В России эффекта от Национальных проектов три года ждут

***

Концепция-2020 осталась в России красивой бумагой 

Россияне и не догадываются: с 2020 года они должны были бы жить при развитой экономике и с высокими зарплатами. Это обещала Концепция долгосрочного социально-экономического развития страны до 2020 года, принятая в 2008 году. Увы, большинство показателей Концепции-2020 не реализованы.

17 ноября 2008 года правительство России утвердило Концепцию долгосрочного социально-экономического развития страны до 2020 года. Но реализация этого документа так и не была начата: кризис 2008–2009 годов потребовал его корректировки сразу же после принятия, а в 2014-м отечественную экономику и вовсе залихорадило. Концепцию между тем никто не отменял. И уже не отменит: в будущем году она автоматически станет историей.

Очевидно, что создатели Концепции-2020 равнялись на пример тех, кто был до них — авторов Стратегии-2010, создавших ее в самом начале 2000-х... Тогда в Центре стратегических разработок (ЦСР) и появился план реформирования экономической и социальной политики, а также госаппарата, названный Стратегией-2010. Власти его не только приняли, но и пригласили его разработчиков — Олега Вьюгина, Михаила Дмитриева, Аркадия Дворковича, Эльвиру Набиуллину, Алексея Улюкаева и Германа Грефа — пополнить свои ряды. Чтобы, так сказать, самим реализовать написанное.

И кое-что удалось претворить в жизнь! Например, поднять уровень средних зарплат с 80 до почти 700 долларов (тогда еще считали так) или достичь нужных темпов роста ВВП (обещали от 2,9 до 7 процентов, получили 4 процента в год, которые сегодня уже кажутся несбыточной мечтой). Кое-что сделали, пусть и с задержкой: к примеру, средний размер пенсии сравнялся с уровнем прожиточного минимума не к 2003 году, а лишь к 2009-му. Но все же половина целей плавно переместились в следующий план развития.

Говорят, идея Концепции-2020 принадлежит Владимиру Путину. Так это или нет, не известно, но разработку документа уж точно завершало правительство под его руководством. Недаром глава Счетной палаты Алексей Кудрин в своем недавнем выступлении в Думе помянул Концепцию-2020 как «План Путина». Концепцию в ноябре 2008 года приняли, а уже через пару-тройку месяцев осознали, что мировой кризис сказался на экономике страны куда тяжелее, чем ожидали, так что документ нуждается в корректировке. Запрягали долго — года полтора. Наконец, в 2011-м 21 экспертная группа на площадках ВШЭ и РАНХиГС вкупе с сотней зарубежных специалистов почти год взвешивали и размышляли, потом анонсировали появление 864-страничной Стратегии-2020 и даже опубликовали ее (уже в марте 2012-го), но, как это часто бывает в России, так и не приняли. То есть Концепция де-юре Стратегией не приросла и продолжила свое одинокое существование в формально установленных рамках — до следующего года. Что будет потом, известно: часть обозначенных в ней целей, согласно традиции, уже переместилась, но не в очередную новую стратегию, а в майский указ – 2018. Срок исполнения при этом автоматически «сдвинулся вправо», получив фору аж до 2024 года. Пойдет ли такая подвижка на пользу, вопрос…

В чем причина чехарды со сроками: ошибки в расчетах или внешние обстоятельства? По мнению директора Института «Центр развития» НИУ ВШЭ Натальи Акиндиновой (кстати, участвовавшей в разработке Стратегии-2020), в отсутствии достижений по большинству целей Концепции-2020 виноват не только неблагоприятный внешний фактор. Хотя, конечно, сбрасывать его счетов не стоит, ведь и Концепция, и Стратегия разрабатывались тогда, когда цены на нефть были высокими. Впрочем, по ее словам, и переоценивать влияние нефтяной конъюнктуры не следует: российскую экономику лихорадит не столько из-за падения цен, сколько от отсутствия реальной диверсификации экономики.

«А все потому, что в России инерционная структура экономики, где львиная доля инвестиций, прибыли, налогов, доходов бюджета и льгот крутится в нефтегазовом секторе и крупных компаниях с госучастием»,— утверждает Наталья Акиндинова. Иными словам, никто и не собирается уходить от нефтезависимости, несмотря на все громкие заявления. Ибо выгодно. И санкции в этом случае ни при чем, куда важнее плохая правоприменительная практика, противоречивые требования регуляторов, рост налоговой нагрузки на несырьевые сектора.

