Ждать ли волны протестов в Приморском крае России?

Information
[-]

Уравнение со всеми известными

Во Владивостоке «хабаровский кейс» читается без труда и без интриги: Москва хотела показать Хабаровску его место, а затяжные протесты показали Москве ее место. Теперь столица задумалась: оказалось, что арестовать губернатора проще, чем подыскать кандидатуру ему на смену.

Сначала о вводных, про которые почему-то уже забывают. Итак: у хабаровчан отняли человека, который был для них символом самостоятельности края. Символом независимости края. Символом успеха земляка. И даже квинтэссенцией «хабаровского народа»: врач (то есть образованный, интеллигентный человек), который вынужден был пойти в бизнес, в котором, если не ты грохнешь, то тебя грохнут. И даже если его вина в причастности к убийствам будет доказана в суде, огромная часть людей его простит.

При том что все понимают: справедливый приговор Фургалу возможен только при одновременном возбуждении дел против милицейской и прокурорской верхушки края, которая ему покровительствовала.

А теперь к текущей ситуации. В Хабаровске люди уже несколько недель на улицах. Приморье смотрит на все это с большим интересом. И, увы, безучастно — декорации другие, но картина ясна. Ведь, пока в Хабаровске мирно царствовал Ишаев, в Приморье Москва сместила Наздратенко, потом Дарькина, потом показательно арестовала и жестоко наказала Пушкарева. Больших волнений приморцев по сему поводу не было: они понимали, что это «разборки между своими». Понимают и теперь. И факт остается фактом: Владивосток, сочувствуя северному соседу, его не поддержал. «Кормить голубей» на площадь Борцов за власть советов вышла очень маленькая кучка «голубятников». Почему, ведь у Владивостока достаточно своих обид? А все очень просто: всем понятно, что Сергей Фургал ничем не хуже отстраненного и чуть не арестованного по обвинению в мошенничестве с государственным имуществом приморского губернатора Сергея Дарькина и мало чем лучше осужденного за взятки сахалинского губернатора Александра Хорошавина, который получил 13 лет и отбывает их в колонии строгого режима в Хабаровском крае.

***

Сборная афиша анонсов и событий в вашей стране и в мире на ближайшую неделю:  

 

Сфокусируйтесь на своем городе и изучайте.

Мы что-то пропустили? Присылайте, мы добавим!

***

В Приморье толпы людей стояли на улицах сильно раньше — когда отстраняли и пытались обвинить во взятке владивостокского мэра Виктора Черепкова. Единственного мэра города, выбранного на «свободных выборах» и посему «народного», как и Фургал. Но это было в 1994 году. С той поры приморский народ бурлил только один раз, в декабре 2008 года. Вот тогда на главной площади города впервые со времен интервенции появился японский флаг. Конечно, не как символ отделения края от России и присоединения к Японии, а как символ любви и привязанности приморцев к недорогим (до повышения пошлин) и очень хорошим японским авто.

И приморцам понятно, что выводит хабаровчан на улицы. Конечно, не любовь к своему бывшему губернатору, а стремление показать, что этим арестом людям плюнули в душу. Они вот только-только начали становиться гражданами, которые сами решают, кому ими править. У них был выбор между человеком, который им не нравился, и другим человеком, на которого они возлагали надежды. Они вот только-только сами себя зауважали и убедились, что «выборы бывают честными». Но арест «народного губернатора» снова отбросил их в холопство. Тут очень важно подчеркнуть: дело не в личности Фургала, а в важности осознанного выбора. Поэтому все рассказы, мол, Фургал — бандит, хабаровчан не задевают. Все, кто выходил в защиту губернатора в Хабаровске, уверены, что дело не в том, что у Фургала темное прошлое, а в том, что он пошел наперекор системе. Вот это не прощается.

Испытано на себе

Стоит вспомнить, что в сентябре 2018 года и в Хабаровске, и во Владивостоке на выборах губернаторов произошли невероятные события. Кандидаты от «Единой России» Вячеслав Шпорт и самовыдвиженец Андрей Тарасенко не победили в первом туре. В Приморье второй тур заканчивался победой коммуниста Андрея Ищенко, и только срыв выборов, признание их недействительными из-за фальсификаций не позволили ему стать губернатором. В Хабаровске на подобный скандал никто не решился, и губернатором стал «жириновец» Сергей Фургал.

