Что необходимо для построения в России эффективного государства. Восстановление экономики после пандемии

***

«Системные ограничения все сильнее дают о себе знать»

Год премьерства Михаила Мишустина заканчивается кадровой рокировкой в правительстве, реорганизацией институтов развития и общим ощущением перемен, которых давно ждали. Уже прозвучали слова о кадровой чистке, национализации элит и крупнейшей реформе управления…

Конференция по искусственному интеллекту подтвердила — всех нас ждут большие перемены. А сквозные технологии, как сказал президент, выведут нас на новый уровень технологического развития. Стоит ли ожидать изменений в госуправлении? С этим и другими вопросами «Огонек» обратился к президенту хозяйственного партнерства «Новый экономический рост» Михаилу Дмитриеву, который в 90-е и нулевые годы входил в правительство страны и стоял у истоков возникновения нынешней системы госуправления в России.

«Огонек»: — Михаил Эгонович, то, что мы сейчас наблюдаем, это большой апгрейд правительства? Какая логика в этих подвижках, кроме бюрократической?

Михаил Дмитриев: — В этих назначениях новых руководителей ведомств я не вижу никаких признаков существенного изменения политики и государственного управления. Пока это просто стандартные кадровые перестановки. Возможно, они вызваны тем, что в январе этого года премьер-министру Михаилу Мишустину пришлось формировать кабинет в большой спешке, и тогда он не смог полностью решить свои кадровые задачи. К тому же очень напряженная работа в условиях пандемии дала ему и президенту возможность оценить способности некоторых министров. Думаю, это главный мотив.

***

Сборная афиша анонсов и событий в вашей стране и в мире на ближайшую неделю:  

Сфокусируйтесь на своем городе и изучайте.

Мы что-то пропустили? Присылайте, мы добавим!

***

— Что значит «стандартные кадровые перестановки»?

— Проведенные изменения скорее всего связаны со способностями конкретных министров к выполнению стоящих перед ними задач. За этим пока не просматривается каких-либо попыток существенно изменить политику в соответствующих отраслях или провести серьезные реформы в системе управления. Я думаю, такие задачи в данном случае не ставились.

— А надо?

— Конечно. Наша система госуправления, безусловно, нуждается в совершенствовании. И не по отдельным позициям, а в целом и по многим направлениям. Эта повестка очень большая и сложная. В 2017 году Центр стратегических разработок (ЦСР) по поручению Владимира Путина подготовил предложения по новой программе административной реформы, которая должна была начаться в 2018 году с новым президентским сроком. Но решений по этим предложениям так и не было принято. И пока нет признаков того, что новый состав кабинета хотел бы заняться такой комплексной реформой.

Рабочее название у проекта ЦСР было «Государство как платформа». Предложения касались, как следует из этого названия, прежде всего вопросов цифровизации. Объемы информации, с которыми приходится иметь дело государственным органам, растут как снежный ком. Этот рост уже не линейный, а экспоненциальный. Эффективное государство должно уметь с максимальной пользой работать с этими растущими потоками, что возможно только в условиях глубокой цифровизации. В принципе работа по цифровизации системы управления идет, хотя, может быть, и не так системно, как предлагалось в проекте ЦСР.

Речь шла о том, что в условиях ускорившейся информатизации государство должно в принципе работать по-другому — по образцу больших облачных платформ, соединяющих разнообразные проекты, процессы, сервисы, информационные потоки и базы данных в едином цифровом пространстве. Это касается как деятельности государственного аппарата на разных уровнях, так и его взаимодействия с гражданами и бизнесом. Государство должно действовать как некий интегрированный, то есть объединенный или объединяющий механизм, способный эффективно работать с информацией. Это позволит по-другому выстраивать деятельность правительства, повысить результативность и эффективность его работы. Пример: сравните старую городскую службу такси и платформу «Яндекс.такси» — они отличаются как небо и земля. И сделано это не только для снижения затрат и повышения оперативности, но и для удобства клиентов. Это общий тренд для самых разных видов деятельности, и государственное управление здесь не является исключением.

Но для широкого внедрения таких подходов есть немало препятствий. Одно из главных состоит в том, что методы управления, сложившиеся в доцифровую эпоху, ведут к раздробленности подразделений и государственных органов, к неэффективному обмену информацией, к излишним затратам и в итоге к недостаточной результативности работы. Здесь нужны изменения. Нынешняя управленческая система основана на жесткой административной вертикали, которая построена по принципу «вертикальных герметических колодцев». Основные коммуникации идут в вертикальном направлении — снизу вверх и сверху вниз.

А горизонтальный обмен информацией и взаимодействие между органами и подразделениями, находящимися на одном уровне управленческой пирамиды, идет гораздо сложнее. Горизонтальное сотрудничество затруднено и на межведомственном, и на межрегиональном уровне. Даже соседним муниципалитетам очень сложно договариваться между собой. Например, были случаи, когда десятилетия уходили на то, чтобы двум муниципалитетам открыть общее кладбище. Эта система по-своему очень негибкая. И сейчас, когда роль горизонтальных информационных потоков быстро нарастает, эти системные ограничения все сильнее дают о себе знать.

Цифровизация, основанная на принципах облачной платформы, могла бы решить многие из этих проблем. Но цифровизацией у нас занимаются как отдельной, самостоятельной целью, нередко в отрыве от других аспектов развития государственного управления. Это выглядит как минимум спорно. Между тем предложения ЦСР затрагивали и многие другие аспекты государственного управления, начиная со стратегического планирования и кончая вопросами кадровой политики. Задача состояла в том, чтобы проводить комплексные изменения в увязке с процессом цифровизации.