Самое плохое, по мнению эксперта, состоит в том, что нежелание провести реальную диверсификацию экономики привело к усилению роли государства, а на смену концепциям и стратегиям пришли майские указы. С одной стороны, они исполняются быстрее, с другой, их горизонт куда как более низкий — до 6 лет, к тому же они еще больше утяжеляют позицию государства.

«Сравнивать ориентиры, заложенные в Концепции-2020, и текущие показатели не вполне корректно,— убежден завлабораторией Института прикладных экономических исследований РАНХиГС Александр Абрамов.— Прогнозировать на 10 лет с высокой точностью в принципе невозможно, но куда важнее понять, что хотели сделать авторы Концепции и какими целями руководствовались».

По его мнению, Концепция-2020 стала последним документом, где экономика еще рассматривалась как приоритетная геополитическая цель. В ней были заложены два главных драйвера роста экономики и повышения благосостояния населения — высокая цена на нефть (108 долларов за баррель к 2020 году) и реализация ряда крупных проектов развития (формирование национальной инновационной системы, включающей такие государственные институты развития, как Роснано, Ростех, а в последующем и «Сколково», создание Международного финансового центра (МФЦ) в Москве, привлечение серьезных иностранных инвестиций, развитие внутреннего финансового рынка, проведение умеренно мягкой кредитно-денежной политики, а главное — повышение расходов бюджета в пользу здравоохранения, образования и инвестиций в человеческий капитал).

«Первый драйвер не оправдал ожиданий по независящим от нас причинам (сейчас цена нефть — чуть выше 60 долларов за баррель),— пояснил Александр Абрамов,— а запустить механизмы внутреннего роста не получилось». С созданием МФЦ федеральное правительство не справилось, новые госинституты развития серьезного влияния на реструктуризацию экономики и ее рост не оказали. Переключить структуру бюджета в пользу здравоохранения и образования тоже не удалось, напротив, выросли расходы на государственное управление и силовые структуры. По его словам, из-за санкций и плохого инвестклимата вместо притока капитала был зафиксирован его отток. В области денежно-кредитной политики ЦБ отдал предпочтение поддержанию стабильности, а не содействию развитию экономики. Целевые показатели по уровню инфляции, предусмотренные Стратегией, в целом были выполнены, однако подойти к намеченным рубежам по объемам кредитования и монетизации экономики даже близко не удалось. По словам экономиста, вместо планировавшегося соотношения размера кредитов к ВВП на уровне 80–85 процентов — только 48 процентов. Это значит, что кредиты не стали доступными в стране. Вместо обещанного 6,3 процента роста ВВП в 2020 году сейчас ожидаем около 1–1,5 процента.

Александр Абрамов убежден: один из уроков Концепции-2020 в том, чтобы наглядно продемонстрировать, «что происходит, когда власти делают ставку на геополитику в ущерб экономике. Экономический рост останавливается, благосостояние населения падает, а достигнутая стабильность постепенно исчезает. Развитие — это риски и изменения, к ним нужно быть готовыми».

Автор: Светлана Сухова

https://www.kommersant.ru/doc/4157891

***

Ускорения экономики от госинвестиций не будет и в 2020 году, считают в правительстве

Каких‑либо положительных моментов от реализации нацпроектов, а значит, и сколько‑нибудь видимого ускорения экономики не следует ожидать ранее 2021–2022 годов, говорят в Минфине.

И неудивительно: на фоне колоссального профицита бюджета власти не торопятся тратить даже запланированные средства. В Счетной палате (СП) указывают на самый низкий за последние 10 лет уровень исполнения бюджета. По итогам года не будет потрачен как минимум 1 трлн бюджетных рублей, предупреждают аудиторы.

Российская экономика пока демонстрирует сдержанные темпы роста. По итогам второго квартала текущего года рост ВВП составил 0,9%, следовало из данных Росстата. В Счетной палате считают, что по итогам года отечественная экономика вряд ли ускорится выше 1%, тогда как в Минэкономразвития уверены в росте на 1,3%. «Целый ряд косвенных показателей говорит о том, что пока серьезного ускорения экономики не происходит, и наращивания спроса тоже… Я не вижу серьезных основ для оптимистичного прогноза по росту ВВП», – сказал в среду глава СП Алексей Кудрин, выступая в Госдуме. Он, в частности, напомнил, что прогноз по обороту розничной торговли был снижен с 1,6 до 1,3%. При этом рост инвестиций за первое полугодие составил 0,6% вместо прогнозируемых 2%. «Пока нам это не позволяет говорить об оптимистичном варианте завершения этого года», – полагает аудитор.

