Окончательно сформировавшаяся система госкапитализма в России требует новых импульсов и ориентиров развития
***
Застабилизировались до застоя
Наша экономика сегодня куда менее уязвима для внешних угроз, чем десять лет назад. Но устойчивость на хлеб не намажешь: ценой стабильности стало сокращение, а затем стагнация доходов, а главное — утрата перспектив. Окончательно сформировавшаяся система госкапитализма требует новых импульсов и ориентиров развития.
Отставка правительства — обязательный повод рассмотреть итоги его деятельности в большой ретроспективе. Мы решили сконцентрироваться на анализе результатов всего завершающегося в 2020 году десятилетия в социально-экономическом развитии России. Бóльшую часть этого периода составляют последовательные сроки работы двух правительств Дмитрия Медведева — 2012 и 2018 годов призыва. Конечно, экономическую политику творили не только кабинет, но и Банк России, а в значительной степени она формировалась под влиянием решений самого президента; тем не менее именно правительство, на наш взгляд, несет основную ответственность за удачи и провалы этих лет.
Неприятности
Сразу скажем: итоги десятилетки не слишком радужны. Во всяком случае, они существенно хуже ожиданий первых лет этого периода, когда после быстрого и сравнительно безболезненно купированного кризиса 2009 года все ждали почти неминуемого возврата к «тучной путинской восьмилетке» 2000–2007 годов со среднегодовым ростом ВВП 7,2% и кардинальным улучшением материального благосостояния людей, затронувшим даже низшие социальные страты.
Ничего и близко не случилось: темпы роста в последнюю восьмилетку (2012–2019) съехали до жалких 1,1% — примерно такой же рост демонстрировала японская экономика в 1990-е годы, за что это десятилетие в истории страны прозвали потерянным. К концу нынешнего десятилетия российская экономика лишь на 15% больше по размеру, чем в его начале (это если считать в постоянных рублях, а если в международных долларах по паритету покупательной способности, то лишь на 10% больше).
Если бы наша экономика продолжала расти темпами, характерными для 2010-х, по итогам прошлого года мы имели бы ВВП в расчете по паритету покупательной способности в 47 тыс. долларов (это уровень сегодняшних Финляндии и Франции) — почти вдвое больше, чем в действительности (27,8 тыс. долларов), где компанию нам составляют Греция, Турция и Казахстан.
Пожалуй, самым неприятным итогом нынешней десятилетки стало снижение уровня жизни россиян. Уровень реальных доходов граждан не просто не вырос, а чувствительно снизился, вернувшись к едва заметному росту лишь в прошлом году, после пяти лет сжатия и стагнации. Если в 2000-е годы средний уровень пенсий увеличился в четыре раза в реальном выражении, то все 2010-е он просто стагнировал.
Не удалось добиться заметных успехов в борьбе с бедностью. Количество россиян, имеющих доходы ниже прожиточного минимума, к 2016 году заметно увеличилось и лишь сегодня медленно опускается к отметке 17 млн человек — значению на начало 2010-х годов. Не произошло и кардинальных улучшений в части доходного и имущественного расслоения. Две трети работающих граждан имеют начисленную зарплату ниже статистически средней по стране, а в ряде регионов модальный (наиболее распространенный) душевой доход ниже официального прожиточного минимума.
Если начало десятилетия было отмечено — впервые с конца 1980-х — естественным приростом населения и бумом рождаемости, то на его исходе рождаемость опять устремилась вниз, а депопуляция страны возобновилась.
Надо сказать, что после глобального финансово-экономического кризиса 2008–2009 годов темпы роста упали и в мировой экономике, прежде всего в развитых странах. Но мы тормознули сильнее: в 2000-е Россия росла быстрее мира, а большую часть нынешнего десятилетия — медленнее мира. Тем не менее наш вес в глобальной экономике (3%) все еще в полтора раза выше, чем в мировом населении (1,9%). Согласно свежему прогнозу Международного валютного фонда, к 2024 году Россия станет крупнейшей экономикой Европы, обогнав Германию. Но останется шестой в мире, пропустив вперед бумирующую многонаселенную Индонезию.
Реальный ВВП России по итогам прошлого года превысит позднесоветский уровень примерно на 20%, но последствия деиндустриализации 1990-х не преодолены до сих пор. Уровень промышленного производства отстает от максимума 1989 года на девять процентов, а реальный уровень инвестиций в основной капитал — более чем на четверть.
