Полностью ли самостоятельная держава Россия и как ей стать таковой. Внешняя политика в 2021 году

К вопросу о понятии самостоятельности страны

В современном мире самостоятельная держава – это такая держава, которая имеет свой собственный цивилизационный проект. Его у современной России нет — как нет и реальных шагов по его созданию.

Mинистр иностранных дел России Сергей Лавров сделал важное заявление: выделил то главное, что, по его мнению, произошло с российской внешней политикой за последние 15 лет. Этим главным, сказал министр, стало осознание Западом того, что «Россия является самостоятельной державой, для которой на первом месте всегда будут свои национальные интересы». Соглашусь с Сергеем Лавровым по сути его высказывания. Действительно, наша страна становится самостоятельной державой, и на Западе это всё более ясно понимают. Впрочем, не только на Западе — видят происходящие в политике России изменения и на востоке, и на юге. Есть, однако, у меня к этому утверждению некоторые замечания, которые и хочу предложить читателю.

Первое замечание касается временных рамок. Думаю, что 15 лет — это слишком широко сказано. Ещё в 2013 году Запад не до конца понимал, что происходит с российской политикой. Это, в частности, привело к неверному просчёту им нашей реакции на попытку силовым путем превратить Украину в полностью враждебное России государство. На мой взгляд, Запад убедился в намерении России проводить полностью независимую внешнюю политику лишь после 2014 года. С этим и связан особый характер взятой им после этого линии на обострение отношений с нами, повышенная степень агрессивности принимаемых им в отношении нашей страны мер.

***

Сборная афиша анонсов и событий в вашей стране и в мире на ближайшую неделю:  

Сфокусируйтесь на своем городе и изучайте.

Мы что-то пропустили? Присылайте, мы добавим!

***

Второе, что требует уточнения, — это степень нашей реальной самостоятельности. Полностью самостоятельной державой Россия пока ещё не стала. Западу мы и в нашем нынешнем виде неудобны, не нравимся, это так, но его отношение не может служить отправной точкой в нашей собственной самооценке. В современном мире самостоятельная держава — это такая держава, которая имеет свой собственный цивилизационный проект. Его у современной России нет, и я пока не вижу реальных шагов в направлении того, чтобы он появился.

Важнейшая основа для такого проекта — уважение к истории. О таком уважении у нас сегодня много говорится. Между тем отношение к истории у нас непоследовательное, выборочное, с явным предпочтением в пользу той России, которой она была до 1917 года, хотя совершенно очевидно, что полностью самостоятельной и ориентированной только на свои национальные интересы та Россия точно не была.

В советском периоде нашей истории явно преобладали великие достижения, и большинство руководителей нашей страны это хорошо, надеюсь, понимают. В трактовке советской эпохи для общества, для молодёжи, однако, преобладают негативные, уничижительные оценки. Рассорить нас с отцами и дедами, опорочить их в наших глазах хочет не только значительная часть современной так называемой «элиты», но и Русская православная церковь. Она встала на политическую позицию антисоветизма и не собирается с неё уходить — мнения отдельных объективно мыслящих клириков важны, но общей картины не меняют. Кто же нам предложит новую самобытную идеологию? Не монархисты же, которые в XX веке идейно и политически обанкротились не раз и не два? И не новые же февралисты — симпатизанты Белой идеи?

Пока не будет отдано должное проекту СССР как единственному возможному в XX веке проекту сохранения России в качестве именно такой страны, о которой говорит Сергей Лавров: «самостоятельной державы, для которой на первом месте всегда будут свои национальные интересы», подступиться к созданию новой самобытной идеологии не получится. Эта идеология должна быть так же устремлена в будущее, как в будущее была устремлена идеология тех, кто восстанавливал страну после Гражданской войны, ставил на путь превращения в передовую промышленную и научную державу, придавал ей двойную прочность для отражения неизбежной агрессии.