В Минфине считают, что на слабый экономический рост давят низкие темпы реализации национальных проектов. Напомним, по оценке СП, на реализацию нацпроектов в текущем году израсходовано лишь 52% от запланированных средств. При этом по некоторым нацпроектам финансирование оказалось еще ниже.

В ведомстве Антона Силуанова хоть и признают низкие темы реализации нацпроектов, но считают результаты вполне «ожидаемыми». «В этом году мы понимали, то есть это был не риск, а скорее базовый прогноз, и правительство еще к осени прошлого года в своем макроэкономическом прогнозе учитывало, что будут некоторые лаги между эффектами налогово‑бюджетного маневра. То есть налоги (увеличение ставки НДС) повлияют сразу и депрессивно, а бюджетные расходы будут постепенно раскручиваться. В этом была логика замедления экономического роста, который в официальном прогнозе правительства в прошлом году был представлен. Более или менее мы сейчас по этой траектории и идем», – сообщил на конференции рейтингового агентства Standard&Poor’s (S&P) замминистра финансов РФ Владимир Колычев.

По его версии, негативный эффект хоть и исчерпается к 2020 году, однако не принесет внятного дивиденда экономике. «Мы скорее всего в плане реализации нацпроектов выйдем на ту траекторию, которую изначально закладывали в макропрогнозе, то есть со следующего года отрицательный какой‑то эффект здесь мы вряд ли увидим. Начиная с 2021–2022 годов будем все больше видеть такой накопленный положительный эффект (для экономики)», – уверен правительственный чиновник.

То есть нацпроекты, обозначенные в майском указе президента Владимира Путина еще в 2018 году, смогут оказать хоть сколько‑нибудь значимое положительное влияние на экономику РФ не ранее чем через три года с момента их объявления. И это притом, что в 2024 году власти должны будут отчитаться по большинству поставленных целей.

Независимые аналитики также сомневаются в существенном влиянии нацпроектов на рост ВВП РФ. Так, экономисты из консалтинговой компании Oxford Economics ранее отмечали, что стимулирующий эффект нацпроектов на российскую экономику окажет скромные 0,1–0,2 процентных пункта (п.п.) в предстоящие пять лет. Эксперты, в частности, полагают, что возможный позитивный эффект от нацпроектов фактически полностью будет нивелирован недавним повышением налоговой нагрузки. «Даже если темпы финансирования инвестиционных нацпроектов ускорятся по сравнению с уровнями октября 2019 года и достигнут 80% к концу года, чистый эффект на ВВП 2019 года с учетом негативного влияния повышения НДС (с 18 до 20%) предположительно будет близок к нулю. Если уровень освоения не превысит 80% и в последующие годы, выгоды от капиталоемких нацпроектов для краткосрочного экономического роста окажутся примерно равны потерям от повышения НДС», – цитировали СМИ старшего экономиста Oxford Economics Евгению Слепцову. Если же эффективность реализации нацпроектов окажется выше ожиданий, то чистый вклад в рост ВВП может увеличиться до 0,5 п.п., но в любом случае «национальные проекты не дадут прорыва с точки зрения российской модели роста до тех пор, пока институциональная среда продолжает сдерживать производительность, а население в трудоспособном возрасте сокращается»,  резюмировали в компании.

Независимые эксперты фактически предупреждают: даже при 100-процентном и эффективном расходовании бюджетных средств это окажет мизерное влияние на рост ВВП. Однако даже этого власти не могут гарантировать. В Счетной палате указывают на низкое исполнение расходов бюджета‑2019. Так, выступая в среду в Госдуме, Алексей Кудрин указал, что на 1 ноября исполнен только 71% запланированных расходов госбюджета. То есть за два месяца предстоит потратить 30% всех средств. Отметим, ранее в СП сообщали, что за девять месяцев этого года траты казны составили всего 63% от годового плана, что оказалось самым низким показателем с 2010 года.

По мнению главы СП, «серьезные колебания» при исполнении бюджета ведут к рискам, что часть расходов так и не будет проведена. По его оценкам, в текущем году государство в итоге рискует не потратить почти 1 трлн руб. Эту оценку подтверждают и в Минфине. «У нас обычно из года в год недоисполнение (бюджета. – «НГ») составляло 600–700 млрд, это и в прошлом году было так, и в позапрошлом. 200–300 млрд руб – это недоисполнение сверх обычного недоисполнения, то есть всего около 1 трлн руб.», – подчеркивает Колычев.

