Экологические проблемы Донбасса в условиях войны

Information
[-]

О влиянии войны на экологическую ситуацию в Донбассе

Не существует единого источника, где гражданин Украины может посмотреть, что происходит в стране с экологией. Такая же ситуация с почвами и недрами. Нет постоянного мониторинга, единых стандартов, целостной системы вообще.

О влиянии войны на экологическую ситуацию в Донбассе, (без) деятельности власти и неоднозначных последствиях реформ, пишет издание "Спільне". Анастасия Бондаренко - правовой аналитик «Право на захист» (ПнЗ). Она вместе с коллегами работает в проекте «Уменьшение риска катастроф и уязвимости населения в Восточной Украине»[1]. Мы поговорили с ней о влиянии войны на экологическую ситуацию в Донбассе, (без) деятельности власти и неоднозначных последствиях реформ.

Издание "Спільне": - Почему ваша организация начала заниматься экологическими проблемами на Востоке Украины?

Анастасия Бондаренко:  - «Право на защиту» - правозащитная организация. Сначала мы работали с беженцами, лицами без гражданства, а с 2014 года - с пострадавшими от конфликта на Востоке Украины. Донбасс всегда был сложным регионом в экологическом плане, а военные действия все усложняют. Мы решили взяться за этот важный вопрос, потому что у нас хороший аналитический бэкграунд и разбираемся в ситуации на Востоке.

Наш вклад в проект «Минимизация рисков природных и техногенных катастроф на Востоке Украины» - анализ недостатков законодательства и разработка предложений. Нам надо вырабатывать решения, которые будут учитывать наличие неподконтрольных территорий и недостаток информации с их стороны.

- Какие экологические проблемы актуальны на Востоке в контексте войны?

- Экологическая система тем и интересна, что здесь все взаимосвязано. У нас есть несколько компонентов, как в китайской философии: вода, земля, воздух. В результате воздух в регионе преимущественно стал лучше, потому что перестали работать крупные предприятия-загрязнители. С другой стороны, из-за упадка промышленности затапливаются шахты, поэтому загрязняются почвы и подземные воды. Последние - это взаимосвязанные поверхностные и грунтовые воды. Если не откачивать шахтные воды, то они поднимаются и загрязняют сначала почвы, а затем, если этот процесс не остановить, - поверхностные воды.

Все влияет на все. В экологии нет понятия границ. Например, крупнейшая водная артерия Донецкой и Луганской области, Северский Донец, несет все это загрязнение в Российскую Федерацию. Поэтому оно не только украинское, но и трансграничное.

- Ситуация с шахтами на неподконтрольных территориях влияет на проблемы с этой стороны линии разграничения?

- Безусловно. С этой стороны воду откачивают, но уже из последних сил, потому что поддержание надлежащего уровня шахтных вод - это очень затратное дело, требующее много электроэнергии. Критическая ситуация в Золотом с «Первомайскуголь», потому что город откачивает сейчас «за себя и за того парня», иначе их шахта затопится. Но там устаревшее оборудование, не расчитанное на то, что придется откачивать воду еще и другой шахты, которая оказалась на неподконтрольной территории.

Шахты - это не вертикальная система, они, как деревья, разветвленные и взаимосвязанные. Например, в Торецке сейчас откачивают всю свою воду и еще немного за Горловку. Сначала там уверяли, что нет никакой проблемы! А сейчас говорят: почвы проседают и подтапливаются. Потому что Торецк находится географически ниже, чем Горловка.

Есть международный опыт и понимание, как это делать. Например, в немецком регионе Рур успешно законсервировали старые шахты, чтобы не было проседания и загрязнения. Но это дорогие технологии. Сейчас необходимы дотации, чтобы хотя бы не ухудшать ситуацию. Иначе мы получим экологическую катастрофу не только на территории Украины.

Другой пример - печально известная Юнкомовская шахта («Юный коммунар»), что находится на неподконтрольной территории неподалеку от Енакиево. Там в 1979 году провели ядерный взрыв[2]. Хотели прорывать тоннели, но взрыв пошел не так, как планировалось. На этой шахте есть не только традиционное загрязнения для шахт, но и радиоактивное. Если вода из этой шахты пойдет в поверхностные воды, то загрязнит реку Кальмиус, а затем - Азовское и Черное моря. И будет «весело» всем. Есть информация, что эта шахта затапливается. И мы ничего не можем с этим поделать.

- Кто-то занимается сейчас систематическим мониторингом экологической ситуации на Востоке?

