Масштабная экспансия китайского промышленного производства на все потребительские рынки планеты

Information
[-]

***

Сможет ли юань повторить историю глобальной гегемонии доллара?

Хотя самой активно цитируемой экономической темой сейчас является торговая война Вашингтона с Пекином, в действительности масштаб происходящего существенно шире. На данный момент Соединенные Штаты находятся в острейшем принципиальном экономическом противостоянии буквально со всем миром, включая союзников и ключевых геополитических партнеров.

События везде развиваются по одной и той же схеме. Гегемон отчаянно пытается разменять остатки признания его доминирования на деньги. В большинстве своем — преимущественно сиюминутные. Государственный департамент США угрожает серьезными санкциями Европе. Под раздачу попала Индия, с 5 июня 2019 года лишенная в Америке режима льготной торговли. Даже перезаключившая новый, для Вашингтона более «справедливый» торговый договор, Мексика тоже снова оказалась под угрозой американских санкций.

Основой механизма политико-экономического давления является долларовая финансовая система, созданная США в результате знаменитого Бреттон-Вудского соглашения. Американские санкции вообще стали возможны лишь потому, что в конечном итоге большинство международных расчетов ведется с непосредственным использованием корреспондентских счетов американских банков либо вообще прямо в американских долларах.

Считается, что долларовая система, кроме чисто финансового контроля, обеспечивает США возможность безграничной денежной эмиссии с минимальным инфляционным риском. К настоящему моменту в мировом обороте находится 420 млрд наличных долларов, из которых 62% вращаются за границей. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что дело обстоит несколько иначе. Наличные уже давно не являются определяющей формой финансового механизма. Общий национальный долг США составляет 21,5 трлн долларов, из которых в руках иностранных держателей сосредоточено порядка 6 трлн или 27,9%. На этом фоне именно наличные деньги не влияют совершенно никак.

Американская гегемония держится не на экспорте доллара, ее основой служит сформированный на его основе расчетный и правовой механизм, в котором большинство экономических операций тем или иным образом осуществляются с использованием американской валюты. Либо прямо, когда расчеты за товары и услуги даже между третьими странами, происходят через корреспондентские счета в американских банках. Либо косвенно, когда бизнес формально иностранной компании тесно зависит от кредитов, предоставляемых американским фондовым рынком. К примеру, именно так Вашингтон сумел заставить французскую Total выйти из всех проектов в Иране.

Американо-китайское торговое противостояния показывает, что возможности действующего чемпиона сокращаются, а нового азиатского претендента — растут. Из чего некоторые аналитики линейно выводят простую экстраполяцию. В борьбе за пальму экономического первенства Китай желает заменить Соединенные Штаты во всех американских механизмах. В том числе, с формированием зоны юаня по аналогии с пространством доллара, а точнее, за счет его замещения. С получением аналогичных плюшек в виде прироста размера ВВП и переноса львиной доли инфляционных рисков за рубеж.

Определенный резон в таком подходе действительно имеется, но тут, как никогда ранее, подтверждается старая истина, что в одну и ту же реку никогда нельзя войти дважды. Хотя китайский экономический механизм с 1979 года строился по западным капиталистическим лекалам, его реальная конструкция получилась сильно отличной от американской или европейской. В некотором смысле это удивительно, учитывая тот факт, что Вашингтон все это время пытался реализовать японский опыт встраивания крупной азиатской экономики на вторые роли в собственную финансово-промышленную структуру.

А все потому, что принципиально иными оказались внешние условия. Послевоенной Японии Вашингтон позволил занять на своем рынке ниши, свободные от собственного американского производства, тогда как рост китайской промышленности уже шел прямо за счет замещения американской. Открытие заводов в КНР стабильно сопровождалось их закрытием в США. Более того, начиная с 90-х годов ХХ века, ведущие американские корпорации перестали ассоциировать себя с американским государством, а потом и вообще начали ему противостоять. Местами более чем успешно. Хорошим тому примером служит корпорация Amazon, зарабатывающая примерно по 17 млрд долларов чистой годовой прибыли и при этом в 2017 и 2018 годах официально не заплатившая ни копейки федеральных налогов.