Как считает Кудрин, характер и качество госуправления становятся препятствиями к реальному исполнению «многих обязательств государства и поддержки бизнеса и активности в экономике». «Почему мы не тратим 1 трлн (руб. – «НГ»), не даем заказов предприятиям, малому бизнесу, они не вливаются в экономику, не поддерживают экономическую активность?» – задается вопросами глава СП. Мало того, продолжает аудитор, за последние три года в процентах ВВП расходы уменьшились на 3% ВВП. «И даже сокращенные расходы не можем теперь потратить в размере 1% ВВП», – сетует он.

Что примечательно, рост недофинансирования происходит на фоне колоссального профицита бюджета. Так, только по итогам девяти месяцев этого года профицит казны составил почти 3 трлн руб., притом что планировался профицит на уровне 1,8 трлн. А размер Фонда национального благосостояния (ФНБ) приближается к отметке в 8 трлн руб. Можно только гадать, по какой причине при стагнирующей экономике правительство отказывается расходовать даже запланированный объем средств.

Ускорения ВВП и дальше ждать не приходится, и причина не только в медленном раскручивании нацпроектов, но и в падении реальных доходов населения, считают эксперты «НГ». «Это ведет к снижению потребительского спроса, от которого страдает торговля, а показатели торговли влияют на темпы роста экономики в целом», – говорит главный стратег компании «Универ Капитал» Дмитрий Александров, подчеркивая, что потребительская активность и дальше будет снижаться.

«Кроме того, растет налоговая нагрузка, снижаются покупательская способность и реальные доходы населения. Все это на сложном геополитическом фоне, когда очередные санкции или цены на нефть способны нанести серьезный урон российской экономике. Нашему правительству, наверное, в такой ситуации ничего другого и не остается, как обещать эффект от нацпроектов. Ну не в следующем году, так через год. Или позже», – рассуждает Александров.

Не то чтобы отодвигается перспектива восстановления экономики, экономика попросту буксует на месте, продвигаясь вперед слишком медленными темпами для того, чтобы можно было говорить о скором выходе на те темпы, которые необходимы для преодоления большинства трудностей, продолжает аналитик компании «Финам» Алексей Коренев. По его мнению, существует ряд факторов, негативно сказывающихся на самих основах быстрого и сбалансированного восстановления отечественной экономики.

«Это в первую очередь существенные перекосы в структуре самой экономики, проявляющиеся в чрезмерной ориентированности на экспорт ресурсов. Это крайне низкий уровень производительности труда (более чем вдвое ниже, чем в среднем по планете, и в несколько раз меньше, чем у развитых государств). Это критический износ оборудования на значительной части отечественных предприятий, малое количество высокотехнологичных, наукоемких производств, способных генерировать добавленную стоимость. Это и несовершенство законодательства, препятствующее притоку инвестиций. Это и засилье государства в бизнесе, где правят бал гигантские и не слишком эффективные корпорации. Есть и целый ряд вопросов, касающихся правовой системы, из‑за чего частная собственность и капиталы в России в значительной степени незащищены, что делает инвестирование средств в любое производство чрезмерно рискованным», – перечисляет он. «Мешает и крайняя зависимость отечественной экономики от внешних факторов, таких как цены на нефть, санкции, состояние и динамика общемировой экономики, что делают нашу страну крайне чувствительной к любым внешним шокам», – резюмирует аналитик.

Автор: Ольга Соловьева

http://www.ng.ru/economics/2019-11-13/4_7725_project.html

***

Комментарий: Так стратегия «Россия 2020» провалилась или победила?

По мере приближения конца текущего года начинает набирать масштаб процесс оценки стратегических итогов развития государства. Потому что как раз на 2020 год был назначен финиш амбициозной программы, известной как «Стратегия Россия 2020», предполагавшей выход страны на постиндустриальную модель устойчивого развития, вхождение в пятерку крупнейших по размеру ВВП экономик планеты и множество разных прочих успешных показателей.

По мере приближения конца текущего года начинает набирать масштаб процесс оценки стратегических итогов развития государства. Потому что как раз на 2020 год был назначен финиш амбициозной программы, известной как «Стратегия Россия 2020», предполагавшей выход страны на постиндустриальную модель устойчивого развития, вхождение в пятерку крупнейших по размеру ВВП экономик планеты и множество разных прочих успешных показателей.