Промышленное производство прошло последний кризис (2014–2015) с существенно меньшими потерями, чем кризис 2008 года, и уже к весне 2016-го вернулось на растущую траекторию. Правда, рост был не слишком интенсивным и сопровождался заминками и откатами (последняя наиболее выраженная пауза была во второй половине 2017 года). Основным драйвером роста в индустрии после 2016 года служит добывающая промышленность и отрасли первого передела, связанные с первичной обработкой полезных ископаемых, преимущественно в расчете на экспорт.
Что касается обрабатывающих отраслей, то здесь ситуация скорее разочаровывающая: ни о каком фронтальном росте речи не идет. Иногда возникают очаги оживления, но они быстро иссякают. Сравнительно устойчивое развитие в гражданских обрабатывающих отраслях за прошедшую десятилетку продемонстрировала, пожалуй, лишь пищевая промышленность, поднявшаяся на волне импортозамещающего роста в сельском хозяйстве, активно поддержанного государством.
А вот автопром, порадовавший бумом «русских иномарок» в 2000-е годы, в нынешнем десятилетии сильно разочаровал. На дне кризисной ямы, в 2016-м, уровень загрузки мощностей по сборке легковых автомобилей составлял шокирующую треть. Сегодня — чуть меньше половины. Совершенно ясно, что ставка предшествующих пятнадцати лет развития отрасли не сыграла: главный приз — бурное расширение внутреннего рынка (когда-то были мечты, что он обойдет по емкости германский) — улетучился. Первый из мировых грандов, Ford, не стал рубить хвост по частям, а просто покинул Россию. Значительные инвестиции в производства финальной сборки так и остаются неотбитыми. Эшелонированной, интегрированной отрасли автокомпонентов не создано, уровень локализации автомобильного производства у самых продвинутых компаний не превышает 60%. Неплохую динамику показывают экспортные поставки автомобильных кузовов, двигателей и готовых автомобилей, но объемы здесь пока не столь велики, чтобы переломить ситуацию в отрасли.
В целом курс на импортозамещение оказался более сложным и тернистым, чем казалось еще пять лет назад, на заре эпохи санкций, этот процесс подстегнувших. Импортозамещение оказалось очень импортозависимым. Прокатный стан произвести сами можем, а надежную электронную систему управления им — еще нет. Трубы для свай под Крымский мост произвести можем, но забиваем их в дно голландскими молотами. Ставим рекорды по вывозу на внешние рынки пшеницы, но элитный семенной материал по-прежнему закупаем за границей. Выявляется все больше лакун в отечественной производственной системе, заполнение которых требует значительных инвестиций, компетенций и, самое главное, достаточных по размеру и маржинальности рынков замещаемой продукции, чтобы эти инвестиции могли окупиться.
Средства, подменившие цель
Конечно, слабым итогам российской экономической десятилетки поспособствовали и объективные обстоятельства, а именно резко изменившаяся после событий 2014 года внешнеполитическая реальность в виде разнообразных и малопредсказуемых санкций финансово-экономического и административного толка, а также значительный и, что важно, существенно более длительный, чем в 2008 году, провал мировых цен на нефть в 2014–2016-м.
Однако было бы упрощением указать лишь на внешние причины резкого торможения роста. На наш взгляд, сказалось действие фундаментальных внутренних факторов, таких как завершение фазы посттрансформационного восстановления, что означает естественное затухание интенсивности переходного процесса. Но не менее мощными по своему негативному влиянию были факторы рукотворные — наша собственная экономическая политика. Злую шутку с нами сыграли классические неолиберальные рецепты экономической стабилизации, которым мы прилежно следовали и, надо сказать, в этом преуспели.
Десять лет назад самые отчаянные прогнозисты не могли даже подумать о темпе роста цен в России на уровне три процента в год. Сегодня это реальность. Правда, здесь мы, кажется, перестарались: инфляция оказалась сбита не только существенно ниже «естественного» нисходящего тренда (его текущее значение может быть оценено в 6,5%), но и ниже официального таргета (4%). Произведена решительная бюджетная консолидация: за счет резкого сокращения расходов федеральный бюджет имеет большой профицит (по итогам одиннадцати месяцев прошлого года он превышал 3 трлн рублей, или 3,1% ВВП), что позволяет получить уверенный резерв по росту объема и стоимости госдолга.