В Китае дело обстоит иначе. Сторонников американского пути власти решительным образом вразумили еще на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. С тех пор частный бизнес там не забывает о неразрывности своей связи с государством и обществом. Уже одно это делает повторение истории американской мировой экономической экспансии невозможным. Ну, а возникшая принципиальная торговая война между Вашингтоном и Пекином показала бесперспективность попыток скинуть гегемона по действующим правилам свободного рынка. Что лишает смысла любые попытки заменить долларовую гегемонию юаневой.

Китай вообще пошел совсем другим путем. Его глобальный проект «Пояса и Пути» лишь на поверхностный западный взгляд выглядит вариантом мягкой, но масштабной экспансии китайского промышленного производства на все потребительские рынки планеты. В первую очередь, американский и европейский. Примерно как это сделали американцы с Британией, отжав себе после Второй мировой войны ее колониальную систему.

В действительности идея нового шелкового пути с самого начала являлась только запалом к куда более масштабному процессу внутреннего преобразования КНР и переформатирования всего Азиатско-Тихоокеанского региона. Он состоит из двух частей. Первая звучит как Азия для азиатов и содержит, прежде всего, политический посыл к снижению (а то и полному прекращению) какого бы то ни было внешнего (читай — американского) вмешательства в решение любых внутренних вопросов стран региона. Об этом в своей вступительной речи рассказал председатель КНР на Конференции по взаимодействию и мерам укрепления доверия в Азии: «Именно народы Азии должны руководить делами Азии, решать проблемы Азии и поддерживать безопасность в Азии». Вторая, экономическая часть была подробно изложена в презентации планов Тринадцатой пятилетки (2016−2020) на четвертой сессии Всекитайского собрания народных представителей 12-го созыва в марте 2016 года.

Если не вдаваться в детали, она сводится к простой логике. На тот момент экономическое благополучие Китая критично зависело от потребления собственного среднего класса численностью в примерно 70 млн человек, среднего класса Европы (90−110 млн человек) и США (120−140 млн). Еще до 30 млн совокупно формировали остальные страны мира, включая Россию. Итого 310−350 млн человек, из которых китайцы составляли всего 20%, что формировало серьезные внешние риски, позднее убедительно подтвердившиеся с началом американо-китайской торговой войны.

К столетнему юбилею провозглашения КНР (то есть к 1 октября 2049 года) его правящая элита намерена сформировать в стране, по меньшей мере, 300 млн человек среднего класса и полностью победить бедность, тем самым подняв до достойного уровня жизни еще примерно 600 млн человек. В пересчете на средний класс их потребление можно считать эквивалентным 150 млн человек. Кроме того, через активное инвестирование инфраструктурных проектов в рамках «Пояса и Пути», Китай планирует сформировать в других странах Азии собственный средний класс, оцениваемый в 350 млн человек.

На выходе получится азиатский рынок в объеме 800 млн среднего класса, что в 2,85 раза превзойдет емкость европейского и американского рынков вместе взятых. С двумя ключевыми преимуществами перед текущим положением вещей. Во-первых, согласно концепции «Азия для азиатов», он не будет подвержен западному экономическому или политическому влиянию. Во-вторых, доля только китайского потребления в нем составит не менее 56%, тем самым гарантируя стабильность и достаточность загрузки промышленного производства.

С учетом сбыта в Европе и США, выходит круглая цифра в миллиард потребителей. Впрочем, даже если Европа рухнет под давлением внутренних политических и социальных проблем, а Америка закроется в рамках торгового договора USMCA (c Канадой и Мексикой), сформированная в Азии экономическая база останется не только достаточной для дальнейшего материального благоденствия КНР, но и позволит превзойти западных конкурентов в дальнейшем. Вот это пространство и станет китайским кластером, закрытым от внешнего вмешательства как новыми политическими соглашениями между КНР и странами региона, так и качественно возросшей мощью вооруженных сил страны.