Люди, посвященные в политические тайны, уверяют, что Фургал нарушил договоренности, он должен был снять свою кандидатуру после первого тура. А на следующий год и пуще того: при новом губернаторе Хабаровского края «Единая Россия» проиграла все выборы с разгромным результатом — ЛДПР получила более половины мест в краевом парламенте, ее представитель выиграл место в Госдуме, на выборах городской думы Хабаровска ЛДПР получила 34 места из 35, а на выборах в думу города Комсомольска-на-Амуре 24 из 25 (по одному месту получили КПРФ и «Справедливая Россия»). Как можно объяснить такой разгром «Единой России»? Только одним: новый губернатор отказался помочь ей «административным ресурсом». Многие считают, что именно после этого судьба Фургала и была решена: нельзя безнаказанно подрывать авторитет правящей партии, которая придает стране стабильность.

Из Приморья это особенно хорошо видно. В декабре 2011 года на выборах в Госдуму приморцы отдали «Единой России» всего 33 процента голосов, чуть ли не меньше всех в стране. И уже через два месяца губернатор Приморья Сергей Дарькин ушел в отставку и чудом избежал уголовного преследования. Потом мэр Владивостока Пушкарев был арестован накануне выборов в Госдуму и Законодательное собрание края — утверждают, что он дерзко разговаривал с представителем Центризбиркома и отказался за счет города предоставить помещения и услуги связи избирательным комиссиям. Сменивший его Виталий Веркеенко, говорят, отказался администрировать выборы в городе в нужном ключе и добровольно ушел в отставку перед выборами губернатора края. Словом, нынешний «хабаровский кейс» для приморцев — пройденный материал…

Материалы судебного дела

Хабаровчане, конечно, были ошарашены задержанием своего губернатора. Им кажется, что это несправедливо и это «месть» Фургалу за то, что он перешел дорогу правящей партии. Постоянно звучит: если он уголовник, то как проходил разные фильтры и проверки при выборах и утверждении на пост губернатора? Это важный вопрос.

Обвинения в причастности к убийствам, что произошли более 15 лет назад, это не статьи о коррупции, по которым отрешают от власти многих чиновников. Если в суде эти обвинения подтвердятся и будет доказано, что Фургал с помощью наемных убийц убирал с дороги бизнес-конкурентов, то должно быть еще одно уголовное дело. Теперь в отношении лиц, которые покровительствовали преступнику и делали так, чтобы все это время правосудие не могло до него дотянуться.

Чтобы понять, как это могло произойти, какие нравы царили в сфере заготовки металла, где работал Фургал, расскажу одну старую историю. Тем более что по ней было решение суда, и весьма поучительное. Помните, как в 90-е вспыхнул бум на металлолом? С улиц исчезали чугунные канализационные люки, металлические ограждения, с заводов вывозили стружку, цветные металлы. По сей день в деревнях мужики выкапывают из земли дренажные трубы, уложенные под ирригацию рядом с озером Ханка и прочими водными объектами. Металл отвозят на «базу».

Так вот, на границе Хабаровского и Приморского краев, в селе Лермонтовка, была такая база, куда местные жители привозили металлолом. Надо отметить, что этот метал, до того как стать металлоломом, обычно кому-то принадлежал. И это только кажется, что перед нами забытая в земле труба, «заброшенная ж/д ветка» или оборванные электропровода — они на чьем-то балансе, у них есть хозяин. Так что заготовка — это зачастую хищения. И те, кто собирает и возит металл, прекрасно все понимают. Но однажды случился нерядовой эпизод: житель села Лермонтовка Роман Сандалов вдруг взял и на своем грузовичке вывез металл не откуда-нибудь, а уже с металлобазы. Ясно, что в здравом уме никто воровать металл с охраняемой базы на своем грузовичке не будет. Может быть, это был его металл и Романа не устроила цена на этой базе, он решил отвезти его подальше и продать подороже? А может, и вправду рискнул и решил, что его никто не увидит? Сам он рассказать не сможет. Потому что из-за этого металла он и погиб.