Накоплен существенный суверенный нефтегазовый фонд: ликвидная часть Фонда национального благосостояния, по оценкам, уже к середине нынешнего года превысит законодательно закрепленный «порог неприкосновенности» в 7% ВВП. Обеспечен существенный рост золотовалютных резервов, которые превысили треть ВВП и уверенно движутся к повторению абсолютного постсоветского рекорда — 596 млрд долларов в июле 2008 года. При этом после начала санкционной войны ЦБ резко увеличил покупку золота, приобретя за последние шесть лет свыше 1,2 тыс. тонн и доведя долю монетарного золота в резервах почти до 20%. Сегодня Россия имеет пятый в мире по размерам золотой запас (2257 тонн) после США, Германии, Италии и Франции.
Еще одна важнейшая структурная экономическая новация последней десятилетки — отказ от управления курсом рубля в рамках перехода к политике таргетирования инфляции (ТИ). Сам переход к ТИ спровоцировал скачок курса, а затем и инфляции в 2015–2016 годах, но в долгосрочном плане мы избавились от преследовавшего нас все пореформенные годы крена в сторону переукрепления рубля. Сейчас обменный курс в общем и целом соответствует фундаменталиям.
Россия сохраняет устойчивые позиции во внешнеэкономических связях, формируя значительные положительные сальдо торгового и платежного баланса (по текущему счету), оставаясь крупным экспортером капитала. При этом нетто-отток капитала из страны снизился менее чем до 4% ВВП, а в прошлом году, по предварительной оценке ЦБ, опустился до 1,6% ВВП.
По совокупности всех перечисленных достижений надо признать, что сегодня наша экономика куда менее уязвима для внешних угроз, чем десять лет назад. Следует ли из этого, что в случае развития глобального экономического кризиса России удастся остаться «тихой гаванью»? Вряд ли. Но смягчить удар в течение двух-трех лет созданные подушки и ремни безопасности точно позволят.
Но давайте зададимся вопросом: а какова цена достигнутой стабильности?
Победа над инфляцией (ЦБ убежден, что все еще не окончательная ввиду «незаякоренности» инфляционных ожиданий) досталась большой кровью. Это прежде всего сверхжесткая денежная политика Банка России: темпы прироста реальной денежной массы все последние годы не превышали 10% годовых (в период быстрого экономического роста 2000-х они колебались между 20 и 40%), а в разгар кризиса 2014–2015 годов, в третий раз за последние двадцать лет, ныряли в область отрицательных значений.
Вульгарные монетаристы рассматривают реальную, очищенную от инфляции, денежную массу, как важнейший и чуть ли не единственный параметр, управляющий ростом экономики. Либералы, напротив, видят в циклах денежного сжатия и расширения не причину, а следствие пульсирующего в ходе делового цикла спроса хозяйственных игроков на деньги. Как бы то ни было, проблема хронической недомонетизации экономики в минувшие десять лет не получила своего решения. Более того, скорость роста отношения М2/ВВП сильно упала.
Сохраняется запредельная стоимость денег в экономике: несмотря на убаюкивающую риторику регулятора о переходе от умеренно жесткой к нейтральной денежной политике ключевая ставка поддерживается на беспрецедентном уровне 3% годовых в реальном выражении. При этом средняя реальная рыночная кредитная ставка для нефинансовых компаний даже в сегодняшней нижней фазе цикла составляет около 4% годовых.
Оборотная сторона свободного движения курса рубля — высокая текущая волатильность (одна из самых высоких среди валют крупных экономик с развивающимся рынком) и значительная зависимость курса от состояния платежного баланса страны. Ценой бюджетной консолидации стало то, что расходы государства на инфраструктуру и инвестиции в здравоохранение и образование в реальном выражении только сейчас возвращаются к уровню 2012 года. За этой численной констатацией — зримая деградация отраслей воспроизводства человеческого капитала, помноженная на откровенный бардак, вызванный непродуманными реформами обычной и высшей школы, Академии наук, медицины.
Нет воздуха
Ключевым мотивом сетований предпринимателей, особенно тех, кто работает вне периметра госкомпаний и госкорпораций, сегодня является дефицит спроса. Экономика угодила в ловушку хронической стагнации. И это не просто несчастливое сочетание макроэкономических переменных — сама бизнес-среда сейчас качественно другая, чем десять или даже еще пять лет назад.
Фактический уровень налогообложения бизнеса существенно вырос, даже не столько из-за недавнего повышения ставки НДС, сколько в результате резкого ужесточения администрирования ФНС налогов, в особенности НДС и налога на прибыль. За пять лет (2014–2018) налоговые поступления в бюджеты всех уровней выросли почти на треть в реальном выражении — и это на фоне кризиса и последующего вялого роста экономики: накопленный прирост реального ВВП за указанный период составил лишь 2,4%. В результате отношение налоговых сборов к ВВП выросло на целых пять процентных пунктов — до 20,5%. Этого удалось достичь благодаря улучшению администрирования налогов. Причем речь идет не только о сплошной цифровизации процесса и внедрении «умного» программного комплекса, но и перехода к драконовской практике работы с налогоплательщиками, когда не налоговый орган должен доказывать факт уклонения юрлица от налогов, а хозяйственный субъект, попавший под подозрение, должен доказывать свою невиновность.