Понять, на какой основе свою политическую, экономическую и культурную самостоятельность удерживал в свои лучшие годы Советский Союз, просто: это была идеология равенства, справедливости, идеология общенародного государства. Понять, как в рамках навязанного нам в 1990-е годы либерально-буржуазного строя это собирается делать нынешняя власть, опирающаяся на крупный капитал и обслуживающая в первую очередь его интересы, сложно. Если в МИДе или Кремле полагают, что на Западе не видят всех этих нестыковок, изъянов и шатаний, препятствующих формированию реальной сплочённости и самостоятельности России, то они ошибаются — видят, очень хорошо видят. Поэтому и продолжают упорно давить, и характер этого давления показывает, что Запад знает своих ангажированных и невольных ставленников в России, понимает, что их много, делает на них ставку.

Здесь я вновь полностью поддержу Сергея Лаврова, добавившего к своему выше процитированному заявлению следующее: «Наши западные коллеги пытаются лишить Россию права самостоятельно определять своё будущее. Пытаются продвигать различные сценарии смены режима. Это уже почти не скрывается никем». Отнесём слово «коллеги» на вежливость министра, хотя, конечно, в данном контексте оно звучит более чем странно, но суть нынешней международной ситуации передана Сергеем Лавровым точно: на Западе хотят смены режима в России.

У большинства рядовых граждан нашей страны есть немало вопросов к действующей власти, и это не те вопросы, которые прозвучат 17 декабря на пресс-конференции президента. Нам тоже хотелось бы, чтобы режим был другой, хотя и не в том смысле, как это видят в Вашингтоне, Брюсселе или в каких-то закрытых центрах мирового согласования и управления. Эту свою позицию мы должны озвучивать, но сейчас, в условиях практически объявленной нашей стране войны — не для смены режима, но лишь для его вразумления. Вразумляется он крайне медленно и неохотно, но вразумляется, и это вселяет надежду на то, что и в нынешнем жестком противостоянии Западу мы выстоим. И мало того, что выстоим, но и в периферию Китая из западной периферии не превратимся.

Михаил Демурин

https://regnum.ru/news/polit/3138119.html

***

Приложение. Внешняя политика России в 2021 году: 14 практических задач

Не надо быть пророком, чтобы предсказать — наступающий год будет трудным для всех стран мира. Возможно, не таким драматическим, как год уходящий, но все же очень трудным.

Многочисленные эксперты уже соревнуются в составлении списков разнообразных угроз и вызовов, с которыми в 2021 г. придется иметь дело человечеству в целом и отдельным государствам в частности. Россия, конечно же, не исключение; представления о нашей стране как об «острове стабильности в бушующем океане перемен» безнадежно устарели. Вызовы и угрозы не обойдут Москву стороной и потребуют от руководства страны адекватных ответов. Естественно, большинство этих ответов надо будет искать в сфере внутреннего экономического и социального развития – даже если заниматься этими поисками не очень хочется. Но и для внешней политики уготовлены серьезные испытания.

Попробуем сформулировать основные внешнеполитические задачи, решение которых можно было бы считать успехом внешней политики России в предстоящим году. При этом постараемся оставаться на почве реальности, не предъявляя этой политике требований, которые она заведомо не сможет выполнить (начало новой «перезагрузки» отношений с Западом, решение территориальной проблемы с Японией или вовлечение Украины в Евразийский экономический союз). Отдельно отметим, что речь идет о внешней политике в целом, а не только о дипломатии, что означает, что далеко не за все из нижеперечисленного должно взять на себя ответственность исключительно Министерство иностранных дел России. Тут есть чем заняться и Министерству обороны, и министерствам экономического блока, не говоря уже об Администрации Президента. Решение некоторые из задач предполагает включение частного сектора, институтов гражданского общества и экспертного сообщества. Иными словами, попробуем сформулировать несколько национальных, а не ведомственных приоритетов.

