Стоит ли серьезно волноваться за экономику России в новом году?

Information
[-]

***

«Копить научились, инвестировать — нет»

Прогнозы развития мировой экономики на будущий год, в частности исследование Всемирного банка, говорят о вероятности нового витка глобального кризиса. Причем по силе он может превзойти предыдущий — 2008–2009 годов.

В качестве его причин называют падение экономического роста в ряде стран, последствия торговой войны между США и Китаем, рост задолженности, активизацию печати денег центробанками. Упоминают и о цикличности кризисов: по одной из теорий, от одной рецессии до другой проходит 12 лет. Что в такой ситуации ждет экономику России? К чему следует готовиться россиянам? «Огонек» обратился за комментарием к одному из ведущих экономистов страны, ректору РАНХиГС Владимиру Мау, чей сборник статей об экономической политике России за 20 последних лет был недавно презентован на Московской книжной ярмарке.

«Огонек»: — Владимир Александрович, верны ли прогнозы кризиса-2020? Почему? Насколько масштабным он может быть?

Владимир Мау: — Прежде всего, мне представляется не вполне уместным сравнение с 2008–2009 годами. Тогда произошел глобальный структурный кризис, который имеет смысл сравнивать со структурными кризисами 30-х и 70-х годов ХХ века. Это очень сложное, растянутое во времени явление, растянутое примерно на десятилетие — турбулентное десятилетие. Это период формирования новой социально-экономической модели, новой модели регулирования (в том числе государственного регулирования экономики), новых макроэкономических, социальных и геополитических реалий, новых валютных конфигураций, новых приоритетов и исследовательских доктрин. Это нетрудно заметить при сравнении минувшего десятилетия с Великой депрессией 1930-х или со стагфляцией 1970-х.

Словом, структурный кризис не сводится к спаду производства или росту безработицы. Такого рода кризис происходит раз в несколько десятилетий. А в настоящее время обсуждаются перспективы циклического кризиса, отражающего известные колебания рыночной экономики. И сейчас дискуссия идет не столько о кризисе как таковом, сколько о механизмах бушующей антикризисной политики.

Дело в том, что в большинстве экономик развитых стран исчерпаны возможности антикризисных механизмов. Традиционными антикризисными мерами являются снижение ставки рефинансирования и рост бюджетных расходов для поддержки сжимающегося спроса (и тем самым занятости). Однако в настоящее время в большинстве развитых стран ставки близки к нулю или даже отрицательные (например, по евро), а бюджеты накопили огромные долги, что ограничивает возможность дальнейшего заимствования в целях стимулирования.

Кстати, в этом отношении ситуация в России несопоставима, причем в лучшую сторону. У нас крайне низкий государственный долг (причем почти весь в национальной валюте), сбалансированный бюджет и приемлемая инфляция. К этому надо добавить низкую безработицу, положительный платежный баланс и практически прекратившийся отток капитала (который примерно соответствует выплатам внешних долгов корпорациями). А дальше мы вступаем в зону неопределенности — и технологической, и экономической. Ситуация в мире очень быстро меняется. Неопределенность — вот главное слово сегодняшнего дня.

— То есть такое уже случалось в истории человечества, когда неопределенность и отсутствие четких ориентиров и правил ставило экономистов в тупик?

— Да, конечно. Собственно, это происходило в периоды уже названных мной структурных кризисов ХХ столетия. Неопределенность вообще возникала на разных этапах развития после начала современного экономического роста, то есть с XVIII века. Скажем, в конце XVIII — первой половине XIX века, когда появился и торжествовал экономический либерализм в своих ранних формах, никто всерьез не рассматривал важность структурных сдвигов в экономике, никто не воспринимал промышленность как более передовую отрасль, чем сельское хозяйство.

Идеи laissez-faire (свободы торговли и неэффективности протекционизма) возникли не на пустом месте, а отражали технологические и политические реалии того времени, когда самыми мощными в экономическом, политическом и (главное) военном отношениях были аграрные монархии. Отсюда скептическое отношение многих правительств (в том числе российского) первой половины XIX века к развитию промышленности. И только позднее, к концу XIX столетия, появилось понятие передовых и отсталых отраслей, необходимости структурной модернизации (или индустриализации).

