хронологически каждая отдельная фаза СЦНК абсолютно четко совпадает с большими К-циклами, базирующимися на определенном ТУ.

В фазе материальной экспансии господствующей экономической идеологией всегда является дирижистская (с активным вмешательством государства в управление экономикой) модель экономического развития (политэкономический подход), а на фазе финансовой экспансии мейнстримом выступает уже либеральная модель (идеология хрематистики).

В фазе материальной экспансии Голландского СЦНК господствовала идеология меркантилизма с его политикой протекционизма, в фазе финансовой экспансии мейнстримом стала идеология физиократов с их лозунгом «laissez faire, laissez passer» (предоставь свободу действовать), Адам Смит с его «невидимой рукой рынка» и другие классики либерализма.

Т. Пикетти в труде «Капитал в XXI веке» убедительно показал, что фазы финансовой экспансии, основанные на господстве либерализма, всегда сопровождаются резким ростом неравенства в обществе. Фазы материальной экспансии, основанные на дирижистской идеологии, наоборот, всегда сопровождаются существенным снижением этого неравенства.

Фазу материальной экспансии Британского СЦНК, базирующуюся на втором ТУ, блестяще проанализировал выдающийся политэконом XIX века К. Маркс в «Капитале». В начале ХХ века Р. Гильфердинг в работе «Финансовый капитал» и В. И. Ленин в очерке «Империализм, как новейший этап капитализма» проанализировали фазу финансовой экспансии.

Только В. И. Ленин, анализируя историческое место империализма, сделал не совсем верный вывод: он охарактеризовал его как высшую и последнюю стадию капитализма. В исторической же действительности фаза экспансии «финансового капитала» стала высшей и последней стадией Британского СЦНК. Но на этой фазе господствующей идеологией был уже не марксизм, а либеральная неоклассика С. Джевонса, Л. Вальраса, А. Пигу и А. Маршалла, которая благополучно привела мировую экономику к Великой депрессии.

Британский СЦНК сменил не менее капиталистический американский, который окончательно сформировался между двумя мировыми войнами, а его период материальной экспансии, основанный на четвертом ТУ, длился с начала ХХ века до конца 1960-х гг. и характеризовался в 1950−60-х гг. как «золотой век капитализма». Экономическим мейнстримом фазы материальной экспансии Американского СЦНК стала дирижистская идеология кейнсианства, ставшая основой экономической политики «Нового курса» президента Ф. Д. Рузвельта и просуществовавшая до президента Р. Никсона, утверждавшего, что «все мы тут кейнсианцы».

Последовавшие за «золотым веком капитализма» кризисные 1970−80-е гг. не только привели к расцвету макроэкономики как «экономической алхимии», но и перевели Американский СЦНК в фазу финансовой экспансии, являющейся, по определению В. И. Ленина, «высшей и последней стадией», но не всего капитализма, а только Американского СЦНК, завершающегося Великой рецессией 2008−2020-х гг.

На повышательной волне нового К-цикла на смену Американскому СЦНК придет фаза материальной экспансии Азиатского СЦНК, базирующаяся на шестом ТУ. Но, чтобы понять, почему происходит смена СЦНК, потребовалось исследовать действие внутреннего механизма СЦНК, которое осуществил академик С. Ю. Глазьев, выдвинувший научную гипотезу о формировании в рамках СЦНК мирохозяйственных укладов (МХУ).

В соответствии с научной гипотезой С. Ю. Глазьева МХУ представляют собой «систему взаимосвязанных международных и национальных институтов, обеспечивающих воспроизводство экономики и определяющих механизм глобальных экономических отношений». При этом «ведущее значение имеют институты страны-лидера, которые оказывают доминирующее влияние на международные институты, регулирующие мировой рынок и международные торгово-экономические и финансовые отношения».