• Продление Договора СНВ-3. Без этого договора двусторонний российско-американский формат контроля над стратегическими вооружениями окончательно рассыпается. Будущий президент США Дж. Байден уже заявил о готовности пролить Договор без дополнительных условий (правда, пока не ясно, на какой срок). Но времени для продления очень мало — срок действия СНВ-3 истекает уже в начале февраля, и стороны должны договориться о продлении в течение первых двух недель пребывания у власти демократической администрации.
• Мораторий на размещение в Европе ракет средней и меньшей дальности. Хотя возродить соответствующий Договор (ДРСМД) уже нереально, выполнение Россией и Западом его условий де-факто — вполне достижимая цель. Особенно исходя из того, что Москва готова распространить действие моратория на спорные российские системы 9М729 при условии учета Западом ее озабоченности в отношении комплексов «Иджис Эшор» с пусковыми установками Мк-41 на базах США и НАТО в Европе.
• Саммит P5. Российское предложение провести саммит пяти постоянных членов Совбеза ООН выдвигалось еще в начале 2020 г. В силу разных причин такой саммит пока не состоялся, но актуальность данного предложения нисколько не снизилась. На встрече можно было бы обсудить не только новые принципы стратегической стабильности, но и острые региональные конфликты, требующие решений со стороны Совбеза. При удачном исходе саммит мог бы дать серьезный импульс для дальнейшей работы по повышению уровня глобальной управляемости.
• Восстановление военного измерения в работе Совета Россия-НАТО (СРН). В апреле 2014 г. страны НАТО приостановили военное сотрудничество с Россией, что выразилось в том числе и в замораживании диалога между военными в рамках СРН. Однако многие критики этого решения справедливо указывали, что приостановка сотрудничества не обязательно предполагает полное прекращение контактов. Насколько можно судить, сегодня на Западе сложились предпосылки для постепенного возрождения регулярного общения военных двух сторон по линии СРН, которое стало бы существенным вкладом в европейскую безопасность.
• Включение России в осуществление «зеленой сделки» Евросоюза. Наступающий год мог бы стать прорывным в сотрудничестве между Москвой и Брюсселем по широкому кругу вопросов изменения климата и защиты окружающей среды. В большинстве случаев совместные проекты, касающиеся энергосбережения, развития альтернативных источников энергии, переработки отходов не попадают под существующие санкции ЕС в отношении Москвы. Проекты в русле «зеленой сделки» способны стать новыми драйверами российско-европейского взаимодействия.
• Белорусский политический транзит. Разумеется, смена политического режима в этой стране — дело самого белорусского народа, но позиция России способна затормозить или ускорить давно назревшие политические перемены. В интересах Москвы было бы последовательное содействие управляемым переменам с тем, чтобы 2021 г. стал бы переломным в развитии белорусской государственности. Ориентация России на поддержку статус-кво чревата серьезными политическими рисками.
• Недопущение эскалации в Донбассе. К сожалению, в 2020 г. не удалось добиться решительного прогресса в урегулировании конфликта на востоке Украины. Скорее всего, принципиальных сдвигов мы не увидим и в наступающем году. Тем более важно сохранить хотя бы то, что уже достигнуто — стабильность на линии соприкосновения сил ДНР/ЛНР и ВСУ, выполнение сторонами соглашения о прекращении огня, продолжение процесса обмена пленными и удерживаемыми лицами.
• Предотвращение новой вспышки вооруженных столкновений в Карабахе. Россия может поставить себе в заслугу прекращение боевых действий в Карабахе в ноябре 2020 г. Однако, конфликтный потенциал в регионе остается высоким, статус Нагорного Карабаха не зафиксирован, претензии к Москве могут выдвигаться обеими сторонами конфликта. В 2021 г. должны быть сделаны первые шаги к политическому урегулированию кризиса, причем именно Россия должна выступить инициатором и внешним куратором данного процесса.
• Расширение повестки дня Арктического совета. Весной 2021 г. Россия становится председателем Арктического совета на очередной двухлетний срок. Это — хорошая возможность для того, чтобы, во-первых, не допустить втягивания организации в глобальное геополитическое противостояние Востока и Запада, во-вторых, чтобы добиваться расширения повестки дня Совета, в первую очередь, в том, что касается социально-экономического развития арктического региона и качества жизни в Арктике.
• Завершение работы над «Северным потоком-2». Реализация многострадального газового проекта в 2021 г. стала бы крупной внешнеполитической победой России, а также продемонстрировала бы способность Евросоюза успешно противостоять угрозам американских санкций. Появились бы новые возможности для развития экономического сотрудничества России и ЕС.
• Сохранение механизма OPEC+. Весной уходящего года этот механизм при поддержке Дональда Трампа позволил преодолеть обвальное падение мировых цен на углеводороды. Продолжение сотрудничества между Россией и Саудовской Аравией в наступающем году критически важно для того, чтобы сохранить относительную стабильность рынка нефти на уровне около 50 долл. за баррель, что было бы оптимальным для российского энергетического сектора.
• Диверсификация экономического сотрудничества с КНР. В уходящем году России удалось избежать резкого падения объемов торговли с Китаем. Однако структура товарооборота по-прежнему остается во многом архаичной и нуждается в дальнейшей диверсификации. Кроме того, важнейшей задачей 2021 г. должно стать формирование новых двусторонних технологических цепочек и реализация крупных инвестиционных проектов.
• Начало экономических и политических реформ в Сирии. В 2021 г. в Сирии состоятся президентские выборы, которые подведут итоги развития страны за последние семь лет. После выборов у России появится возможность оказать более активное воздействие на Дамаск, поощряя повышение эффективности сирийской экономики, формирование более инклюзивной политической системы, активизацию работы Конституционного комитета Сирии и т. д.
• Предотвращение кризиса в российско-турецких отношениях. Анкара остается важным партнером Москвы, однако позиции сторон существенно расходятся по многим важным вопросам, включая Сирию, Ливию, Восточное Средиземноморье, Нагорный Карабах, Крым и другие. Успехом российской внешней политики в 2021 г. была бы способность не допустить обострения отношений с Турцией, не идя при этом на избыточные уступки турецкому руководству.