Отсюда вывод: искать рецепты для решения проблем сегодняшнего дня в прошлом вряд ли уместно. Знать минувшее, конечно, нужно, но оно не лечит, разве что предостерегает. Например, сейчас попытка назначить какую-либо из отраслей отечественной экономики на роль передовой со всеми вытекающими последствиями (я о концентрации ресурсов государства на направлениях, которые кажутся в настоящий момент приоритетными) приведет лишь к проигрышу и потерям в будущем.

Скорость (а следовательно, неопределенность) технологического прогресса сейчас такова, что предсказать даже недалекое будущее очень затруднительно. Я бы сказал жестче: то, что сегодня представляется передовым, таковым точно не будет просто потому, что обновление происходит исключительно быстро. Сейчас передовыми являются не отрасли, а технологии. И в любой отрасли вы можете наблюдать как передовые технологии, так и отсталые.

— Видимо, это не всегда осознанно. Известно о сырьевой зависимости отечественной экономики, и ставка на добывающую отрасль тут, скорее, от бессилия, чем по желанию...

— Россия далеко ушла от сырьевой зависимости. «Цена отсечения» в бюджете (стоимость барреля нефти, сверх которой доходы идут в нацрезервы.— «О») — порядка 40 долларов за баррель, причем она индифферентна к колебаниям цен на нефть. Колебания цены на нефть вот уже несколько лет не отражаются на федеральном бюджете. И от «голландской болезни» (снижение эффективности экономики страны из-за увеличения экспорта сырьевых ресурсов.— «О») наша экономика после 2014 года излечилась. Да, экспорт сырья по-прежнему играет важную роль в российской экономике, но не только его продажи обеспечивают исполнение бюджета и его расходы. Но я говорил о том, что концентрация ресурсов на любом направлении — ошибка и равносильна поражению. Стимулировать надо не отрасли, а развитие технологий.

— Но как поддержать развитие технологий?

— Единственно верный способ — передать риски частному бизнесу. Это задача предпринимателя — понять, во что инвестировать. Бизнес рискует своими деньгами, поэтому расчет будет максимально точным. Главное — не мешать. Бизнес и так не слишком склонен сегодня рисковать. И это не только российская проблема: в большинстве стран норма инвестиции сегодня ниже нормы сбережений. Это говорит о том, что денег много, но их не хотят вкладывать. Сказываются и сложности инвестиционного климата, и технологическая неопределенность. Изменения происходят так быстро, что нельзя понять, что будет эффективным завтра. Вот инвесторы и не спешат, ждут, размещая средства в ценные бумаги или на депозиты. Надо их стимулировать вкладываться в технологии.

Важным условием этого является повышение эффективности госуправления. В России сегодня сложилась интересная ситуация, когда главные проблемы и решения, необходимые для экономического развития, находятся вне экономического поля: они — в эффективности госуправления. С этим связаны проблемы, о которых можно прочитать в любом официальном или экспертном документе: инвестклимат, риски предпринимательства, эффективность правоохранительной и судебной систем.

— Но РАНХиГС как раз и готовит управленцев. Значит, вы можете изменить ситуацию. В чем проблема?

— Президентская академия реализует запрос государства на подготовку кадров. В современном мире не может быть раз и навсегда подготовленных специалистов. Это очень динамичный процесс. Отвечая на вызовы времени, все должны быть готовы учиться и переучиваться. Важно понимать, что страны и регионы конкурируют в настоящее время не дешевизной труда и не природными ресурсами, а качеством человеческого капитала и качеством государственного управления. Отсюда и важность подготовки кадров — хотя все к этой задаче, разумеется, не сводится. Причем сейчас мы в академии особый упор делаем не на подготовку отдельных специалистов, чиновников, но на формирование управленческих команд, которым было бы по силам решать актуальные задачи сегодняшнего дня.

— То есть за отечественную экономику можно не волноваться? Мы чувствуем себя «спокойно»?