В ходе следствия вышли на его товарища, с которым он этот металл с базы вывозил. И этот человек рассказал, что Роману не заплатили сумму, о которой договорились. А когда пропажа обнаружилась, схватили вот этого человека, то есть похитили, держали взаперти, пока не скажет, кто с ним был…. Не знаю, били при этом или нет. Дальше по материалам следствия дело развивалось так. С базы доложили о происшествии начальству в компанию «Миф-Хабаровск». И там дали команду «разобраться». В Лермонтовку выехало несколько человек. Они знали, кого искать, и нашли Романа. Тот кинулся бежать и вдогонку получил выстрел. Был тяжело ранен и через некоторое время скончался, как написано в деле, «при оказании медицинской помощи». Случилось все это 19 октября 2004 года. Роману было 27 лет.

Бикинская городская прокуратура 21 октября возбудила уголовное дело номер 535123 по статье 105 УК РФ (убийство). Привожу номер дела, чтобы показать, что цитирую именно эти документы. А по ним получается: следствие быстро установило, кто приезжал разбираться и кто именно стрелял. Но этот человек… исчез. Розыск ничего не дал. И только через четыре года подозреваемый в убийстве В.В. Журавлев, кстати, ровесник погибшего, явился в прокуратуру Бикина с повинной и в сопровождении двух адвокатов. На основании показаний Журавлева дело было переквалифицировано (в убийство по неосторожности, статья 109 части 1 УК РФ), и суд эту версию принял.

Если бы я не прочитал показания Журавлева, я бы тоже эту версию принял (дескать, было «непредумышленное», хотели пугнуть, а выстрел оказался печально точен), но Журавлев рассказал такую любопытную историю, что даже спустя столько лет мне интересно, где он взял ружье, из которого стрелял, и кто его послал на задание?

Вот версия Журавлева, цитирую с некоторыми сокращениями. «Во второй половине октября мне стало известно (от кого, не помню), что некто Роман вывез без разрешения металл, то есть его украл. Меня попросили выехать в село Лермонтовка и выяснить обстоятельства и причину кражи. Кто именно попросил — говорить не желаю. Я взял по доверенности у незнакомого мне мужчины автомобиль без государственных номеров… Когда я поехал за город, то на полу в машине обнаружил ружье "Сайга" 12-го калибра в чехле». Дальше Журавлев говорит, что не удержался и из этого ружья пострелял по дорожному знаку. Потом, уже 19 октября, Журавлев в этой машине со своими знакомыми ехал по трассе и «случайно увидел» грузовичок, который принадлежал Сандалову. Они остановились с ним поговорить. Якобы Роман вел себя агрессивно. Тогда Журавлев достал ружье с «целью возможной самообороны», зарядил его и, чтобы припугнуть, выстрелил в сторону убегающего Сандалова. Но нога его, Журавлева, подвернулась во время выстрела, он увидел, что Сандалов упал в траву. Журавлев испугался, вернулся в машину, и все уехали. Ружье он упаковал в чехол, а потом вернул машину с ружьем неизвестному ему мужчине…

Даже из этих показаний неясно, зачем пугать уже напуганного человека, которого окружили четверо? Разве Роман достал оружие или замахнулся монтировкой? Нет, в показаниях никто об этом не говорит. И какая же это самооборона, если стрелять в спину бегущему? Больше похоже на показательную расправу. Что в этой истории еще явно не так? Журавлев упорно не говорит, кто его послал разобраться, на чьей машине ездили и кому принадлежит ружье. То есть берет всю вину на себя. Следствие предложило ему выехать на место «преступления», извините, происшествия, чтобы Журавлев показал, как все было. Но он отказался: «На меня это наводит негативное впечатление. Я отказываюсь от проверки моих показаний на месте».

Дальше еще интереснее. Следствие пыталось установить орудие убийства и провело несколько обысков. Двое из тех, с кем ездил Журавлев разбираться с Сандаловым, работали в компании «Миф-Хабаровск» личными охранниками гендиректора. А сам Журавлев был просто водителем. Но чьим? Есть ответ: Сергея Ивановича Фургала, директора «Мифа-Хабаровск». И в день, когда прозвучал роковой выстрел, Журавлев созванивался со своим начальником. В отношении Фургала проводились следственные действия. Был обыск на квартире. Там обнаружили патроны к ружью «Сайга». Экспертиза утверждает, что патроны — аналогичны тому патрону, что был заряжен картечью на крупного зверя и тяжело ранил Романа. В суде, правда, имя Фургала не звучало. Все якобы произошло случайно. И очевидного вопроса, кто еще мог послать своих охранников и своего шофера в такую командировку, если не руководитель, не задавалось. Не интересовались и другим: кто прятал Журавлева несколько лет, оплачивал его проживание в этот период, а потом оплачивал защиту в суде?