Будет ли в нем доминировать именно юань? Вероятнее всего, да. Но вовсе не ради экспорта инфляционных рисков. Нынешнее положение США показывает, что слишком много долларов за границей их не уменьшают, а, наоборот, увеличивают. При нынешнем объеме отрицательности внешнеторгового сальдо, Америка рискует вчистую разориться в течение ближайших десяти лет.

Станет ли Пекин стремиться активно продвигать свою валюту на остальную часть планеты? Скорее всего, нет. За ненужностью. Да и невозможностью. Экономика прочих стран тоже неизбежно сформирует те или иные кластеры (помимо североамериканского), в которых безраздельно доминировать станут собственные валюты.

Где пройдут их границы — сегодня как раз и является ключевым долгосрочным стратегическим вопросом, в том числе, для России. Даже в первую очередь — для России. Если мы не сумеем к рубежу 2035−2040 годов сформировать собственный стабильный и успешный кластер объемом не менее 250, а лучше 300 млн человек, то в течение последующих 20−30 лет Россия утратит технологическое превосходство, наличие которого (помимо ядерного оружия) обеспечивает Москве лидирующий международный статус.

И тогда мы неизбежно превратимся в подобие Испании, страны в прошлом чрезвычайно великой, с богатейшей историей, но сегодня в мире мало на что влияющей и мало кому интересной, кроме туристов.

Автор: Александр Запольскис

https://regnum.ru/news/economy/2643196.html

***

Инициатива «Один пояс – один путь» несёт угрозу для КНР

Если инфраструктурные проекты не приведут к экономическому росту стран-участниц инициативы «Один пояс – один путь», то китайские компании могут в конечном итоге понести крупные убытки.

Критики КНР часто указывают на то, что Пекин использует свою инфраструктурную инициативу «Один пояс — один путь» в качестве «долговой ловушки» для получения контроля над странами, которые проявили интерес к китайским транснациональным инфраструктурным инвестициям. СМИ часто преувеличивают риски, с которыми могут столкнуться страны, присоединившиеся к инициативе «Один пояс — один путь», считает исследователь из Университета Джона Хопкинса Дебора Браутигам. На самом деле данная инициатива может представлять риск для самого Китая, пишет Яшен Хуан в статье для издания Project Syndicate.

На недавнем форуме международного сотрудничества «Один пояс — один путь» председатель КНР Си Цзиньпин, казалось, признал, что инфраструктурная инициатива может превратиться в «долговой капкан». В своём выступлении председатель КНР заявил, что «создание высококачественной, устойчивой к риску, недорогой и инклюзивной инфраструктуры поможет странам в полной мере задействовать свои ресурсы». С одной стороны, это обнадёживающий сигнал, указывающий на то, что Китай стал больше внимания уделять долговым трудностям, связанным с инфраструктурной инициативой. Согласно исследованию Центра глобального развития, восемь из 63 стран-участниц инициативы «Один пояс — один путь» оказались на грани «долгового кризиса».

Как однажды отметил британский экономист Джон Мейнард Кейнс, если вы должны банку 100 фунтов, то у вас возникли проблемы, однако если вы должны банку миллион фунтов, то проблемы возникли у банка. В рамках инициативы «Один пояс — один путь» Китай может оказаться тем самым банком, которому задолжали миллион фунтов.

В частности, Китай может стать жертвой «устаревшей модели соглашений», в рамках которой иностранный инвестор лишён возможности диктовать свои условия, поскольку он заранее согласен инвестировать огромные средства в принимающую страну. Инфраструктурные проекты в рамках инициативы «Один пояс — один путь» очень громоздки, привязаны к конкретному участку земли и имеют нулевую экономическую ценность, если строительство не будет завершено.