— Конечно, нет. Там тоже наблюдается парадокс — беспрецедентно хорошая макроэкономическая ситуация, которой многие страны могут только завидовать, но довольно негативная ситуация в микроэкономике. Этот разрыв образовался не сегодня. За этим стоят и проблемы технологической неопределенности, и несформированность адекватной новым реалиям модели экономического роста, и качество институтов, связанных с предпринимательским климатом. Собственно, об этом идет речь в моей книге, которая была упомянута в начале нашего разговора.

— И что мы обрели?

— Мы научились купировать кризисы — за последнее десятилетие мы проходили их гораздо мягче, чем кто-либо мог ожидать. (Помните, как Барак Обама уверял в начале 2015 года, что российская экономика будет порвана в клочья?) Это очень важно, но недостаточно для динамичного посткризисного роста. Впрочем, не стоит игнорировать и тот факт, что низкие темпы роста на протяжении этого турбулентного десятилетия демонстрируют и наши основные торговые контрагенты — ведь это все-таки Европа, а не Китай.Свою роль будут играть инвестпроекты, в которых предполагается как стимулирование спроса, так и предложения. Но это игра в длинную, которая требует времени. Налицо эффективная бюджетная и денежная политика. Выдвижение в качестве приоритетов человеческого капитала и инфраструктуры.

Кстати, говоря о темпах экономического роста, надо еще и понимать, насколько адекватно мы их измеряем. Опять же с точки зрения особенностей современных технологий.

— А в чем здесь проблема?

— Это сложнейшая тема, касающаяся объективности такого показателя, как валовый внутренний продукт (ВВП). Как известно, ВВП — это совокупная стоимость произведенных за год конечных товаров и услуг. Проблема в том, что в современном мире значительная часть их стремительно удешевляется. Если раньше технологический прогресс обеспечивал удешевление новых продуктов от поколения к поколению, что теперь это происходит в рамках одного поколения. Иными словами, технологические инновации, быстро внедряясь в жизнь общества, фактически (точнее, статистически) ведут к снижению объема ВВП в его привычном понимании. Причем налицо расхождение благосостояния (которое увеличивается) и динамики ВВП. Чтобы было понятно: электронные книги, к примеру, не нуждаются в древесине (несколько отраслей промышленности), типографиях, труде наборщиков и корректоров, не требуются для их дистрибуции магазины и транспорт. Все эти отрасли остаются не задействованы, а они в эпоху безраздельного доминирования бумажных книг и создавали существовавший объем ВВП. Но можно ли сказать, что торможение показателя ВВП в этом случае приводит к ухудшению благосостояния? К аналогичным результатам приводит «уберизация».

Впрочем, полностью отойти от показателя ВВП пока не удается. Альтернативные способы подсчета обсуждаются, но пока не очень убедительны. Вместе с тем можно выделить отдельные показатели, которые могут более точно оценивать состояние и динамику данной экономики, правда, они не являются синтетическими и не вполне пригодны для межстрановых сопоставлений.

На мой взгляд, на сегодняшний день для России важнее всего обращать внимание на показатели динамики частных инвестиций, на доступность кредита (ставка на рынке коммерческого кредитования отражает как уровень инфляции, так и уровень доверия), на показатели диверсификации экспорта, на динамику реальных доходов населения, на динамику ипотеки.

Именно эти показатели отражают реальное состояние современной российской экономики и благосостояния людей. Благосостояние важнее номинальных цифр экономического роста.

— Доходы населения падают с 2014 года...

— И это проблема посерьезнее цифр ВВП. Медленный рост экономики и отсутствие роста доходов населения не способствуют увеличению спроса. Специфика нынешней ситуации в том, что за годы действия санкций и контрсанкций в России был освоен навык не допускать масштабного кризиса в экономике за счет, как выяснилось, отсутствия последующего серьезного роста. Копить научились, инвестировать — нет.

— Выходит, без катаклизма не обойтись? Серьезный рост в экономике только через кризис?

— Не обязательно. Хотя выдающийся экономист прошлого века Йозеф Шумпетер и ввел в обиход термин «созидательное разрушение». То есть экономический кризис при всей его тяжести уничтожает слабые компании, расчищая место на рынке для новых игроков, для новых технологических проектов. Но это происходит болезненно — через рост безработицы и резкое падение доходов. Впрочем, Россия за последние пару десятилетий научилась не допускать сильного падения доходов и роста безработицы, но платит за это низкими темпами экономического роста по окончании кризиса.