Основы нынешнего Имперского (Монополистического) МХУ Американского СЦНК были заложены на Бреттон-Вудской валютно-финансовой конференции 1944 г., где были сформированы Бреттон-Вудская золотодолларовая валютно-финансовая система, МВФ, МБРР и так далее. В 1947 г. было создано ГАТТ, преобразованное позже в ВТО, в 1949 г. были созданы НАТО и другие институты Имперского (Монополистического) МХУ.

Понижательная волна К-цикла 1970−80-х гг. внесла свои коррективы в Имперский МХУ. США отказались от свободного обмена долларов на золото, и на смену Бреттон-Вудской финансовой системе пришла Ямайская финансовая система, основанная на свободно плавающих курсах валют, ознаменовавшая переход от материальной к финансовой экспансии. Блестящее исследование фазы финансовой экспансии было сделано заведующим кафедрой общей теории С-ПГУ проф. В. Т. Рязановым в работе «(Не)Реальный капитализм».

И с 1980-х гг. Американский СЦНК вошел в завершающую фазу своего развития — фазу финансовой экспансии, зафиксировавшую исторический рекорд по уровню неравенства в мире. Мейнстримом этой фазы Американского СЦНК стал неолиберализм, воплощенный в идеологии Вашингтонского консенсуса, являющегося руководством к действию для правительства и ЦБ РФ. Как известно, «генералы всегда готовятся к прошедшей войне»!

Матрица Индустриальной цивилизационной волны

Основываясь на циклично-волновых теориях, о которых было рассказано выше, и на основании научных открытий о ТУ и МХУ, под руководством академика С. Ю. Глазьева нам удалось разработать «Матрицу Индустриальной цивилизационной волны», выполняющую ту же роль в экономической науке, которую выполняет в химической науке «Периодическая система химических элементов» Д. И. Менделеева. Поэтому для нас все, что происходит в современном мире (в том числе и феномен Д. Трампа), абсолютно понятно и прогнозируемо.

Наша Матрица опирается на основные закономерности экономического развития Индустриальной цивилизационной волны за последние два с половиной века и позволяет точно спрогнозировать, как будет развиваться мировая экономика до середины XXI века, когда сформируется новая полицентричная мир-система в рамках Интегрального МХУ, в процессе которого отпадет необходимость в накоплении капитала и капиталистической эксплуатации.

Мир перейдет к новому экономическому порядку. Только мы называем его не коммунизмом, а вслед за Э. Тоффлером Информационной цивилизационной волной. Но для экономического блока правительства и ЦБ РФ «Несть пророка в отечестве своем». Они продолжают вести Россию «вперед»… в (Не)Реальный капитализм 1990-х гг.

Автор: Александр Айвазов

https://regnum.ru/news/economy/2589293.html

***

Приложение. У человечества должна быть альтернатива капитализму

Укрепление расистских партий, фрагментация политического центра и усиление геополитической напряжённости — это явные признаки тлетворного влияния капитализма.

После краха фондового рынка в 1929 году и начала Великой депрессии, почти все пришли к выводу, что капитализм крайне нестабилен, ненадёжен и подвержен стагнации. Однако позднее отношение к капитализму изменилось, поскольку его возрождение в послевоенный период, и особенно стремление к финансовой глобализации после окончания «холодной войны», вернуло веру в способность саморегулирования рынков, пишет Янис Варуфакис в статье для издания Project Syndicate.

Сегодня, спустя десятилетие после мирового финансового кризиса 2008 года, вера в способность саморегулирования рынков вновь улетучилась, поскольку естественная склонность капитализма к стагнации вновь дала о себе знать. Укрепление расистских партий, фрагментация политического центра и усиление геополитической напряжённости — это явные признаки тлетворного влияния капитализма.