Неудивительно, что в настоящее время некоторые страны, присоединившиеся к китайской инфраструктурной инициативе, требуют пересмотра условий соглашения. Китай столкнулся с этим уже после начала осуществления инфраструктурных проектов. Пекин вынуждают предложить принимающим странам ещё более выгодные условия. Например, в середине апреля власти Малайзии объявили, что крупный китайский проект по строительству железной дороги, приостановленный после прошлогодних выборов, будет продолжен после пересмотра условий соглашения. По сообщениям СМИ, затраты, связанные со строительством железной дороги, сократились на треть. Другие страны, вероятно, также попросят о списании долгов и снижении расходов. В конечном итоге все убытки лягут на плечи китайских инвесторов.

С другой стороны, заработать на инфраструктурных проектах чрезвычайно сложно. Существует широко распространенное мнение о том, что инвестиции в инфраструктуру способствуют экономическому росту, но доказательств этого очень мало. Фактически, Китай сам построил большую часть своей нынешней инфраструктуры после начала экономического подъёма. Например, в 1980-х и 1990-х годах Китай обошёл Индию по темпам экономического роста, несмотря на то, что в распоряжении КНР была менее протяжённая железнодорожная сеть, чем в Индии. По данным Всемирного банка, в 1996 году протяжённость железнодорожной сети КНР составляла 56 тыс. 678 километров, а Индии — 62 тыс. 915 километров. Экономический подъём КНР начался не с инфраструктуры, а с внутренних реформ и инвестиций в человеческий капитал. Если инфраструктурные проекты не приведут к экономическому росту стран-участниц инициативы «Один пояс — один путь», то китайские компании могут в конечном итоге понести крупные убытки.

Кроме того, инвестирование во многие страны, присоединившиеся к китайской инфраструктурной инициативе, связано с высокими рисками. Например, в Пакистане помимо высоких политических, экономических и дефолтных рисков ситуацию осложняет также низкое качество образования. Согласно одному из докладов, Пакистан занимает 180-е место среди 221 страны по уровню грамотности. Всё это указывает на высокие инвестиционные риски, поскольку исследования показывают, что инвестиции в физическую инфраструктуру могут способствовать экономическому росту только в странах, обладающих высоким человеческим капиталом. Китай смог извлечь выгоды из инвестиций в собственную инфраструктуру, потому что он также инвестировал значительные средства в образование.

Также не следует сравнивать китайскую инициативу с Планом Маршалла — программой США по восстановлению стран Западной Европы после окончания Второй мировой войны. План Маршалла оказался успешным, потому что помощь была предоставлена в целом хорошо управляемым странам, которые столкнулись с временными военными разрушениями. Эта помощь стимулировала экономический рост. Что касается стран, присоединившихся к инициативе «Один пояс — один путь», то среди них многие страны столкнулись с серьёзными экономическими проблемами и проблемами в сфере управления, в этих странах нет базовых условия для обеспечения экономического роста. Одних инфраструктурных инвестиций будет недостаточно.

Огромный масштаб инициативы «Один пояс — один путь» в сочетании с возможностью отсутствия прибыли означает, что китайским инфраструктурным проектам может понадобиться существенная поддержка со стороны китайских банков.

Китай приобрёл необходимый потенциал для осуществления крупных инфраструктурных проектов именно потому, что он открыл свою экономику для глобализации, а также для западных технологий и ноу-хау. Нынешняя торговая война с США все больше отделяет Китай от Запада, а это может иметь негативные последствия для его экономики. Учитывая то, что темпы экономического роста Китая замедляются, а его экспортные перспективы сталкиваются с негативными геополитическими факторами, Пекину стоит пересмотреть темпы и масштабы инфраструктурных проектов в рамках инициативы «Один пояс — один путь».

Автор: Александр Белов

https://regnum.ru/news/polit/2633674.html

***

Стратегия Китая: наше дело предложить

Китайский взгляд на перезагрузку «нового Шелкового пути», торговую войну со Штатами и сотрудничество с Москвой.