— То есть, по-вашему, страна из него вышла?

— Безусловно. Рост экономики, пусть и малыми темпами, налицо. Занятость высокая. Макроэкономические параметры, как я уже говорил, хорошие.

— В начале разговора вы говорили о формировании новых валютных конфигураций. А что происходит сейчас?

— Структурные кризисы действительно ведут к новым валютным конфигурациям. Если 10 лет назад мне казалось, что нас ждет усиление роли юаня, а также региональных резервных валют, то теперь я бы сделал акцент на перспективы криптовалют. Заметьте: если центробанки еще относительно недавно отказывались признавать за ними сколько-нибудь серьезные перспективы, то теперь пытаются выпускать собственные. Эта тенденция заметна еще и на фоне небывалых действий американской администрации, всячески пытающейся подорвать доверие... к доллару. Это странно, но факт.

Кроме того, набирает популярность и новая денежная теория (modern monetary theory, MMT), которая утверждает, что если государство заимствует в собственной валюте и последняя надежна, то можно не обращать внимания на долг, бюджетный дефицит, можно печатать сколько угодно денег, но при этом изымая избыток денежной массы через налоги. То есть в наши дни стала возможна кредитно-денежная политика, не связанная традиционными макроэкономическими ограничениями. Впрочем, если разобраться, то в этом нет ничего нового: полвека назад такие опыты уже проводились, на какое-то время это давало толчок к развитию, но потом наступал обвал. В истории многое повторяется. Хотя, как замечал Карл Маркс, первый раз как трагедия, а второй — как фарс.

— Рост госсектора способен привести к возврату в реалии советского времени, пусть и на новом витке развития?

— Советское прошлое было иным: с устанавливаемыми государством ценами, плановым хозяйством, отсутствием частной собственности. А госкорпорации — составная часть не только социалистической, но и капиталистической модели. Мы имеем по факту капиталистическую, рыночную модель, хотя и с мощным госсектором. К слову, это не только российская тенденция. Роль государства вообще усилилась во многих странах. Причем больше в политической сфере, нежели в экономической.

— Возврата к административно-командной системе управления экономикой тоже не наблюдается?

— Смотря что понимать под этим термином. Административно-командная система основывалась на отрицании частной собственности, на государственном установлении цен, на централизованном установлении связей между предприятиями. Наконец, не стоит забывать, что свободная торговля являлась уголовным преступлением, а торговля валютой наказывалась вплоть до высшей меры. Сколько бы мы ни ценили советский период и опыт тех лет, но возврата к нему нет. Уже на рубеже 1980–1990-х годов Россия пошла по иному пути развития. И к 2000 году была практически завершена посткоммунистическая трансформация. Сейчас же ключевые наши задачи связаны с институциональной и структурной модернизацией. Собственно, об этом — нацпроекты, обозначенные в известном указе президента России от 7 мая 2018 года. Хотя надо понимать, что сформулированные в нем цели социально-экономического развития носят гораздо более долгосрочный, стратегический характер.

Беседовала Светлана Сухова

https://www.kommersant.ru/doc/4179064

***

Мнение эксперта: Чего стоит опасаться инвесторам в 2020 году

В декабре «Деньги» попросили аналитиков и управляющих назвать ключевые риски, которые могут грозить экономике и финансовой системе в наступающем году.

Страхи сосредоточены, как выяснилось, вокруг США и выборов там главы государства. Даже в случае победы действующего президента высока вероятность торговых войн и расширения антироссийских санкций. Впрочем, даже воплощение большей части страхов не приведет к повторению кризиса 2008 года.