Здесь же следует сказать о развернувшемся с 2013 года прессинге по возврату капиталов из-за рубежа. За эти годы деофшоризация дотянулась почти до каждого частного российского нересурсного бизнеса. Значительная часть предпринимателей отказалась от использования иностранных компаний, когда их работа не обусловлена потребностью собственно бизнеса, а использовалась для финансовых операций, оптимизации налогов. Под давлением государства были закрыты десятки тысяч иностранных компаний, контролируемых российскими собственниками, а с их доходов были взысканы налоги. Идет уже третья волна амнистии капиталов, причем, в отличие от первых двух, требуется не просто декларирование зарубежных счетов и имущества, но и репатриация их в Россию.
В результате сегодня российский бизнес вынужден функционировать в значительно более жесткой регуляторной и налоговой среде, чем пять лет назад. Поиграть с налогами, страной регистрации сегодня уже не получится. Не поиграешь и с банками — ужесточение надзора лишило даже самых клиентоориентированных из них возможности гибко реагировать на малейшие отклонения кредитуемых бизнес-моделей от графика. Не поиграешь и с ценами — низкоинфляционная среда, жесткие денежные ограничения у всех покупателей. У всех, кроме одного — бюджета.
От стабильности к развитию
Главной причиной пробуксовки экономического роста в минувшем году стало досадное, труднообъяснимое запаздывание в развертывании национальных проектов, прежде всего «инвестиционных», обладающих значительным хозяйственным мультипликатором (автодороги, жилье, магистральная инфраструктура), средства на которые были заложены в бюджет, но не расходовались. Именно это послужило, вероятно, главной причиной смены правительства.
Почему государство не тратит выжатые с потом и кровью из стагнирующей экономике деньги, рационально объяснить невозможно. Если только не предполагать полный паралич управленческой вертикали, чего вроде бы в других сферах жизни, в частности оборонно-силовой, явно не прослеживается.
Вывести экономику из стагнации сегодня по силам только государству. Причем импульс к росту может быть двух типов. Первый — кейнсианского толка: государство начинает тратить деньги на стратегические мегапроекты. Второй — либеральный: государство решается на серьезное снижение уровня налогов в расчете на низовой инвестиционный бум в частном секторе.
Для сильно огосударствленной экономики дирижистский сценарий кажется более органичным. К тому же новый премьер Михаил Мишустин, как доказавший свою эффективность сборщик налогов, вряд ли решится на заметное ослабление фискальных вожжей.
1990-е были десятилетием без стабильности, но с развитием (не обязательно со знаком плюс). Начало XXI века, по крайней мере короткие 2000-е, до кризиса 2009 года, запомнились счастливым сочетанием того и другого. К концу 2010-х стабильность окончательно восторжествовала, но ценой утраты развития. Задача кабинета Мишустина — вернуть развитие.
Автор: Александр Ивантер
https://expert.ru/expert/2020/04/zastabilizirovalis-do-zastoya/
***
Объем сделок M&A с российским участием по итогам 2019 года упал до минимума за последние 17 лет.
Сделки приняли внутренний характер
Согласно подсчетам компании Refinitiv, по итогам 2019 года сумма объявленных сделок на рынке слияний и поглощений с любым российским участием (в том числе сделки, где фигурируют иностранные компании с российскими корнями) снизилась третий год подряд и составила 19,3 млрд долларов. Это на 5% меньше, чем в 2018 году, сообщил Finmarket со ссылкой на исследование Deal Making in Russia 2019, посвященное показателям российского инвестиционного рынка за 2019 год.
Фактически, констатируют аналитики, на фоне снижения объёмов трансграничных сделок за 2019 год был зафиксирован наименьший объем сделок на рынке слияний и поглощений с любым российским участием за 17 лет. Общая сумма за 2019 год является наименьшим значением с 2002 года.