На прошедшей 29 мая 2019 года конференции «Россия и Китай: сотрудничество в новую эпоху», организованной Российским советом по международным делам (РСМД) совместно с Китайской академией общественных наук (КАОН), политики и эксперты двух стран обсудили механизмы российско-китайского сотрудничества. Интересно, что манера обсуждения китайских спикеров значительно отличалась от манеры их российских коллег излишней деликатностью.

Анализируя современные политические процессы и взаимоотношения Китая с Россией и другими странами, китайцы зачастую избегали конкретики, стараясь не говорить о проблемах на публике. Когда модератор первой пленарной сессии в лице заместителя директора филиала ВГТРК по специальным и информационным программам Сергея Брилева пытался оживить дискуссию и придать ей остроту, задавая выступающим неудобные вопросы, китайские эксперты либо «забывали» на них ответить, либо вдавались в пространные рассуждения.

Вот и директор Института международных отношений Университета КАОН Ли Юнцюань в разговоре с «Экспертом» о перспективах китайской инициативы «Один пояс – один путь» и взаимоотношениях с Россией старался аккуратно обходить острые углы, акцентируя внимание на преимуществах взаимовыгодного сотрудничества перед «игрой с нулевой суммой», когда выигрыш победителя равен убытку проигравшего.

По пути взаимовыгоды

«Эксперт»:На прошедшем в апреле форуме «Один пояс – один путь» обсуждалась возможная перезагрузка «нового Шелкового пути» в связи с участившимися жалобами стран-участниц. Например, Малайзии, Индонезии, Шри-Ланки. Как Китай реагирует на подобное недовольство партнеров, и планируется ли перезагрузка «пути»?

Ли Юнцюань: – Прежде всего, надо определиться с тем, что представляет собой проект «Один пояс – один путь». Это китайская инициатива делового сотрудничества с учетом ситуации вокруг Китая и в регионах, которое подразумевает развитие взаимосвязанности инфраструктуры и упрощение торговли. Для этого странам-участницам «пути» надо развивать финансовое и гуманитарное сотрудничество, нужно согласовывать свою политику на высшем уровне. Маршрут «нового Шелкового пути» не проложен, он определяется проектами. Замысел этой инициативы очень прост: где есть проект, там и прокладывается «путь».

Жалобы возникают в основном потому, что нет правильного понимания инициативы. За пять с лишним лет своего существования инициатива «Один пояс – один путь» породила множество успешных проектов. Как и в случае с любыми другими проектами, вокруг них существуют определенные проблемы. Но, в целом, китайская инициатива встретила поддержку и понимание. Ведь она учитывает тонкие факторы развития каждой страны-участницы. Например, в Центральной Азии слабая инфраструктура. Процесс преодоления этой слабости и создает возможности.

Другой принцип китайской инициативы – рыночность. Если проект обеспечивает прибыль, то он состоится, если нет, то зачем нужен такой проект? «Один пояс – один путь» успешно действует порядка шести лет, значит, это взаимовыгодный проект.

– Владимир Путин не одобрил строительство высокоскоростной магистрали Москва – Казань, которая должна была соединить столицы России и Китая, посчитав ее нецелесообразной. Это как-то скажется на реализации «пути»?

– Как я уже сказал, любой проект, прежде всего, должен иметь экономико-техническое обоснование. Если прибыль компенсирует издержки – надо строить, если нет, то зачем? Китай с пониманием относится к любым замечаниям, лишь бы проект состоялся по рыночным законам.

– На евразийском пространстве сегодня существуют две интеграционные инициативы: Евразийский экономический союз (ЕАЭС) и «Один пояс – один путь». Как думаете, они взаимодополняют друг друга или же конкурируют?