Выборов в США

Основные «черные лебеди» в 2020 году будут связаны с выборами президента США. Ключевым претендентом остается действующий президент Дональд Трамп, хотя попытки демократов провести импичмент шансы на его переизбрание снижают. «Появление неожиданных фактов на слушаниях в Конгрессе может если и не привести к отставке президента, то ослабить его позиции на выборах»,— отмечает главный экономист Совкомбанка Кирилл Соколов. США расколоты на два политических лагеря, разногласия между республиканцами и демократами особенно сильны по важным экономическим вопросам, таким как справедливость система налогообложения, система здравоохранения, изменение климата. «Сильная поддержка демократов во время предвыборной кампании создает риски для финансового сектора»,— отмечает главный валютный стратег Julius Baer Дэвид Коль.

«Учитывая роль, которую играет экономика США в глобальной экономике, итоги американских выборов, вне сомнения, окажут влияние на все рынки, включая российский,— считает главный экономист BCS Global Markets Владимир Тихомиров.— Рост политического экстремизма в мире также затрагивает и США: в президентской гонке есть и неоконсерваторы, и неосоциалисты. К сожалению, сторонники умеренного подхода к экономике и свободы торговли явно в меньшинстве».

По словам гендиректора УК «Спутник — Управление капиталом» Александра Лосева, наиболее предпочтительным для рынков вариантом считается переизбрание Дональда Трампа на новый срок. В этом случае с высокой вероятностью администрация Белого дома продолжит использовать экономические стимулы и требовать от ФРС низких ставок и крайне мягкой денежно-кредитной политики. Любая неопределенность, связанная с приходом в Белый дом нового человека, поначалу будет восприниматься как негативный фактор. «Победа республиканцев-центристов и победа демократов-центристов воспринимаются как почти равнозначные для рынков варианты, потому что кардинального изменения монетарной политики в этом случае не ожидается, изменится лишь набор экономических и бюджетных стимулов. А вот четвертый вариант — избрание демократов-популистов, таких как Элизабет Уоррен, Берни Сандерс или Питер Буттиджич, мировые рынки могут не пережить»,— пессимистичен Александр Лосев.

Санкций

Для России наибольшие риски лежат не в плоскости экономических предложений кандидатов в президенты США, а в расширении санкций или как минимум ухудшении риторики. По словам главного экономиста Альфа-банка Наталии Орловой, российский финансовый рынок живет в ожидании, что Трамп будет переизбран на второй срок, это ожидание предопределяет низкие опасения санкций и ожидание дальнейшего снижения процентных ставок в России. Иной сценарий может стать холодным душем для российского рынка, отмечает госпожа Орлова.

Предвыборная кампания и действующий закон 2017 года «О противодействии противникам Америки посредством санкций» — опасное сочетание, считает Александр Лосев. При обострении борьбы политических сил в США нельзя исключать ни одного из возможных вариантов антироссийских санкций, предлагаемых этим законом, включая запрет на покупку госдолга и крайне жесткие ограничения для финансового и энергетического секторов российской экономики. «Учитывая, что почти треть находящихся в обращении ОФЗ принадлежит иностранным инвесторам, учитывая приток инвестиций нерезидентов в российские активы, можно оценить масштабы возможного оттока в случае жесткого варианта санкций, например, под надуманным предлогом наказания России "за вмешательство в американские выборы"»,— отмечает господин Лосев.

В таких условиях 2020 год может стать повторением сценария 2018 года, в течение которого санкционные риски полностью определяли настроения на рынках. «Как и в 2018 году, это вряд ли скажется на темпах экономического роста — в 2020 году рост экономики РФ будет определяться исполнением нацпроектов, финансирование которых должно ускориться, и их финансирование вряд ли будет чувствительным к повестке рынков, но зато динамика доходностей облигационных рынков и динамика курса будут сильно чувствительны к новостям из США. Негативная для России повестка может вывести курс рубля к 70 руб./$ и сделать необходимым возврат ключевой ставки на уровень 7%»,— считает Наталия Орлова. По мнению Кирилла Соколова, повышение ключевой ставки Банком России позволит сдерживать отток капитала, но негативный эффект все равно будет, курс рубля ослабнет до 68–70 руб. за доллар США, рост ВВП замедлится до 0–1%.