Сторонники рыночной экономики продолжают говорить о магической реальной процентной ставке (за вычетом инфляционной ставки). Это всё равно, что одновременно пытаться подстрелить двух разных птиц, летящих в разных направлениях. Во-первых, необходимо сбалансировать спрос работодателей на наёмный труд с имеющимся предложением на рынке труда. Во-вторых, необходимо сбалансировать уровень сбережений с уровнем инвестиций. Если реальная процентная ставка не позволяет уравновесить рынок труда, мы получаем безработицу, нестабильность и бедность. Если не удаётся довести уровень инвестиций до уровня сбережений, начинается дефляция, которая приводит к ещё большему сокращению инвестиций.

Нужно очень постараться, чтобы поверить в существование такой реальной процентной ставки, которая позволила бы одновременно сбалансировать показатели в сфере инвестиций и на рынке труда. Почему сторонники рыночной экономики продолжают верить в то, что существует единая реальная процентная ставка (скажем, 2%), которая вдохновила бы инвесторов вкладывать все имеющиеся у них сбережения в эффективные проекты, а работодателей — брать на работу всех, кто желает работать за установленную заработную плату?

Вера в способность капиталистической экономики сгенерировать идеальную реальную процентную ставку проистекает из общеизвестного утверждения. Американский экономист Милтон Фридман любил говорить, что если товар не является дефицитным, то в нём нет ценности, следовательно, его цена должна равняться нулю. Таким образом, если цена товара не равна нулю, должен быть определённый дефицит этого товара, поэтому должна существовать цена, по которой ни одна единица этого товара не останется непроданной. Точно также на рынке труда. Если заработная плата не равна нулю, все те, кто готов работать за эту заработную плату, найдут себе работу.

Если использовать аналогичную логику к сбережениям, то, поскольку деньги могут пойти на производство машин, которые будут производить ценные гаджеты, всегда должна существовать такая процентная ставка, при которой будет выгодно тратить все свои сбережения на создание таких машин. По мнению Фридмана, реальная процентная ставка может достигнуть такого магического уровня, который одновременно позволит устранить безработицу и избыточные сбережения.

Если бы в реальности всё было бы именно так, то капитализм никогда бы не стагнировал, конечно, если бы само государство или какой-нибудь профсоюз не решили вмешаться в механизм капиталистической экономики. Конечно, в реальности всё происходит иначе. Во-первых, не существует такой магической реальной процентной ставки. Во-вторых, даже если бы она существовала, нет такого механизма, который позволил бы воплотить всё это в жизни. И, в-третьих, капитализм имеет естественную тенденцию к захвату рынков.

Нынешняя ситуация в ЕС наглядно демонстрирует отсутствие волшебной реальной процентной ставки. Финансовые сбережения ЕС достигли $3,4 трлн, которые никто не хочет инвестировать в проекты, несмотря на то, что процентная ставка по депозитам Европейского центрального банка составляет — 0,4%. Между тем положительное сальдо счета текущих операций Европейского союза в 2018 году составило гигантские $450 млрд. Для того чтобы ослабить обменный курс евро и устранить профицит счёта текущих операций, а также ликвидировать избыточные сбережения, процентная ставка ЕЦБ должна упасть по крайней мере до — 5%, что в мгновение ока приведёт к краху европейских банков и пенсионных фондов.

На естественную склонность капитализма к стагнации также указывает неспособность адаптации денежных рынков к меняющимся условиям. Говорят, что все цены магическим образом саморегулируются. В реальности всё совсем по-другому. Когда инвесторы узнают о том, что Федеральная резервная система или ЕЦБ планируют отказаться от своего прежнего намерения повысить процентные ставки, то они начинают беспокоиться о том, что подобное решение может свидетельствовать о мрачных прогнозах в отношении общего спроса. Таким образом, вместо того, чтобы наращивать инвестиции, они начинают их сокращать. Никто ничего не инвестирует, начинается слияние крупных компаний, которые наращивают свою способность устанавливать цены, сокращать заработную плату и тратить свои деньги на скупку акции их же собственных компаний. Это приводит к росту избыточных сбережений, снижению совокупного спроса на товары и рабочую силу.