При этом стоимость по внутригосударственным сделкам повысилась на 10%, до 10,9 млрд долларов, а по поглощению российских компаний иностранными снизилась на 28%, до 4,4 млрд долларов. Сумма сделок по приобретению российскими компаниями зарубежных составила 890,4 млн долларов, что на 23% меньше, чем в 2018 году. По оценкам Refinitiv, российские компании промышленного сектора стали наиболее популярными целями, объем сделок с их участием достиг $3.2 млрд. или 21%
Таков рынок
Ухудшение показателей рынка M&A в 2019 году – это тенденция, отмечавшаяся и на развитых рынках, говорит аналитик управления операций на российском фондовом рынке ИК «Фридом Финанс» Александр Осин. В США объем сделок по слиянию и поглощению сократился до 1860 млрд долларов против 1931 млрд долларов в 2018 году и 1984 млрд в среднем за последние пять лет. Сокращение на развитых рынках, как показывает статистика, является запаздывающей реакцией на замедление темпов прироста ВВП и фондового рынка. В РФ в 2017 – 2018 гг. также наблюдался спад в темпах прироста и индекса Мосбиржи, и ВВП.
Исходя из имеющейся подтвержденной анализом тенденции на внешних рынках, логичным представляется то, что указанные выше закономерности работают и для российских компаний, планирующих или отказывающихся от сделок M&A в зависимости от трендов на рынке акций и в экономике, отмечает Александр Осин. Сравнительно высокая волатильность показателей динамика M&A с российским участием вероятно – результат сравнительно низкой ликвидности финансовых рынков в РФ в целом.
В период застоя 2012 – 2019 годов значимых мер по развитию финансового инвестиционного сегмента не проводилось. Более того, «заморозка» пенсионных накоплений, ужесточение налоговых, монетарных условий и пенсионная «реформа», судя по эффекту данных мер на показатели сравнительной динамики ВВП РФ, ослабили и приток средств на российский финансовый рынок, усилив его подверженность кратко- и среднесрочной волатильности показателей.
«Мы ожидаем ускорения прироста ВВП РФ в 2020 году до 2%-2,5% при поддержке сырьевого сегмента. Цены на нефть и металлы, полагаем, продолжат отыгрывать влияние участившихся периодов оценочных дефицитов на рынке нефти и металлов, отложенное проинфляционное воздействие сверхмягкой политики ведущих мировых ЦБ в 2008 – 2016 годов и усиление реакции производителей, направленной на защиту своих ключевых рынков. На этом фоне, в текущем году с положительной вероятность ожидаем и увеличения объема сделок M&A с российским участием», – указывает Александр Осин.
Слишком много факторов
Финансовые рынки живут циклами, напоминает, в свою очередь, управляющий партнер экспертной группы Veta Илья Жарский. И снижение числа слияний и поглощений, а при этом рост числа повторных размещений акций и других ценных бумаг говорит об определенной зрелости рынка, а также о повышенном спросе на капитал: он нужен, чтобы финансировать операционную деятельность, чтобы рефинансировать долги, а также, конечно, для покупки активов, в том числе для поглощений.
Поэтому компании идут на фондовый рынок за капиталом, осваивают его, и через 2-3 года цикл повторится: слияния и поглощения начнут расти, а публичные размещения — падать. Промышленность в центре внимания потому, что нет IT-компаний или они не продаются: так можно кратко охарактеризовать российский рынок слияний и поглощений. Найти редкие рентабельные промышленные предприятия, которые еще и по какой-то причине продаются собственником — это большая удача, и поэтому их продается/покупается всего на 3.2 млрд. В этой нише нужно не только обладать деньгами, но и владеть административным или лоббистским ресурсом, чтобы купить что-то действительно стоящее.
Показательные дела вроде дела Калви отпугивают сделки от нашего рынка, в нем нужно быть не только первоклассным оценщиком, но и риск-менеджером и даже иметь достаточный силовой ресурс, считает Илья Жарский. Сделка, на которую вынужден был пойти Яндекс, тоже не делает рынок IT привлекательнее, говорит он. ЦБ намерен с 1 октября ввести ограничения для банков по кредитованию сделок слияний и поглощений, и относить их к III категории качества. На практике это означает, что банкам придется создавать дополнительное резервирование под эти сделки, а значит, получить одобрение банка на такой кредит инвесторам будет гораздо сложнее.
Также Илья Жарский уверен, что мировая экономика в связи с Brexit, в связи с торговой войной США и Китая, на фоне постоянно тлеющего конфликта на ближнем Востоке создает возможности для слияний и поглощений, которые оттягивают на себя интерес международных инвесторов.
Автор: Анна Королева
Источник - https://expert.ru/2020/01/23/sliyaniya-i-pogloscheniya-na-mnogoletnem-minimume/