Ясно, что в этом списке отсутствуют задачи, связанные с возможным появлением на российских внешнеполитических горизонтах тех или иных «черных лебедей» — непредвиденных изменений в международной обстановке, на которые Москве так или иначе придется реагировать. Также понятно, что не все пункты приведенного выше списка буду выполнены, а сам список может восприниматься как субъективный и далеко не полный. Тем не менее, представляется возможным предположить, что, если хотя бы половина из перечисленных задач будут решены, то следующие двенадцать месяцев можно будет по праву считать вполне успешными для российской внешней политики.

Автор Андрей Кортунов

https://expert.ru/2020/12/15/vneshnyaya-politika-rossii-v-2021-godu-desyat-prakticheskikh-zadach/

***

Комментарий. Кольцо сжимается: сможет ли Москва удержать постсоветское пространство?

России пока удается лавировать на постсоветском пространстве, более или мене удачно решать текущие вопросы, но при этом она совершенно не смотрит вдаль. «Текучка» отнимает все ее силы, в то время как 2020 год показал исчерпанность единственной стратегии Москвы на своей периферии — мягкого или жесткого «принуждения к партнерству».

Вопрос о том, каким законам подчиняется сегодня интеграция на постсоветском пространстве, пережившем в этом году столько потрясений, во многом связан с историей этого региона. А если точнее — с историей российской политики на своей периферии. Изначально это пространство объединялось и оформлялось логикой жизни империи — то есть приращением все новых и новых территорий. В точно такой же логике действовала и «красная империя» СССР. При этом оба государства удерживали территории главным образом не за счет привязывания к себе их экономических интересов и тем более не вследствие какого-либо политического конструирования, а буквально подключая идентичности народов, населявших эти земли, к единому российскому культурному полю.

В нынешних условиях Россия не имеет возможности действовать так же. Непосредственное включение новых территорий сопровождается сейчас, в отличие от начала XX века и тем более от XVIII—XIX веков, международными скандалами и санкциями. Но главная проблема состоит в том, что интеграционные процессы на постсоветском пространстве не просто находятся в состоянии стагнации, они все очевиднее деградируют. Бывшие советские республики дистанцируются от России. Не говоря уже о прибалтийских странах, которые отмежевались от России еще даже до распада СССР, многие, если не все, новые государства выстраивают свою идентичность на противостоянии с Москвой.