Примечательно, что в момент, когда догмы сторонников рыночной экономики терпят крах под давлением реальности, они начинают говорить о «естественных» процессах. В 1970-х годах они предсказывали, что безработица исчезнет, когда удастся снизить инфляцию. В 1980-х, когда уровень безработицы по-прежнему оставался высоким, несмотря на низкую инфляцию, они стали говорить, что безработица — это вполне «естественное» явление.

Сегодня сторонники рыночной экономики, пытаясь объяснить отсутствие роста инфляции, несмотря на рост заработной платы и низкий уровень безработицы, вновь дошли до заявлений о том, что нынешний уровень инфляции является вполне «естественным». Можно прийти к выводу, что единственное, с чем они имеют дело, так это с самыми естественными явлениями самой естественной из всех возможных экономических систем.

Однако самой естественной чертой капитализма остаётся стагнация. Конечно, стагнацию можно преодолеть с помощью экономических стимулов. Однако в условиях отсутствия активной финансовой деятельности и паралича политической системы мир никогда ещё так сильно не нуждался в посткапиталистической модели, как сейчас. Возможно, нынешний процесс автоматизации подтолкнет мир к выработке новой модели.

Автор: Максим Исаев

https://regnum.ru/news/economy/2594484.html

***

Дополнение. “Социализм для богатых, капитализм для бедных”

Крупный бизнес давно забыл о “свободе” рынка и на полную мощность использует государственную власть: но не на благо большинства, а в собственных интересах. Он выступает против господдержки для неимущих, но давно построил госкапитализм для себя. Что с этим делать — ответит Ноам Хомский в новой книге.

С незапамятных времён на Западе (а теперь и в России) любые предложения о государственной поддержке, контроле, обеспечении отвергались со ссылкой на важность «свободного рынка», не выносящего какое-либо вмешательство, от вседозволенности которого якобы зависели экономический рост и общее благосостояние.

Подобное противопоставление — ложно: крупный бизнес в ведущих странах мира давно забыл о «свободе» рынка и на полную мощность использует государственную власть, но не на благо большинства, а в собственных интересах. Он выступает против господдержки — для неимущих, но давно построил госкапитализм — для себя. Такую позицию отстаивает известнейший американский интеллектуал Ноам Хомский в книге «Оптимизм вопреки отчаянию». Книга состоит из интервью Хомского независимому новостному сайту Truthout на различные темы: от международной политики — до теорий языка.

Все минусы формата присутствуют: многочисленные повторы (особенно в обсуждениях внешней политики США), перескакивание с темы на тему, каждому отдельному вопросу уделено мало времени. Ситуацию спасает то, что интервьюер хорошо знаком с работами собеседника, и задаёт ему вопросы по делу, а не формально-общие, как это часто бывает. В итоге, книга даёт обзорное представление о идеях Хомского и о том, как мир выглядит глазами интеллектуала с другого континента.

Хомский доказывает, что идея свободного, нерегулируемого общества и рынка, где каждый своими силами борется со собственный успех — это лишь сознательно конструируемый миф, который внушают угнетённым классам. Социальные «верхи», крупные корпорации и банки на самом деле давно ведут «одностороннюю классовую войну» против остального общества, прибегая в ней ко всем тем методам, которые публично порицают и запрещают использовать другим.

Крупный бизнес в современном мире во всём опирается на поддержку государства. Даже аналитики МВФ признают, что основные банки по всему миру держатся за счёт государственной страховки, постоянной экономической помощи, доступа к дешёвым кредитам, выгодных рейтингов (вследствие государственных гарантий) и т.д. Журнал Bloomberg Businessweek посчитал, что подобные «скрытые субсидии» государства (т.е. налогоплательщиков, всего общества) банкам в США составляют порядка 80 млрд долларов в год!