История занятная. После нее понятнее, что за криминал происходил вокруг металла. И можно только догадываться, кто мог дать команду вычеркнуть имя Фургала из дела при передаче его в суд…

Не место и не время

А теперь вернемся к нынешнему «хабаровскому кейсу». Чего хотят хабаровчане? Справедливости и правосудия. А что понимают под этим словом? Провести суд в Хабаровске? Этого достаточно для правосудия?

У приморцев и на такой поворот сюжета свой взгляд. Вот, например, приморским судьям рассматривать дело мэра Владивостока не доверили, и суд состоялся в Москве. За взятку и злоупотребление полномочиями Игорю Пушкареву дали 18 лет, потом снизили до 15. Но второй суд над Пушкаревым был уже во Владивостоке (по иску прокуратуры на 3,2 млрд рублей, потом снизили сумму до 1,4 млрд). И присудили. Потом правоохранительные органы сочли, что ему слишком хорошо находиться в колонии в Спасске, почти родном для Пушкарева, где располагается «Спасскцемент» — флагман его бизнес-империи. А нужно, чтобы осужденному небо с овчинку казалось в местах лишения свободы, и отправили его на зону в Хакасию. Губернатора Сахалина Александра Хорошавина и вовсе изначально судили в Южно-Сахалинске. Дали — по полной.

Очевидно, короче, что не в месте дело. Где бы суд над Фургалом ни проходил, важно, чтобы в ходе этого суда всплыли факты давления на следствие тогда еще, когда произошли убийства. И в таком случае судья смело мог бы вернуть дело прокурору для установления обстоятельств и лиц, помогавших фигуранту ускользать от правосудия больше 15 лет. Но разве судья на это пойдет? Вряд ли. Во Владивостоке это понимают. Да и в Хабаровске тоже. И еще все понимают, что покровителям преступника ничего не грозит. Вот это-то и злит людей больше всего.

Ну а что Приморье? Перекинется «бунт» сюда? Запросто, но под другими лозунгами. Сейчас, например, край в ожидании схватки против завода минеральных удобрений, под который выравнивают площадку вблизи Находки. Первые бои уже начались. И первые ошибки сделаны: горожан, вышедших на пикеты, назвали пьянью и отбросами, кое-кого подержали под административным арестом. Уж точно это не лучший путь к диалогу и взаимопониманию с электоратом.

А под занавес — последний штрих. В Сети набирает популярность ролик ребят из Уссурийска, что выпускают сериал с благородным чиновником Наливкиным. Этот чудный персонаж — воплощение мечты людей о хорошем главе исполнительной власти. На этот раз Наливкин помог правоохранительным органам задержать и.о. губернатора Хабаровска, подозреваемого в отмывании денег через сеть бань в Самарской области с 2003 по 2004 год. Фишка не только в банных и географических параллелях: и.о. губернатора обменяют на Фургала.

Злая шутка…

Автор Андрей Калачинский, Владивосток

https://www.kommersant.ru/doc/4443071

***

Приложение. «Мы сами отвечаем за себя»

Чем дальневосточники отличаются от жителей западных регионов страны

Дальний Восток не первый раз заявляет о своем несогласии с политикой и позицией центра. Исследователи говорят об особой ментальности людей, которые живут в 8 тысячах километров от Москвы. Об этом «Огонек» побеседовал с Леонидом Бляхером, заведующим кафедрой философии и культурологии Тихоокеанского государственного университета.

«Огонек»: — Действительно ли дальневосточники отличаются от жителей западных регионов страны? В чем особенность их ментальности?

Леонид Бляхер: — Россия — невероятно разная страна. При этом каждый регион, особенно если он находится на фронтире (рубеже.— «О»), обладает своей спецификой. Часто очень серьезной спецификой. Если говорить обобщенно, дальневосточники в гораздо меньшей степени ориентированы на государство, точнее, на федеральный центр, чем жители среднерусских областей, Поволжья или Урала. Много лет назад я впервые услышал от одного человека: власть приходит и уходит, а мы и есть Хабаровский край. И это очень важно для всех людей, здесь живущих. Я думаю, в последние десятилетия стала складываться «дальневосточная идентичность». Люди говорят: мы самостоятельно смогли выстоять в сложные 90-е, мы сами за себя отвечаем и сами делаем свою жизнь.