По мнению критиков, достичь обещанного правительству не удалось. В их представлении, поставив свою подпись под документом, Владимир Путин, тем самым как бы лично пообещал к 2020 году обеспечить устойчивый рост ВВП в 6,4−6,5% ежегодно. И не выполнил! С 2014 по 2018 среднегодовой рост составил всего 0,5%, и только на 2019−2020 годы Минэкономразвития прогнозирует 1,3−1,7%. В целом же вышло нарастить ВВП только на 5,8% за период 2013—2019 годов в сумме.

Ну, и далее в том же духе. Где обещанный рост реальных располагаемых доходов населения на 64−72%? Где полуторократное увеличение расходов на медицину и образование? Нету! Значит, план провалился.

Что любопытно, критики стремятся стратегию, как процесс, представить именно планом, выполнить который действительно не удалось. Но при этом из 41 контрольного показателя они озвучивают от силы пять, выбранных наиболее тенденциозно. И манипулируют еще тремя, раскрывая, так сказать, не всю правду.

Например, «Путин обещал» к 2020 году войти в пятерку крупнейших экономик мира по размеру ВВП. Россия сегодня в ТОП5 входит? Нет? Значит обманул! Но если смотреть на цифры, оказывается, что как бы да, РФ в мировом рейтинге занимает шестое место, имея ВВП в 3,1% от мирового, Впереди Китай (18,7%), США (15,2%), Индия (7,7%), Япония (4,1%) и Германия (3,2%). То есть формально мы в пятерку, конечно, не вошли, однако так ли сильно мы от достижения цели отстали? От Германии находимся всего в 0,1%…

И вообще, если показателей было 41, то почему обсуждается только менее десятка? Тем более о провале говорится вообще лишь в пяти. Возникает вопрос — а сама стратегия была о чем? Особенно учитывая тот факт, что планов с одинаковым названием на самом деле существовало два.

Первую программу с громким названием «Стратегия Россия 2020» правительство РФ приняло еще в 2008 году. Она основывалась на нескольких фундаментальных стремлениях. Кстати говоря, полностью совпадавших с требованиями оппозиции того времени. Это к тому, что критикуя результаты, следует признать и ошибочность позиции критиков.

Например, тогда страну ругали за критичность зависимости от нефтяной иглы. Вполне оправданно, так как в 2007 половина национального ВВП (47%) формировал сырьевой экспорт. Что являлось одним из самых высоких показателей среди развитых экономик того времени. Стратегия развития России (СРР-2020) предполагала существенно изменить баланс в пользу роста экономики в целом, а также опережающего развития несырьевых направлений. Тем самым доля внешней торговли должна была снизиться до примерно трети «как у других развитых стран».

Правительство не обошло стороной и желания оппозиции в области повышения уровня жизни граждан. Было заявлено стремление повысить душевой ВВП о ППС с 13,9 тыс. (2007 или 42% от среднего уровня государств-членов ОЭСР) до 30 тыс. долларов в 2020 году (70%). Также в полтора раза поднять уровень охвата населения средним профессиональным и высшим образованием (с 50 до 60−70%), а также довести средний уровень обеспеченности жильём к 2020 году до 30 квадратных метров на человека или 100 метров на среднестатистическую семью.

Но как бы странно такое ни звучало, главными являлись другие цели. В первую очередь, занятие значимого (в 5−10%) места на мировом рынке высокотехнологичных товаров и интеллектуальных услуг по меньшей мере в 5−7 секторах. Формирование условий для появления и ускоренного роста частных предприятий, в первую очередь в инновационных сферах. И вообще, термин инновации оказался предельно фетишизирован. Примерно, как и выражение — постиндустриальная экономика.

Именно это оказалось главной всеобщей стратегической ошибкой. Всеобщей потому, что суть постиндустриализма толком не понимали не только государственные чиновники, но и все те, кто их из народа ругал. И тем, и другим, в конечном счёте, захотелось ни много, ни мало как сталинскую Индустриализацию 2.0, только в новых исторических условиях.

Раз Советский Союз сумел за десяток лет перепрыгнуть от Разрухи по итогам Гражданской войны в мировые промышленные лидеры, то значит, нынешняя Россия повторить рекорд должна суметь тоже.

А что конкретный план действий непонятен, так не беда. В организационном смысле СРР-2020 образца 2008 года делилась на два больших этапа. С 2008 по 2011 страна дружно займется ревизией текущего положения, анализом узких мест, поиском внутренних и внешних направлений роста, а также их увязыванием в общий оперативный план, который дальше ляжет в основу конкретных тактических ежегодных действий на остальное время с 2012 по 2020. Именно отсюда изначальные примерно 2−2,2−2,4% годового роста ВВП за 12 лет превратились в 6,5% за 6−7 лет.