- Нет. Понимаете, наша система законодательства в сфере экологии похожа на рисунок ребенка. Законодательство не имеет четкой системы, не определено, кто, что и как собирает, кто объединяет всю информацию и обнародует. У нас нет системного мониторинга вообще. Мониторинг поверхностных вод только начался в пилотном режиме. Ничего такого не было с 1991 года. Когда мы подписали Соглашение об ассоциации с ЕС, то взяли на себя обязательства имплементировать в наше законодательство директивы ЕС по мониторингу и сбору информации об экологическом состоянии. Но нормальная работа началась только по поверхностным водам. Мы имеем очень приблизительное представление о том, что происходит с подземными водами. В Донецкой области начался мониторинг состояния воздуха. Там есть шесть стационарных и один мобильный измеритель. В Луганской области такого нет. Не существует единого источника, где гражданин Украины может посмотреть, что происходит в стране с экологией. Такая же ситуация с почвами и недрами. Нет постоянного мониторинга, единых стандартов, целостной системы вообще.

- Что происходит по ту сторону линии разграничения? Проводится ли мониторинг, делается ли что-то для предотвращения экологической катастрофы?

- У нас нет официальных данных, только неофициальная информация. На неподконтрольной территории остались специалисты, у которых в телефонном режиме можно получить данные. Но эта информация несистемная, и мы не можем ее проверить. Нельзя с уверенностью сказать, что самопровозглашенная власть ничего не делает в плане экологической политики, но ее источники об этом не сообщают.

- Вы говорили об упадке промышленности в контексте войны. Есть еще какое-то непосредственное влияние боевых действий на экологическую ситуацию?

- Почвы загрязняются тяжелыми металлами в результате бомбардировок и пожаров. Исчезают зеленые зоны. С другой стороны, на подконтрольной территории местные говорят: «Ой, у нас столько птиц появилось, столько диких зверей, которых уже много лет не было». Нету вылова, отстрела и охот. Как в Чернобыле - люди ушли, а звери начали возвращаться. Даже восстанавливаются некоторые виды.

Мы не можем наверняка сказать, что ситуация только ухудшилась. Природа сама себя балансирует. У нас очистился воздух, но загрязнились почвы. Биоразнообразие увеличилось, но проседают шахтерские города.

- Насколько эти процессы уже сейчас ощутимы для местного населения и что будет в ближайшей перспективе?

- Главное - это влияние шахт. Если сейчас мы не начнем спасать Торецк, делать что-то с «Первомайскуголь» в Золотом, то часть территорий будет подтоплена. Кто будет жить потом в таком городе? Ведь подъем шахтных вод приводит к эрозии и проседанию почв. Чем выше уровень шахтных вод, тем ниже земля. Все подтопленные населенные пункты будут тихо идти под землю. В определенный момент в какой-то части Донбасса нечего будет реинтегрировать, потому что этот населенный пункт уже не будет существовать в нормальном виде.

Когда эти воды поднимаются, они начинают загрязнять поверхностные воды - это питьевая вода. С ней на Донбассе всегда были проблемы. Но когда водоснабжение было централизованное и не были разбомблены трубы, вопрос не стоял так остро. Сейчас водопроводная система в основном разрушена осколками снарядов. Местами у людей не остается доступ к питьевой воде вообще, постепенно ухудшается ее качество. И, так сказать, для «вишенки на торте» и картины Апокалипсиса: когда начинают подтапливаться терриконы, то из-за определенных химических процессов они могут взрываться.

- Вы упоминали уже о потенциальной утечке радиактивных вод. Какие еще возможны последствия для Азовского моря?

- Азовское море вблизи Мариуполя - это для нас большая боль. Туда все предприятия сбрасывают загрязнения. Крупные заводы и фабрики вообще игнорируют вопросы экологической безопасности. А эти предприятия в Мариуполе - градообразующие. Экологическую политику устанавливают они, а не местные власти.

Во время войны эти предприятия становятся объектами повышенного риска. У нас нет планов реагирования на случай, если в них попадет снаряд. В таком случае будет полноценная экологическая катастрофа, и мы ничего не сможем с этим поделать. Почему? Потому что у нас нет доступа к информации от частных компаний. Что они на самом деле выбрасывают? Какие у них есть источники опасности на производстве?

Доступа на предприятия нет, потому что действует мораторий. Предприятия, пользуясь им, не пускают проверки. Государственная служба по чрезвычайным ситуациям (ДСЧС) не сможет разработать эффективную систему реагирования, если попадет снаряд или произойдет иная чрезвычайная ситуация.

- Я правильно понимаю, что этот мораторий обосновывается улучшением инвестиционной привлекательности?