Если в классической рыночной схеме банк, выдавший рискованный кредит и «погоревший» на этом, сам несёт за это полную ответственность, — то в современной экономике все проблемы, вся ответственность перекладывается на общество: ведь государство спешит «поддержать» утопающий банк на деньги из бюджета. Ради этого даже могут урезаться социальные гарантии (как это происходит и в России, с той же пенсионной реформой).

При этом все доходы, если риск оправдается, забирает себе не государство и не общество, а тот самый отдельный банк; вернее даже — несколько его бенефициаров, выгодополучателей. Иными словами, все риски и проблемы крупного капитала перекладываются на плечи широких масс, в то время как прибыль приватизируется узким кругом лиц с самого верха пирамиды.

Конечно, то же справедливо и для нефинансового крупного капитала (хотя он и находится в подчинённом, зависимом положении от банков). Хомский напоминает, что IT-революция была сделана во многом на госсредства, с использованием наработок государственных НИОКР. Однако плоды длительной работы дали пожинать именно частным корпорациям. То же — с «Соглашениями о свободной торговле» (FTAs): они подразумевают протекционизм, патенты, защиту прав крупных инвесторов и корпораций — в ущерб народам. Парадоксально, но они обеспечивают свободное передвижение капитала, при ограничении движения рабочей силы.

Надо отметить, что идея Хомского поддерживается, например, аналитиками из Oxfam, занимающихся мировым неравенством: они также отмечают роль сращивания крупного бизнеса и государства в росте богатства элит. Этим же можно объяснить последние призывы Чубайса к сближению российских властей с крупными предпринимателями.

Помимо прочего, Хомский указывает на такую особенность: в госсекторе бизнес охотно вкладывается в военную науку и промышленность, но не в гражданскую, социальную сферу. Учёный связывает это с тем, что оборонка не предполагает автоматически улучшения положения широких масс населения, в то время как «социалка» так или иначе поднимает общество, а значит — делает его угрозой для господства крупного бизнеса.

Понятно, почему в мире стремительно растёт неравенство. Идеологи крупного капитала критикуют «социализм» и вмешательство государства, — но только когда оно происходит в интересах широких масс. «Социализм» оказывается построен для богатых, в то время как идеи «свободного рынка» со всеми их минусами работают только для бедных.

Нетрудно догадаться, что концепция «односторонней классовой войны» подразумевает изменения не только в экономике, но и в политической системе. Партии в США со времён Гражданской войны носили не классовый, а территориальный характер. Идеология самих Соединённых Штатов (Хомский здесь ссылается на автора Конституции Джеймса Мэдисона) ориентировалась на то, чтобы закрепить власть в руках узкой, но якобы «более ответственной группы людей» — элиты, «защитить» успешное «меньшинство богатых от большинства» населения.

Соответственно, партии не подразумевали широкого членства и участия, а являлись лишь инструментами, механизмами в руках элит для продвижения кандидатов и привлечения средств со стороны бизнес-кругов. Этому способствовала и развитая система лоббирования, и постоянные махинации с системой выборщиков и распределением избирательных округов, и многие другие, более мелкие детали.

Главное — что истеблишмент Соединённых штатов не был заинтересован в развитии низовых структур, т. е. непосредственно демократии, и наоборот — единогласно давил все народные движения и ростки рабочих партий. Происходит «изоляция элиты от любой системы демократической отчётности».

Хомский указывает, что на место разрушаемой демократии всегда приходит фундаментализм (и в исламских странах, и на Западе). Политическая повестка смещается с классовых, политических и экономических проблем — на культурные вопросы: религия, традиционные ценности, расизм, проблемы меньшинств и пр. Причём все прогрессивные движения, которые могут быть и религиозными (как теология освобождения в Южной Америке, задавленная «армией США»), подавляются ‑ и вся система погружается в архаику, антинаучность, тёмную иррациональность. Обе официальные партии же постоянно «правеют».