— И как это связано с выборами двухлетней давности и нынешним арестом Сергея Фургала?

— Голосование 2018 года было как раз завершением процесса формирования идентичности. Позиция большинства жителей Хабаровского края была такой: мы смогли переломить жизнь и выбрали губернатора, которого нам не навязывали сверху. Сейчас людей возмутил не столько сам арест Фургала — в этой истории очень много непонятного,— сколько форма, как это было сделано. Они восприняли это как личное оскорбление. Отсюда такая реакция.

— Хабаровский губернатор — не первый, которого арестовали. Почему в Хабаровске реакция оказалась такой острой?

— Дело в том, что Фургал значительной частью населения воспринимался как «народный губернатор». В этом его отличие от прежде арестованных региональных руководителей. Потому и арест был воспринят как личное оскорбление очень многими. У нас оскорбление не принято оставлять без ответа. Честь и достоинство — вот что важно для людей. Потому что придется смотреть в глаза другим. Хабаровск — город небольшой, да у нас тут и нет мегаполисов. В Москве человек, совершивший не особенно благовидный проступок, может уйти в другой район, спрятаться там, где его никто не знает. А здесь за человеком тянется след. И если ты не ответил на оскорбление — это удар по твоей репутации. Значит, ты себя не уважаешь, и тебя не будут уважать. А если оскорбили город, край — это очень сильный удар по коллективному самоуважению. И люди не могли на этот удар не ответить. При этом их требования были самые простые: выйдите к нам кто-нибудь, поговорите. Три недели об этом просили. И получили обещание «попариться в бане» с высокими столичными чиновниками.

— У вас так не принято?

— На Дальнем Востоке очень слабая институциональная структура. Долгие годы здесь было очень мало того, что дается сверху. Местные люди привыкли: хочешь жить в хорошем доме — построй его себе. Хочешь хороший театр — создай его. Хочешь хороший журнал — сделай. Других вариантов нет. И когда что-то навязывают извне, это воспринимается очень болезненно.

И еще большее неприятие вызывает то, что эти навязанные «радости» начинают пиарить как невероятные успехи развития Дальнего Востока. Что и произошло с губернатором Шпортом. Он потерял доверие людей, когда начал в Москве рассказывать, как замечательно живет Дальний Восток, какие здесь заоблачные зарплаты. А у нас здесь жизнь очень нелегкая. Это обидело людей, и большинство за него в 2018 году не проголосовало. А избрали, повторю, Фургала.

— А такая ментальность людей — откуда она идет? Есть у нее исторические корни?

— Конечно. Но дело в том, что формирование дальневосточной идентичности все время прерывалось. Это ведь регион фронтира, рубежа. Здесь сложился своеобразный феномен, включающий в себя экономико-географические, хозяйственно-исторические, философско-культурологические и духовно-ментальные аспекты. И здесь влияние центральной власти всегда было более слабым, чем в срединных областях. Я думаю, в XIX веке это понимали. В 1881 году Александр II вообще освободил дальневосточников от налогов. Правда, тогда административное деление было другим. Было создано Приамурское генерал-губернаторство, включавшее в себя Приморье с Владивостоком, южную часть нынешнего Хабаровского края, Амурскую область, частично Забайкалье и Камчатку. Это огромная территория. И все ее части были разные, и сейчас они тоже очень различаются именно по менталитету. Особенно когда в советские годы в «Дальний Восток» включили Якутию, Магадан, Чукотку. Сегодня есть три разных Дальних Востока: южная часть, северное побережье с островами и «восточносибирская часть». Они всегда жили по разным социально-экономическим моделям. Но с бюрократической точки зрения это был единый Дальний Восток, а различия региона в столице никак не воспринимали, да и сейчас не очень ясно их представляют. Поэтому приходящие из Москвы новации принимаются здесь не слишком благожелательно.

— Это вызывает конфликты с центральной властью?