Впрочем, строго говоря, общих ошибок оказалось три. Во-первых, стратегия базировалась на убежденности в открытости внешних рынков и их готовности играть по общим правилам абстрактного теоретического капитализма. Когда без разницы, откуда взялся конкурент, главное, чтобы его условия для рынка оказались лучше прочих.

Во-вторых, она предполагала линейность всех экономических процессов и стабильность политических условий. Авторам и их критикам, в том числе нынешним, не приходило в голову, что свободное торговое пространство может внезапно полностью исчерпаться, а коллективный Запад способен начать против России политически мотивированную санкционную войну, в том числе, вести её прямо себе в убыток.

В-третьих, тогда считалось, что инновации это всегда хорошо. Экономика спит и видит технологическую революцию, чтобы её как можно быстрее у себя внедрить для ускорения темпов и расширения масштабов получаемой прибыли. И у России на сей счёт имеется важное преимущество в виде государственной централизации, способной быстрее найти и выделить перспективные открытия, обеспечить их ресурсами и внедрением в производство. В том числе через оптимизацию законодательной и налоговой базы.

Анализ итогов первого этапа показал кардинальное расхождение реальности с господствовавшими о ней представлениями в рамкам экспортируемой с Запада «правильной картины мира». Свободный рынок был свободен исключительно для западного капитала и сильно ограничен для всех прочих. А российская фактическая промышленная база зияла огромными брешами по большинству фундаментальных направлений.

От падения объёмов и технологического уровня выпускаемого отечественного станочного парка до почти полного провала в области элементной базы, программного обеспечения, а самое главное — востребованности всего этого российской экономикой в целом. В первую очередь, в малом и среднем бизнесе, ставка на опережающее развитие которого изначально считалась приоритетной.

Второй большой ржавой миной оказалось упомянутое выше отсутствие понимания смысла и сути инноваций как таковых. Красиво читать общую статистику о том, что только менее 8% инвестиций в инновации выстреливают положительным успехом, а 92% денег пропадают впустую, пока эти деньги не из твоего кармана. Тем более не из государственного.

В представлении «контролирующих и надзирающих» органов, а также абсолютного большинства критиков из народа любой политической ориентации те 92% однозначно трактуются как казнокрадство и свидетельство общей неэффективности государства, как системы. Что никакое исследование не может заранее твердо гарантировать результат, тем более не сиюминутно прикладной, а сразу фундаментальный, не интересовало никого. Раз деньги взял, изволь показать прибыль. Если её нет — изволь в тюрьму. И тех, кто деньги выделял, — туда же.

Так как отличить, где итога не дали сами исследования, а где действительно имело место мошенничество, в принципе невозможно, система, в конечном счете, стала одновременно повышать и входные требования для получения грантов и строгость наказания за не достижение положительного результата. Что на выходе вылилось в резкое сокращение желающих что-либо пробовать исследовать. За исключением фундаментальной науки, традиционно финансирующейся, прежде всего, из неэкономических мотивов.

Опять же исследовать зачем? Даже в случае успеха результат не мог быть внедрен в экономику немедленно. Требовался длительный этап организации производства, получения практических образцов и их внедрения в реальные техпроцессы. Ожидать тут мгновенной отдачи не приходилось. Тогда как реальные заводы и фабрики за значительно меньшие деньги и в куда как более короткие сроки могли покупать необходимое на зарубежных рынках. Наглядный тому пример — история с попытками создать собственный отечественный пассажирский самолет для замены боингов и айрбасов. В результате анализа фактического положения дел появился новый, скорректированный план, также названный «Стратегия инновационного развития России 2020», утвержденный в декабре 2011 года. В значительной степени по ключевым контрольным показателям он повторял его первую итерацию, но исходил уже из заметно иного подхода.

Малый и средний бизнес инновационным драйвером России пока стать не может. При относительно небольшой (37%) на 2012 год доле государства в экономике контролируемые государством крупные предприятия производят не менее 60% валового продукта в целом и более 80% всего, что относится к передовым технологиям. При этом во Франции доля государства в ВВП превышала 51%, в Австрии — 48,6%, а в среднем по Евросоюзу она составляла 45,8%. Общество также сходилось во мнении, что развивать экономику может исключительно государство, способное как выделить необходимые деньги, так и обеспечить контроль за их целевым использованием. Тогда как частник, заинтересованный исключительно в сиюминутной прибыли, всё по-любому разворует.