Торговых войн

По мнению опрошенных «Деньгами» экспертов, тема американской внешнеторговой политики не отпускает рынки второй год подряд и сохранится в 2020 году. В будущем году она может выйти на новый уровень, поскольку перед выборами президента Дональд Трамп будет максимально давить на Пекин, чтобы показать электорату, что держит слово, данное перед выборами 2016 года. Возможно, он не будет спешить с подписанием договора, так как к ноябрьским выборам электорат может о них подзабыть. С другой стороны, если сильно затянуть подписание, то у Китая появится желание подождать чуть дольше и сделать ставку на победу демократов, а значит, о сделке можно забыть.

В таких условиях торговое противостояние между США и Китаем может обостриться, что приведет к еще большему замедлению международной торговли и падению сырьевых рынков. «Если Китай из-за торговой войны откажется пускать на свой рынок продукцию американского высокотехнологического сектора, например полупроводники, процессоры, смартфоны Apple и пр., а также если Китай откажется собирать у себя айфоны и прочую похожую продукцию глобальных IT-компаний, американский рынок рухнет, остальные последуют по принципу домино»,— считает Александр Лосев. По мнению Наталии Орловой, сценарий обострения торгового конфликта может привести к дальнейшему снижению процентной ставки в США, негативный эффект торговой войны будет отчасти купирован монетарными властями.

Подобный сценарий будет негативным для развивающихся рынков и вызовет отток капитала из этого класса активов. «Для России негативный эффект будет связан с торговым балансом (доля Китая во внешней торговле России за последние десять лет выросла с 8% до 16%). Замедление Китая приведет еще и к снижению цен на энергоносители на мировых рынках»,— отмечает Наталия Орлова. По оценкам Кирилла Соколова, торговый конфликт может привести к падению цен на нефть ниже $50 за баррель или даже до $40 за баррель. «Тогда доллар может вырасти выше 70 в паре с рублем, а Банку России придется поднимать ключевую ставку для сдерживания оттока капитала. ВВП может снизиться на 2–3%»,— отмечает Кирилл Соколов.

«Брексит»-эффекта

Определенные проблемы для мировой экономики в целом и российской в частности доставит выход Великобритании из Европейского союза. По словам Дэвида Коля, экономики почувствуют неблагоприятные последствия «Брексита» через временное ухудшение торговли. При этом «жесткий» «Брексит» без соглашения нанесет значительно более серьезный ущерб, чем запланированный выход Великобритании из ЕС с переходным периодом. В таком случае произойдет существенное ослабление экономики ЕС и рост бремени поддержки слабых и периферийных экономик на ведущие страны региона. «Негативом он станет и для экономики Великобритании за счет роста издержек в торгово-экономических связях с Европой, а также из-за оттока финансового капитала. Косвенно это также окажет влияние и на РФ, так как ЕС был и остается главным экономическим партнером России. В худшем сценарии европейская экономика может войти в рецессию, а из-за падения там спроса пострадают и российские экспортеры, в том числе и нефтегазовые компании»,— отмечает Владимир Тихомиров.

Политические риски в Европе не ограничиваются Великобританией. По словам Владимира Тихомирова, растет конфликт между «старой» и «новой» Европой. Он затрагивает многие области — от экономики, бюджетной политики, торговли до политики и отношения к иммигрантам. «Если противоречия в ЕС продолжат усиливаться, то это может привести к существенному ослаблению союза и усилению протекционизма. Это негативно для рисковых активов»,— считает господин Тихонов.

Внутренних рисков

Беспокойство у аналитиков вызывают и возможные ответные шаги российской власти на западные санкции. По словам начальника отдела аналитических исследований Института комплексных стратегических исследований Сергея Заверского, использование методов, опробованных в последние годы — резкое ужесточение условий ведения бизнеса как в денежно-кредитной сфере, так и в бюджетно-налоговой,— может создать настолько сильную атмосферу безнадежности, что отток капитала будет сложно остановить даже специальными мерами. «В таком случае мы снова можем столкнуться с резким снижением курса рубля на фоне значительного повышения процентных ставок. А с ними и с дальнейшим очередным сокращением спроса, инвестиций, ВВП»,— отмечает Сергей Заверский.