— И это было не раз в нашей истории. В 1925 году здесь вспыхнуло мощное крестьянское восстание. Люди были недовольны тем, от чего вся Советская Россия вздохнула с облегчением,— начался нэп, и продразверстку заменили продналогом. А здесь люди при царе, повторю, налогов не платили. Забегая вперед, скажу, что и в конце ХХ века у нас налогообложение было более мягким, чем в других регионах страны. Здесь в годы Гражданской войны не было продразверстки, потому что до 1922 года не было советской власти. И вот большевики пришли и говорят: будете платить. Народ взялся за оружие. Конечно, у Советов были и бронепоезда с артиллерией, и обученные в Гражданской войне красноармейцы. Восстание жестоко подавили. Кто остался в живых, ушли «за речку», в Китай. Их потомки там и сейчас живут.

— А при советской власти к вам приехали комсомольцы на великие стройки…

— Да, большие стройки были, но я не берусь утверждать, что они способствовали социально-культурному развитию края. В силу оторванности от густонаселенных регионов продукция дальневосточных предприятий всегда была убыточной. Везти сюда оборудование, сырье, людей, чтобы здесь что-то выпускать, а потом доставлять товары обратно в Европу — такое производство будет только сверхубыточным. Так оно и было, и есть. Сейчас, например, авиационный завод в Комсомольске-на-Амуре сохранил только треть от бывшей численности рабочих — нет заказов. Поэтому в 20–30-х годах и после войны Дальний Восток имел не столько хозяйственный, сколько политический смысл, рассматривался как «регион-крепость», в которой располагался Дальневосточный военный округ. Это были совсем другие люди, в отличие от прежнего населения. Главным моментом их идентификации была защита рубежей нашей родины. Но потом оказалось, что противник наш перестал быть врагом и защищать родину не от кого. Это был сильнейший удар по идентичности. Катастрофа. В 90-х годах фактически начало складываться новое общество, которое я называю «обществом посткатастрофичной идентичности».

— Объясните…

— Есть несколько моментов. Мы все здесь — люди пришлые. Здесь почти (нельзя сказать, что совсем) отсутствуют межэтнические противоречия. Грузины, армяне, евреи, азербайджанцы, узбеки — такие же автохтоны (коренные народы.— «О»), как и все остальные. Конечно, есть люди с более древней генеалогией, укоренившиеся здесь с XIX века, но их меньшинство, а в основном все приезжие. И эту новую популяцию создавала вся страна, которая называлась СССР. И когда он рухнул, выживали все вместе. Потому что центр ничем помочь не мог. И контроль Москвы над экономикой и вообще всей жизнью был минимальный. И поэтому отрасли, которые здесь развивались, оказывались очень выгодными. Например, Хабаровский край жил рыбой, лесом и золотом. Эти отрасли составляли основу экономики. В Приморском крае важную роль играли поставка, продажа, ремонт и обслуживание японских «бэушных» автомобилей, доставка и хранение запчастей — там появилась целая отрасль. Но дело не только в этих отраслях. Стали появляться богатые, состоятельные бизнесмены, которые не вывозили деньги за рубеж, а вкладывали их в экономику своих регионов. Они вовсе не были благотворителями или «матерями Терезами». Они просто хотели организовать нормальную жизнь прежде всего себе. Если они строили себе дома — развивалась строительная индустрия. Стало больше автомобилей — стали вкладываться в дорожное строительство. Хочешь хорошее лечение — инвестируй в медицину. Отсюда в Европу лечиться не поедешь. И местные бизнесмены были очень важны, потому что они инвестировали в регион, в котором живут. И конечно, огромное значение имел режим фактического порто-франко (беспошлинной торговли), который местное население использовало по максимуму. И вот это федеральная власть совершенно упустила из виду.

— Сейчас, наверное, мало кто помнит, что в 90-х годах федеральный центр подписывал со всеми регионами соглашения о разделении полномочий. Это стало, например, важнейшим фактором развития Татарстана. И с регионами Дальнего Востока тоже был подписан такой же договор, в котором определялась доля налогов, которые надо было отправлять в Москву?

— Да. Но дело было не только в налогах. Очень многое распределялось здесь, на месте. Например, в Хабаровске распределялись лесные деляны, золотоносные участки, квоты на вылов рыбы и многое другое. Был эпизод, когда Борис Ельцин издал указ о приватизации Хабаровского аэропорта, а губернатор Виктор Ишаев этот указ просто отменил.

— Это было в его власти?