Отсюда сформировалась ставка на укрепление мер в двух базовых направлениях. С одной стороны, на развитие и конкретизацию механизмов и органов контроля. С другой, на формирование специализированных госкорпораций, отвечающих за ускорение инновационного развития. Так появились Роснано, Ростех, Сколково, Российский фонд технологического развития, Агентство стратегических инициатив и ряд других.

Частично положение исправилось, но фактически успех оказался достигнут лишь там, где изначально имелось достаточно чёткое понимание смыслов предпринимаемых действий. Например, доля крупных компаний в национальной экономике поднялась до 79% против 42% в среднем по сопоставимым развитым странам. В настоящий момент государство контролирует 81% крупного бизнеса России.

Однако итоги анализа результатов, изложенные в «Национальном докладе об инновациях в России 2016» показали, что по всему кругу изначально постулированных целей удалось обеспечить лишь примерно тридцатипроцентное достижение результата. Причём в общей картине наблюдаются серьёзные перекосы.

Например, в области спроса на инновационную продукцию наблюдается резкий рост, расходы на НИОКР в бюджете увеличиваются, исследовательская кооперация между компаниями, секторами и отраслями расширяется. В то же самое время вложения в НИОКР со стороны частного бизнеса сокращаются, патентная активность серьёзно просела, а фактический спрос на отечественную инновационную продукцию вообще упал. В частности, доля самолётов российского производства в парке Аэрофлота снизилась с 75% в 2000 году до 11% в 2015.

История с Sukhoy Superjet 100 — вообще отдельная песня. Уже доведённую до серийного производства машину отечественные перевозчики брать отказываются. Спору нет, ряд их возражений достаточно обоснован. Однако наивно ожидать сходу получить идеал, по лётно-техническим характеристикам существенно превосходящий двух ведущих мировых конкурентов, при этом за сильно меньшую цену и при кардинально меньших эксплуатационных расходах. Реальная жизнь — это вам не теоретические книжки по абстрактному маркетингу.

Более того, пример с SSJ 100 показателен не только для авиационной отрасли, он рельефно визуализирует положение с инновациями в крупных корпорациях в целом. Абсолютному большинству там они не нужны. В том смысле, что идти на сложности по перестройке собственных производственных процессов и соглашаться на падение финансовых показателей в переходный период их руководство согласно лишь при условии, что инновации сходу окажутся очень сильно эффективнее существующих аналогов, одновременно значительно дешевле них по деньгам.

А так как половина российской экономики основана на процессах высокого уровня ответственности (например, в энергетике), даже чисто техническая процедура замены чего-то старого, но привычного, на новое, инновационное, сопряжена со сложным и длительным процессом сертификации, проверок, опытной эксплуатации на второстепенных участках.

Иными словами, быстрое внедрение чего бы то ни было в крупных масштабах здесь невозможно в принципе. К тому же внедрение требует существенных расходов и не обеспечивает быстрого и большого роста прибыли. А именно её хотят немедленно получить все, включая критиков.

Еще до 40% экономического объёма составляют предприятия, перспектив внедрения инноваций не имеющие в принципе. Как вы себе представляете инновации в кафе, пиццерии или суши-баре? А на автозаправке? А на шиномонтаже? Тут даже полностью роботизированный складской комплекс уже фантастика. Его организация по традиционным технологиям стоит сильно дешевле и куда проще технически.

Таким образом, эффекта от внедрения новинок можно ожидать не более чем в 10−11% экономики, что никоим образом не в состоянии вытащить её всю до уровня роста в 6,5% в год. Требовать этого по меньшей мере глупо, как малоадекватно обвинять в не достижении заведомо недостижимого. Хотя, согласен, в целом стремиться к этому, безусловно, необходимо. Однако, при этом не теряя понимания, что прибыль получится далеко не завтра.

Отсюда и получилось, что подавляющее большинство усилий государства по развитию инноваций, в конечном счёте, ушло в области, априори дающие ограниченный, а то и вообще сильно отложенный результат. В частности, в модернизацию образования, инновационной среды и общую науку. Но так как чёткости в понимании смыслов инноваций по-прежнему нет, и без того отложенный результат отодвигается ещё дальше.