В ход идут старые флаги, гербы, символы, герои, использовавшиеся как эмблематика «самостийности» зачастую еще с имперских времен. Особенно ярко это проявляется на Украине, где культ УПА, Бандеры и других коллаборационистов сначала просто сдвигал украинскую идентичность все дальше и дальше от России, а затем — после событий «русской весны» — сущность этой страны стала принципиально антироссийской. Разумеется, украинская государственность и до того была нам в высшей степени враждебна, но тогда она хотя бы притворялась неким самостоятельным конструктом. Теперь же Украина выстраивает свой образ как анти-Россию, настоящую, в отличие от «Татарии», Русь, независимую от Московии. Для Украины это был довольно умный пропагандистский ход, который, по сути, создал единственную скрепу, кое-как удерживающую это государство. Ничего другого у него нет.

Без «принуждения к партнерству»

Фактически каждая бывшая советская республика оказывалась или в настоящее время находится перед однозначным выбором: быть с Россией или против нее. Нейтралитет или неопределенность в этом вопросе в принципе невозможны. При этом полностью пророссийских государств на постсоветском пространстве нет, если не считать частично признанные или непризнанные республики. Зато есть государства абсолютно антироссийские. И даже целые коалиции — здесь уместно вспомнить тихо почивший ГУАМ. Каждый член этой коалиции и сейчас в той или иной степени противостоит Москве.

Между тем и Россия не бездействует, она все явственнее возвращается к привычному для нее имперскому конструированию. При Путине такая установка обрела черты своеобразного повторяемого алгоритма. Выжидается удобный момент, когда та или иная страна сталкивается с кризисом, и ее руководство «убеждают» в неизбежном: единственный возможный вариант остаться у власти — это переориентироваться на Россию. Москва иногда пробует действовать точно таким же образом и в дальнем зарубежье, однако чаще всего подобные шаги оказываются безуспешными. В качестве примера здесь можно привести поддержку, оказанную Эрдогану в критический для него момент летом 2016 года, во время неудачной попытки государственного переворота. Чем обернулась протянутая турецкому лидеру рука помощи, показали последующие события.

России пока что удается лавировать, более или мене удачно решать текущие вопросы, но при этом она совершенно не смотрит вдаль: «текучка» отнимает все силы, а для мобилизации нужны сильные побудительные мотивы наподобие агрессии Грузии против Южной Осетии в 2008 году или присоединение Крыма. Но даже оба этих случая неодинаковы. В 2008 году речь шла о защите де-юре независимых государств, а в 2014-м Крым присоединился непосредственно к территории Российской Федерации — судя по всему, в последнем случае не было ресурсов действовать и дальше под знаменем «русской весны». Поэтому донбасская проблема подвисла и были придуманы Минские соглашения.

Однако 2020 год показал исчерпанность подобного сценария «принуждения к партнерству», неважно — в мягкой или в жесткой форме. Взять хотя бы недавние карабахские события. Невозможно сказать, кто на этот раз первым спровоцировал эскалацию конфликта, однако совершенно ясно, что собственно постсоветская повестка является здесь фактором вторичным. Главное, что на Южном Кавказе пересеклись интересы сразу нескольких крупных региональных игроков. Для Азербайджана и для Алиева победа в карабахской войне означает не только существенные территориальные приобретения, но и демонстрацию мощи своей армии, что не могла не оценить по достоинству Турция — основной союзник Азербайджана. Иран же занял, скорее, проармянскую позицию: Исламскую Республику беспокоит усиление Анкары, а также волнует появление израильтян прямо у своих границ. Израиль неожиданно оказался союзником Азербайджана именно потому, что пытается как можно ближе подобраться к Ирану.

России удалось сохранить остаток Республики Арцах и закрепиться в регионе, где нашего военного присутствия не было уже около 30 лет. Можно не сомневаться в том, что в скором времени правительство Пашиняна, получившее в глазах армянского общества клеймо предателя, сойдет с политической сцены, а следующее руководство страны неизбежно окажется пророссийским. То есть Россия в результате в отложенном режиме приобрела союзнические отношения с Ереваном, но произошло это не по отработанной веками схеме «дожимания», а как бы само собой.