Хомский жалуется, что в США не рассматриваются всерьёз даже проблемы экологии: международные соглашения в этой сфере игнорируются; политические лидеры либо замалчивают, либо прямо отрицают глобальные экологические опасности. Но в этом у них есть поддержка: по опросам, 40% граждан Соединённых штатов не считают угрозу окружающей среде существенной, потому что, по их мнению… Этот вопрос зависит только от воли Бога! Интересно было бы взглянуть с этой точки зрения и на рост роли РПЦ в российском государстве…

Впрочем, Хомский не считает нужной ярую антирелигиозную пропаганду: по его мнению, «новый атеизм» должен быть направлен против «государственного культа», оправдывающего господство крупного бизнеса.

Тем более, что «прогрессивные» западные государства, в особенности — США, Хомский называет главными мировыми террористами. Для распространения своего господства и продвижения своих интересов элиты не считаются со средствами. Это особенно страшно в случае Соединённых штатов, с их гигантскими военными силами. США не только устраивают прямые интервенции в другие страны, где зачищают всякие ростки демократии и низовых движений, приводя к власти радикальные фундаменталистские силы. Штаты занимаются и «классическим» террором: например, в рамках кампании глобальных политических убийств, начатой Бараком Обамой якобы в качестве замены обычному военному вмешательству.

Впрочем, всё ещё может поменяться. Последние выборы показали: народ не доволен сложившейся системой, тем, что его голос не слышат. Конечно, в своём желании пойти против истеблишмента, люди поддержали Дональда Трампа — представителя всё той же крупной буржуазии, но игравшего на популистской риторике. Однако, на другом конце спектра, молодёжь поддерживает и Берни Сандерса — политика в духе «Нового курса» Рузвельта, теперь на общем фоне кажущегося крайне левым.

Вопрос стоит в том, будет ли эта тенденция проявляться только в предвыборных кампаниях, или же станет организовываться в регулярные низовые структуры, ведущие постоянную деятельность. Предыдущий такой тренд, опиравшийся на многочисленную левую интеллигенцию и активное стремление к самообразованию среди рабочих (достигший пика в 1930-е) пал жертвой репрессий в годы Холодной войны.

Теперь людей нужно выводить из состояния — даже не апатии, а «покорности»: им необходимо объяснить, что они действительно могут повлиять на окружающий мир, если захотят и самоорганизуются. В этом Хомский видит и свою роль: он считает нужным не уговаривать массы, а развивать в них критическое мышление, объясняя и аргументируя свою позицию.

Учёный идёт дальше и утверждает: «Ни одна форма господства и иерархии не является оправданной сама по себе». Они либо должны на деле доказывать свою состоятельность, либо быть устранены. Конечный идеал для Хомского — постепенная ликвидация всякой формы господства и иерархии во всех сферах жизни, под натиском организации и совершенствования всех людей. В этих идеях можно усмотреть анархизм, да и сам учёный от этогоне отказывается — но подобная подозрительность по отношению к господству элит, буржуазного государства, и стремление передать власть в руки народной организации являются необходимой частью и коммунистической идеи: хоть у Маркса, хоть у Ленина, хоть у Ильенкова.

Интересно, что повод для оптимизма Хомский находит даже в собственных научных исследованиях. Он утверждает, что изучение языка наводит его на мысль, что стремление к свободе и творчеству заложено в самой природе человека, и подавить его окончательно — не так-то просто. В конце концов, выбор у нас невелик: либо смириться с негативными тенденциями и обеспечить себе печальный конец, либо — воспользоваться немногими шансами и постараться повернуть ситуацию в положительное русло.

В целом, книга действительно вселяет оптимизм: осознанием, что в таком центре империализма, как США, до сих пор остаются влиятельные интеллектуалы, высказывающие столь радикальные мнения и оценки, как Хомский. Рисуемая им картина печальна, особенно если прикладывать её к нашей стране, — однако воспринимать её нужно не как рок, а как вызов. К чему и призывает Хомский.

Автор: Дмитрий Буянов

https://regnum.ru/news/polit/2611534.html