Дополнительным риском может оказаться реализация национальных проектов. «Если государство не сможет разобраться с инвестированием имеющихся средств, предпочитая накапливать излишки в резервах, которые хранятся в иностранных активах за рубежом, то странно будет чего-то иного ожидать от частных российских и иностранных инвесторов. Подобный негативный сигнал для инвесторов будет значительнее любых слов»,— отмечает Сергей Заверский. По словам Владимира Тихомирова, чрезмерное увлечение стратегией госкапитализма и накоплением госрезервов может спровоцировать усиление структурных проблем в РФ и вылиться в затяжную стагнацию или рецессию экономики.

Что спасет

Впрочем, даже в случае реализации негативных сценариев повторения 2008 года аналитики не ждут. Во-первых, за последние годы Россия накопила огромные резервы. Во-вторых, власти и бизнес приспособились к затяжным кризисам. В-третьих, емкости внутреннего рынка достаточно, чтобы абсорбировать бегство всех международных инвесторов, а значит, влияние внешних факторов будет носить непродолжительный характер. «Даже в худшем сценарии ВВП может упасть не более чем на 2–3% (в 2008 году было –9%), а рубль — ослабеть на 8–10%, до 70 руб./$ (в 2014–2015 годах была двукратная девальвация)»,— резюмировал Владимир Тихомиров.

Автор: Иван Евишкин

https://www.kommersant.ru/doc/4172143?from=doc_vrez

***

Дополнение: Западные эксперты предсказывают скорый крах мировой экономики

Мрачные пророчества - обычно удел желтой прессы и тех, кто ее читает. Но в Германии о неминуемом, как они считают, небывалом и скором крахе говорят и серьезные эксперты.

"Доживем ли мы до 2076 года?" - вопрошает немецкий таблоид Bild, рисуя черными красками экологические проблемы планеты. Известный интернет-портал Travelbook публикует карту мира, где красным обозначены участки побережья Германии и Нидерландов, которые к 2050 году якобы окажутся под водой из-за глобального потепления. Серьезные эксперты, как правило, так далеко не заглядывают и столь апокалипсических предсказаний не делают. Однако прогнозы развития немецкой и всей мировой экономики, которые дают некоторые из них, представляются не менее мрачными.

Буря над Западом

"Над промышленно развитыми странами Запада собирается буря", - предрекает, например, известная консалтинговая компания Bain в своем последнем исследовании. В 2020-е годы, по мнению ее экспертов, демографические проблемы, связанные с быстрым старением общества, наложатся на грандиозное наступление цифровых технологий в промышленности и повседневной жизни, а также на обострение социального неравенства. Все это станет причиной конфликтов и политической дестабилизации, делает вывод Bain.

Цифровые технологии, искусственный интеллект и автоматизация производственных процессов будут иметь роковые последствия для рынка труда, предостерегают эксперты консалтинговой компании: "В Германии только 20 процентов всех занятых выиграют от этого, - высококвалифицированные специалисты, те, кто сможет адаптироваться и будет востребован в новых условиях". А что с остальными? Даже если их не ждет безработица, все равно по представителям среднего класса это ударит весьма чувствительно, их доходы опустятся значительно ниже доходов упомянутых 20 процентов, - таков прогноз.

Еще хуже, по мнению экономистов Bain, будет ситуация в США. Каждый четвертый трудоспособный американец может остаться без работы. Если учесть, что и там становится все больше пенсионеров, то это ляжет тяжелым грузом на государственные финансы и может привести к серьезному ухудшению политической ситуации.

Но что же делать? "Правительствам, - подчеркивают эксперты, - не останется ничего другого, как жестче регулировать экономику, усиливать антимонопольное законодательство, повышать налоги".

Вернуться к немецкой марке?

Институт изучения рынка труда в Нюрнберге подобные советы отвергает. Вместе с тем, здесь считают, что отрицательный тренд может проявиться уже в наступающем году. Так, экономисты прогнозируют в Баварии рост числа безработных более чем на два процента. Такого Бавария не знала уже десять лет. Глава Союза баварской экономики Бертрам Броссарт (Bertram Brossart) встревожен, ведь в Германии, как он подчеркивает, и так очень высокая (четвертая в мире) себестоимость труда, постоянно растут цены на электроэнергию, не снижаются налоги на бизнес, устарело законодательство, регулирующее рабочее время...