Белоруссия для России — пример формально дружественной страны ближнего зарубежья. Де-юре мы существуем в рамках Союзного государства. Фактически же как белорусский официальный истеблишмент, так и бело-красно-белая оппозиция рассматривают Россию как проблему. Другое дело, что делают это по-разному. Если первый воспринимает себя как осколок Советского Союза и потому дистанцируется от «предавшей идеалы» России, то у второй все менее экзотично и укладывается в западноевропейский либерально-демократический шаблон. Когда противостояние дошло до точки кипения, Лукашенко оказался заложником созданной им же самим ситуации — лавировать оказалось невозможно, а отступать — поздно.

В тот момент Кремль, в том числе через СМИ, явственно дала понять белорусскому президенту: играть в самостоятельность больше не получится, альтернатива свержению — только углубленная интеграция с Россией. На данный момент все остается на прежнем месте, никаких подвижек в этом вопросе не происходит, но думается, что это — вопрос ближайшего времени. Однако и в этой истории Москва лишь воспользовалась моментом, но отнюдь не создала его. Получается, что имперско-советская модель вбирания в себя территорий и привязывания их к себе сбоит и России, несмотря на отсутствие сколько-либо серьезных утрат на постсоветском пространстве, требуется новая модель экспансии. Другой вопрос: какой должна быть такая экспансия?

«Мягкая сила» и осторожное военное присутствие

Дело в том, что и в имперский период, и в советское время все вновь включающиеся в страну государственные образования обладали собственной ярко выраженной субъектностью. Абсолютно все, включая даже такой специфический регион, как Бухарский эмират. Различие между имперской и советской стратегиями заключалось только в том, что до Октября 1917 года инициатором или основным проводником идеи об интеграции служила местная аристократия, а после — та же самая местная аристократия, только на этот раз с партийным билетом.

Сегодня все иначе. Россия как обладатель наиболее сильной и суггестивной на постсоветском пространстве идентичности в той или иной степени «переварила» более слабые идентичности бывших советских республик или же — как в случае с Украиной — обеспечивает «сырье» для негативной, от противного, идентичности этой страны. За столетия нахождения в составе империи, включая сюда и советскую эпоху, страны, ставшие теперь ближним зарубежьем, утратили собственную онтологическую основу.

Именно поэтому всем им пришлось в 1990-е годы «придумывать себя», плодить более или менее нелепые и неправдоподобные мифы о собственной древности и утраченном величии. Кое-где, например, в среде белорусской оппозиции, такое «самоконструирование» артикулируется почти напрямую, и из этого не делается никакого секрета. Иными словами, наши ближайшие соседи руководствуются принципом: лучше нафантазировать себе несуществующую историю, чем стать частью истории российской. И за это бессубъектное ближнее зарубежье и борются в настоящее время Россия и другие внешние крупные игроки. Победитель в этом противостоянии наделит эти территории собственной идентичностью, что на практике будет означать либо воссоздание в том или ином виде новой имперской России, либо сжимание вокруг нее кольца конкурентов.

Пока что происходит второе. Кольцо сжимается, и мы находимся в безальтернативно оборонительной позиции. Последнее по времени событие, иллюстрирующее эту тенденцию, — победа Санду в Молдавии, которая практически мгновенно спровоцировала рассуждения о выводе российского контингента из Приднестровья. Если такое случится, то независимость этого непризнанного эксклава будет окончательно потеряна. Тем более, что в этот раз — в отличие от 1992 года — на стороне Молдавии-Румынии будет и Украина, которая сможет решить этот вопрос всего лишь установлением блокады. Поэтому для России сохранение Приднестровья, а через него Молдавии, — это вопрос, который будет решаться в непосредственной связке с вопросом о дальнейших отношениях с Украиной.

Максимум, что возможно в такой ситуации, — это удержать хотя бы имеющиеся позиции. То же самое можно сказать и в более амбициозной формулировке: вернуть с помощью мягкой силы и осторожного военного присутствия то, что некогда было приобретено силой оружия или агрессивной политической игрой. Прямо как в китайской игре в Го, в которой камню соперника перекрывают «дыхание».

Автор Дмитрий Андреев, заместитель декана исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

https://expert.ru/2020/12/25/koltso-szhimaetsya-smozhet-li-moskvi-uderzhat-postsovetskoe-prostranstvo/