- Считали, что это облегчение для предприятий, которые и так работают в непростой ситуации. Даже местные органы власти говорят: «Да не надо их трогать! Мы понимаем, что они загрязняют ... Они закроются - и кто будет работать? У нас все население работает там». Например, есть большой загрязнитель - Бахмутский аграрный союз. Все это знают и понимают. Но с другой стороны, это источник хоть какой-то работы для местного населения. Поэтому была выбрана стратегия моратория на проверки, чтобы сохранить хотя бы те предприятия. Но в плане экологии это заведет в тупик.

- Влияет ли реформа децентрализации на экологическую политику на Востоке?

- Да, один из таких актуальных вопросов - экологический налог на местах. У нас очень странное административно-территориальное деление по районам и городам областного значения. Кто его и по какой логике делал, я не понимаю. Будто кто-то что-то накроил дрожащими руками, а оно так и осталось. Например, предприятие-загрязнитель находится в городе X, но зарегистрировано в городе Y - в соседнем районе. Предприятие платит экологический налог там, где оно зарегистрировано, а все загрязнения происходят в городе X. Вопрос еще в том, как используется этот налог. Например, в городе Луганской области загрязнилось озеро, потому что сломался генератор. Новый не купили, старый не отремонтировали, а на деньги экологического налога сделали парк, поставили статуи и качели. Сейчас нет официального перечня, на что можно тратить экологический налог. Иногда эти средства используют на решение экологических вопросов, но проблема целесообразности их использования очень острая.

- Можно ли говорить о проблеме недофинансирования экологической политики на местном уровне?

- Конечно, денег не хватает. Объединенные территориальные общины (ОТГ) между собой очень не похожи - разные ресурсы и финансовые возможности. Как следствие, для кого-то их создание и объединение - это благо, а кого-то объединили так, что они остались без денег. И для них даже копейка дотаций была бы очень актуальна. Одна ОТГ может иметь больше экологических проблем, чем другая, и это никак не учитывается. Нельзя ко всем применить одинаковую систему. Если ничего не изменить, то будут очень бедные округа и очень состоятельные. На Востоке многие выехали, экономика развалилась - в малых населенных пунктах нет источников дохода.

Проблема не только в финансовых возможностях местных властей. Им говорят, что громаде нужен эколог. Хорошо. Но какие у него полномочия? Вы ему дали какие-то инструменты влияния? Нет. Будет еще одна штатная единица, будет смотреть, что происходит, и не сможет ничего изменить.

- Есть экологическая специфика в вопросе открытия рынка земли?

- Я очень осторожно говорила бы о рынке земли в регионе. Чтобы понимать, как можно пользоваться землями в Донецкой и Луганской областях, надо основательно исследовать влияние конфликта. Насколько земля загрязнена? Насколько она пригодна для сельского хозяйства? Если мы будем продавать участок, который находится над шахтой и проседает, то сегодня земля есть, а завтра уже минус 35 сантиметров и немного загрязненной водички ...

- Что нужно сделать, чтобы государство могло контролировать экологическую ситуацию в условиях рынка земли?

- Сначала надо прописать механизмы мониторинга, чтобы обязательно предоставлялась информация, независимо от формы собственности. Нужно предусмотреть санкции, потому что без них ни одна норма выполняться не будет. Фермер или агрохолдинг должны понимать, что если не будут предоставлять данные, будут превышать нормы загрязнений, практиковать нецелевое использование земельных участков, то обязательно столкнутся с проблемами, одна из которых - возвращение земли в государственную собственность.

- По вашему мнению, какие шаги сейчас необходимо сделать, чтобы ситуация хотя бы стабилизировалась?

- Пять лет мы вообще не говорили об экологии. Это никого не волновало. Сейчас вдруг Совет нацбезопасности и обороны (СНБО) вспомнил, что у нас есть экологическая безопасность. Начала работать рабочая группа при СНБО, которая и занимается этим вопросом. Но никто не понимает до сих пор, как экологический вопрос будет включен в Нацстратегию. Надеемся, государство поняло, что если оно не будет заниматься экологической безопасностью, то может не стать и самого государства.

Необходим мониторинг и система управления рисками. Должны быть жесткие санкции в отношении частных лиц и крупных частных предприятий, нарушающих законодательство. Необходимо, чтобы все, кто взаимодействует с окружающей средой, четко понимали: государство контролирует и будет тратить деньги на защиту природы и выполнение жестких экологических норм.

 


Infos zum Autor
[-]

Author: Оксана Дутчак

Quelle: argumentua.com

Übersetzung: ja

Added:   venjamin.tolstonog


Datum: 09.03.2020. Aufrufe: 208

zagluwka
advanced
Absenden
Zur Startseite
Beta