Можно ли за это государство винить — вопрос риторический. Если кто-то в состоянии предложить какой-либо альтернативный, но в реальных условиях действительно реализуемый и практически достижимый план, то да, такая критика итогов уместна. Вот только даже самые спокойные её источники, к сожалению, сосредотачиваются исключительно на несовпадении результата с обещаниями, а не на поиске предложений — как же задачу сформулировать так, чтобы она стала действительно решабельной.

Пока же приходится признать следующее. Как мечталось изначально в далеком 2008, со стратегией не получилось вовсе. Это медицинский факт. Однако негативный результат тем не менее принёс важную пользу в виде улучшения понимания сути происходящих процессов, без которого говорить о достижении любых результатов попросту глупо.

Доработанная стратегия в варианте представлений 2011 года также сбоит, но уже по несколько другим причинам и в существенно меньших масштабах. Часть из них — внутренние, в частности, указанные выше проблемы с НИОКР в крупных корпорациях. Часть — внешние. Откровенно наивно требовать исполнения планов десятилетней давности в полном отрыве от учёта негативных последствий политического характера событий 2014 года. Вообще-то планировалось развиваться в условиях мирного времени, тогда как страна вот уже пятый год находится в состоянии экономической войны с США и ЕС.

Однако нельзя сказать, что коль все показатели не обеспечены в точности до грамма, значит, всё провалилось, все не справились, всех ловить, увольнять и сажать. По факту, разница между пятым местом Германии и шестым у России составляет всего 0,1% мирового ВВП. То есть в целом по главному итогу — развитию экономики страны — мы сумели достичь стратегической цели даже вопреки войне.

Далее с ростом, как таковым. Выйти быстро на китайские темпы, действительно, не получилось. Тем не менее, удалось сформировать предпосылки постепенного выхода на 1,3 — 1,7% в 2019—2020 годах и до 3,1−3,3% с 2021 года. Это меньше чем 6,5? Да.

Однако не стоит забывать, что МВФ в своём докладе тоже понизил прогноз темпов роста мировой экономики в 2019 году до 3,5%. Причем речь идёт не о разовой просадке, а о нисходящем тренде, длящемся уже третий год подряд. То есть в 2020—2025 годах кривая опустится ещё ниже. Стало быть, в целом у нас таки получается сформировать тенденцию опережения. Да и чисто по потребительским параметрам картина также далека от алармистской. В 1990 году на одного человека в стране приходилось 15,1 кв метра общей площади жилья. В 2008 его было уже 20,3 м2. В 2012-м — 22,1 м2, в 2014 — 23,5 м2, в 2017 — 25 м2, в 2018 — 25,3 м2. Это, безусловно, меньше, чем десятилетие назад обещанные 30, но говорить о полном провале по этому показателю по меньшей мере тенденциозно.

Так что вывод напрашивается неоднозначный, но тем не менее достаточно наглядный. Формально сиюминутный успех СРР-2020 незначителен. Выйти на контрольный показатель не получилось ни по одному параметру. Что даёт бездумным критикам богатую почву пинать государство и пенять за неэффективность капитализма в целом.

Но объективно почти все цифры с самого начала являлись довольно серьёзно оторванными от реальности, отражая не столько действительные возможности России, сколько пламенное желание чуда со стороны всего общества в целом. Оно не совпало с реальными возможностями? И что с того?

Если посмотреть на стратегические цели майских указов 2018 года, легко увидеть, что стремление государства к продолжению модернизации и развитию экономики сохраняется. Более того, уровень мечтаний в нём сократился, а степень адекватности, наоборот, возросла. Ключевые узкие места вскрыты, в частности, в повышении эффективности управления, и активно расшиваются. А что не всё сразу и результат не буквально завтра к утру, так для процессов подобного масштаба это естественно. Тем более главное, что, да, рвануть сразу на 50% к уровню 2008 года не вышло, но тем не менее на 10−12% всё равно получилось. Тот же душевой ВВП по ППС получилось поднять с изначальных 13,9 тыс. долларов до 26,5 тыс. по итогам 2018 года. И поступательный тренд к росту сохраняется. Где тут «полный провал» — решительно непонятно.

Конечно, можно сослаться на то, что при Сталине задача всё равно была бы решена. Но разве сегодня хоть кто-то готов вставать по гудку в 6 утра и, ни разу не глянув в гаджет, пахать по 8 часов у станка или на стройке? Нет. Но тогда и аналогии к временам Сталина не имеют никакого смысла.

Автор: Александр Запольскис

https://regnum.ru/news/economy/2768983.html