— В социологии есть термин «инфорсер». То есть человек, определяющий правила игры. Или тот, у кого покупаются правила игры. Не путайте с криминальным толкованием этого слова. Так вот Ишаев — это был инфорсер, распределявший своей властью то, что давало прибыль, доход, что кормило регион,— добыча золота, ловля рыбы… Цены были щадящие, потому что рядом были другие инфорсеры. И так было почти повсюду в России. Сейчас этого нигде нет. Все услуги можно получить только в Москве. Квоты на вылов рыбы, крабов и прочего определяет Минсельхоз.

Сегодня «региональная элита» — пустые слова. Нет элит. Нет людей, которые принимают решения в регионах. Губернаторы, региональные министры — это чиновники средней руки, которые распределяют деньги федерального бюджета по социальным статьям.

— Когда закончилась ваша вольница?

— Когда у центра появились деньги. Федеральная власть изменила правила игры. Она пришла и сказала: нет, ребята, вы ошибаетесь, вы не будете жить так, как вы хотите, а так, как мы вам скажем. Это был новый, очень сильный удар по региональной идентичности. Началось это в 2008 году. Резко повысили пошлины на японские автомобили. Для Приморья это был очень сильный удар. Народ вышел на улицы Владивостока. Прилетели туда несколько самолетов со Щелковским ОМОНом. Митинги разогнали. Пожар стали тушить деньгами. У федеральной власти возникла концепция «поворота на Восток». И эта концепция вольно или скорее невольно, мимоходом уничтожила местный бизнес. Но взамен дала намного меньше. Во всяком случае, в социальном отношении.

Было создано Министерство по делам Дальнего Востока. Оно с момента создания было в сложном положении, поскольку фактически дублировало работу уже существовавших министерств. Потому и сосредоточило свою работу в основном в области пиара. Дальневосточники поначалу смеялись. А потом начали понимать, что между их реальной жизнью и красивой телевизионной картинкой — огромная пропасть. Потому что великие стройки закончились — и все, больше они их не кормят. Люди начали уезжать на запад. Собственно, приезжали и уезжали всегда, не было такого времени, чтобы никто не уезжал, это специфика региона. Но если в 1990-е уезжали аутсайдеры, то в 2010-е годы стали уезжать лидеры. Бизнесмены увидели, что нет смысла инвестировать в регион. Можно делать региональный бизнес из прекрасного далека. Они люди рациональные и понимают, что для бизнеса надо жить не там, где распределяют деньги пенсионерам, а там, откуда текут финансовые потоки,— в Москве. И сложившееся понятие «мы дальневосточники» стало разрушаться. Но даже те, кто уехал, все равно там, на западе, поддерживают связи, люди не рвут отношения. Наверное, потому что для них Дальний Восток — это «наша земля».

— Каким вам видится финал хабаровского конфликта?

— Честно сказать, не знаю. Из точки бифуркации делать прогнозы — занятие неблагодарное. Думаю, что открытая форма протеста будет затухать. Скоро начнутся холода, и митинговать на улице будет некомфортно. Но недовольство будет тлеть, ведь люди пока не дождались объяснений. У замечательного антрополога Джеймса Скотта есть книга «Оружие слабых». Она об оппортунизме, суть которого передает испанская крестьянская пословица: «Я подчиняюсь, но не повинуюсь». В принципе, конфликт — и хабаровский, и любой другой — просто разрешить. Достаточно вспомнить, что страна наша называется Российская Федерация. А в федерацию входят разные территории и разные сообщества. Именно поэтому основным ярусом власти в стране должен стать региональный уровень. И правила игры в разных регионах должны отличаться. Целостность страны при этом ничуть не пострадает. Не случайно в Российской империи, начиная с «матушки Екатерины» (Екатерины II.— «О»), на местном уровне судили не по закону Российской империи, по нему жили столицы и имперские службы, но «по справедливости и местным обычаям». Думаю, что это оптимальная модель. В любом ином варианте «хабаровски» (разные, по разным причинам) будут вспыхивать постоянно.

Беседовал Александр Трушин

https://www.kommersant.ru/doc/4443072


Infos zum Autor
[-]

Author: Андрей Калачинский, Александр Трушин

Quelle: kommersant.ru

Added:   venjamin.tolstonog


Datum: 03.09.2020. Aufrufe: 45

zagluwka
advanced
Absenden
Zur Startseite
Beta