Германия отстает от требований времени, - считает и профессор Макс Отте (Max Otte), менеджер одного из крупнейших в Германии инвестиционных фондов. Только он имеет в виду не экономику, а финансы. "Поблажки" Италии и Греции Отте считает самоубийственными для еврозоны и призывает ни много ни мало к выходу из нее Германии и к возвращению немецкой марки.

"Евро все равно лопнет", - убежден Отте. В его аргументации есть явно что-то от теории заговора. "Страны Южной Европы, в частности, Греция и Франция, - сказал он в одном из интервью, - образуют так называемую "Южную лигу". Они постоянно давят на Германию, и мы чаще всего в итоге уступаем". В интерпретации профессора Европейский центральный банк не слишком строго отнесся к бюджетным нарушениям Италии и уступал ее, как он выражается, "шантажу", потому что председателем ЕЦБ до последнего времени был итальянец Марио Драги.

По мнению Макса Отте, Германия становится все беднее, и вся финансовая структура Европы должна рухнуть в ближайшие год-два. Надо заметить, что "великий крах" он предрекал и два года назад, и даже двадцать лет назад. Пока его мрачные предсказания не сбылись.

Страшнее экономического кризиса 1920-х годов

Еще более радикальны прогнозы двух молодых немецких экономистов Маттиаса Вайка (Matthias Weik) и Марка Фридриха (Marc Friedrich), которые сейчас разъезжают по Германии и рекламируют свою новую книгу с характерным названием "Самый большой крах всех времен". Имеется в виду крах мировой экономики, который, как уверены авторы, ждет нас самое позднее в 2023 году.

Как же так? Ни одна страна в мире не имеет столь высокого положительного внешнеторгового баланса, как Германия, немцы - среди мировых лидеров в области инноваций, здесь весьма низкий уровень безработицы, - и вдруг крах? Всё это очень скоро кончится, убеждены Вейк и Фридрих. Валюта евро вот-вот лопнет, проценты по банковским вкладам никогда больше в еврозоне не поднимутся, мир реально могут ожидать социальные беспорядки и ожесточенные конфликты на грани гражданской войны, предупреждают новоявленные (но довольно популярные) пророки конца света. "Банковский кризис 2008 года покажется лишь небольшой прелюдией, - подчеркивают они. - Новый обвал будет даже страшнее экономического кризиса в Германии 1920-х годов".

Первый канал немецкого телевидения ARD, посвятивший книге "Самый большой крах всех времен" отдельный сюжет, поинтересовался у авторов, где именно и с чего именно, по их мнению, начнется этот обвал. Ответ был весьма расплывчатым. В куче оказалось всё: "Мы видим протесты и в стабильных демократических странах, как, например, в Чили, в Гонконге, но также в Ливане, Иране... А в Берлине протестуют фермеры на тракторах... В глобализированном мире крах может начаться где угодно, например, в Китае, может начаться, например, если Трамп развяжет какую-нибудь новую войну..."

"В общем, как часто в пророчествах, многое весьма туманно", - иронически замечает по этому поводу репортер ARD и говорит о "популистских преувеличениях". Но как бы то ни было, немало немцев всерьез верят в подобные страшилки, и книжка Вейка и Фридриха хорошо продается, - как и другие подобные книги. А пугающими прогнозами на будущее многие интересуются гораздо больше, чем, например, исследованием, проведенным по заказу крупнейшей немецкой экономической газеты Handelsblatt. Организовавшие его эксперты пришли к совершенно другим выводам. По их убеждению, 2020-е годы как раз будут золотым временем для Германии. Посмотрим, кто прав.

Автор: Ефим Шуман   

https://p.dw.com/p/3UyQ3


Infos zum Autor
[-]

Author: Светлана Сухова, Иван Евишкин, Ефим Шуман

Quelle: kommersant.ru

Added:   venjamin.tolstonog


Datum: 03.01.2020. Aufrufe: 148

zagluwka
advanced
Absenden
Zur Startseite
Beta