– Я думаю, что взаимодополняют. Китай представляет собой большой рынок для других стран. К примеру, в прошлом году Россия экспортировала в Китай более 70 млн. тон нефти. А с конца текущего года российская сторона начнет поставлять в Китай газ. Уже заключен договор на 30 лет, который предполагает ежегодную поставку в КНР 38 млрд. кубометров российского газа. Сто лет назад за такой огромный рынок и такие богатые ресурсы была бы война. А между нами сегодня – гармоничное сотрудничество. И потенциал этого сотрудничества, этой взаимодополняемости, далеко не исчерпан.

Интеграционные инициативы на евразийском пространстве создают условия для усиления и углубления взаимодействия. Именно поэтому мы подписали документ о сопряжении ЕАЭС и «Одного пути».

Война и роботы

– Сегодня Китай является большим новатором в сфере роботизации. Но роботы заменяют живых работников, и сотни миллионов людей, так или иначе, теряют свои рабочие места. Что Китай планирует с этим делать?

– Надо реформировать структуру экономики. В этом, кстати, и заключается одна из целей нынешних китайских реформ. Также нужно развивать сервис. Ведь особенностью развитых государств как раз и является то, что у них велика доля населения, занятого в сфере услуг.

– Но сектор услуг не воспримет такой объем рабочей силы.

– Я не специалист в этой области, но мне кажется, что все проблемы решаются через углубление реформ.

– Как торговая война между США и Китаем отразится на технологической сфере?

– Прежде всего, торговая война в целом неразумна. Она наглядно показывает, что нынешнюю систему мирового порядка надо реформировать. Нельзя строить отношения, как двусторонние, так и многосторонние, на основе эгоизма и одностороннего преимущества. Война не решает проблем. Взаимовыгодность – вот новая тенденция. В том числе и в сфере новых технологий.

– Китай не боится, что США могут усилить давление?

– Мы не знаем, чего хотят, и что будут делать американцы, но, несмотря на их действия, Китаю нужно продолжать решать свои проблемы. Для нас главное – делать свое дело. Что касается конфликта с США, то по принципиальным вопросам уступок не будет.

Отношения с Россией

– Как торговый конфликт между Китаем и США отразится на российско-китайских отношениях?

– Я не знаю, как сильно американская торговая война против КНР повлияет на взаимодействии с Россией, да и повлияет ли, но очевидно, что наше китайско-российское сотрудничество должно развиваться в интересах обеих сторон.

– Сегодня военно-технические и стратегические компоненты сотрудничества в российско-китайских отношениях явно доминируют над экономической составляющей, несмотря на рост товарооборота между странами на 27,1% в 2018 году. Как сделать российско-китайские отношения более сбалансированными?

– Я бы сказал, что они уже довольно сбалансированы. Тот объем экономического сотрудничества, который есть сейчас, по оценкам многих российских экспертов вполне устраивает Россию. Но да, существует разница в ожиданиях. В Китае население и объем экономики больше, и ожидания от сотрудничества с Россией, соответственно, тоже выше. Между тем, на мой взгляд, сотрудничество эффективно только лишь в тех сферах, взаимодействие в которых отвечает интересам обеих сторон.

– В России, да и в целом в странах СНГ, довольно много институтов Конфуция. Есть ли подобный российский аналог в Китае? Насколько там заинтересованы в изучении русской культуры и языка?

– В Китае прекрасно действует фонд «Русский мир». Но для таких больших стран, как Россия и Китай, гуманитарная сфера развивается очень слабо. В особенности научная сфера – у нас очень мало русистов и китаистов. Их число нужно увеличивать.

Автор: Кристиана Денисенко

https://expert.ru/2019/06/5/strategiya-kitaya-nashe-delo-predlozhit/


Infos zum Autor
[-]

Author: Александр Запольскис, Александр Белов, Кристиана Денисенко

Quelle: regnum.ru

Added:   venjamin.tolstonog


Datum: 13.06.2019. Aufrufe: 250

zagluwka
advanced
Absenden
Zur Startseite
Beta