— Вы о том, что сейчас переводят в цифру старую неэффективную систему управления?

— Оцифровка существующих методов управления часто ведет к негативным результатам. Например, нельзя в электронный документооборот втискивать систему движения бумажных документов. В этом случае в программное обеспечение будет забито огромное количество ненужных действий, процедур, информационных требований, свойственных бумажному обороту. Сначала надо провести комплексную ревизию деятельности органа власти, реорганизовать ее в соответствии с новыми требованиями и только потом приступать к цифровизации.

— Подождите, нас убеждают, что «цифра» сама решает все проблемы. Кстати, из этого следует, что качество людей, которые заняты в управлении, большого значения иметь не будет, так ведь?

— Цифровизация принесет успех, если будет опираться на изменения в самой системе управления. Госуправление — это процесс принятия решений, касающихся очень сложных, многоплановых социальных вопросов, влияющих на жизнь большого числа людей. В стандартных повторяющихся ситуациях, например при оказании государственных услуг типа выплаты пособия, когда решение строго регламентировано нормами закона и зависит от документально подтвержденных прав получателя пособия, вполне возможна глубокая автоматизация. Но в сфере выработки государственной политики простые алгоритмы принятия решений не работают. Там необходимо учитывать огромное многообразие разных интересов и рисков и находить оптимальный баланс не только на основе работы с данными, но и путем взаимодействия и диалога со всеми заинтересованными сторонами. Искусственный интеллект может помочь анализировать информацию, оценивать риски и прогнозировать последствия решений, но само принятие решений остается чисто социальной функцией, выполнять которую могут только люди, по крайней мере в обозримом будущем.

— Но ведь речь, в частности, идет о роботизации важнейших институтов управления на местах. На самых высших этажах власти обсуждается идея отменить, к примеру, МФЦ и заменить эту службу роботом. У нас с большим интересом отнеслись к опыту США, там кое-где судей заменили на роботов… Готово ли государство к негативной реакции людей на такое обезличенное с ними общение?

— Ну скажем честно, что состояние и качество роботизированных систем коммуникации с клиентами у нас сегодня просто плачевное. Если вы попробуете поговорить с роботом банка, который рекламирует себя как сильно продвинутого в цифровых технологиях, у вас волосы встанут дыбом. Обычно робот лишь в стандартных случаях понимает, что нужно клиенту. Если же вопрос на миллиметр уходит от узкого круга типовых ситуаций, на которые этот робот запрограммирован, вы оказываетесь один на один с этим цифровым монстром, достучаться до которого с вашей не совсем стандартной проблемой практически невозможно. Даже операционисты банков, которых по возникающим у них вопросам внутри банка все чаще отсылают за разъяснениями к роботам, жалуются на низкую полезность таких консультаций.

Именно такая ситуация и описана в притче Франца Кафки «Перед законом»: человек, вынужденный общаться с неким «привратником» у загадочных ворот, «ведущих в закон», оказывается не в силах понять предлагаемых правил игры, а потому становится совершенно беспомощным. И любой сегодня окажется в таком же положении, если с его нестандартной проблемой не будет возможности добраться до реального человека, который стоит за таким роботизированным интерфейсом и знает правила игры. Наша задача — создать эффективное сервисное государство, нацеленное на максимальное, качественное и результативное удовлетворение запросов граждан, а не на воспроизведение антиутопий Кафки. Это значит, что без прямого общения госслужащих и граждан не обойтись, а роботы будут полезны только как посредники «первой инстанции» и в основном в типовых ситуациях.

— Говорят, что последние изменения в правительстве направлены на национализацию элит. Вот и закон, запрещающий высшим чиновникам иметь двойное гражданство, подписан. Действительно ли бюрократия имеет национальные особенности? Или она интернациональна, как капитал у Маркса?

— Нет, бюрократия в каждой стране разная. Это зависит от исторически сложившихся институтов, и не только в сфере управления, но и в национальной культуре, в религиозном укладе и других сферах жизни. Наша российская административно-бюрократическая традиция весьма своеобразна и отличается от многих стран, как развитых, так и развивающихся. Российская бюрократическая культура складывалась на протяжении тысячи лет и до сих пор несет на себе отпечаток исторического наследия.

— И в чем главные особенности отечественной бюрократии?

— Прежде всего эти особенности отражают длительную историю сверхцентрализации принятия решений в России. Страна находилась в центре большой континентальной цивилизации и, по сути, была своего рода «проходным двором», в котором все — с Юга, с Запада и с Востока — пытались найти себе ресурсы, обеспечить транзитные торговые пути и застолбить территории. Русское государство возникло и расширялось в непрерывном противостоянии этим угрозам во многом благодаря высочайшей централизации бюрократии. Это позволяло в критические моменты подчинять все ресурсы — военные, человеческие, материальные, финансовые и так далее — защите территории от внешних опасностей.

Но в условиях мирной жизни высокоцентрализованная модель управления имеет массу издержек. Постоянно принимать все решения только на верхних уровнях практически невозможно. Система же делегирования принятия решений на низовые уровни у нас ослаблена. Попросту говоря, все сидят и ждут, что решат наверху. А пропускной способности верхних уровней управления для всех необходимых решений не хватает. В мирной обстановке и в условиях все более усложняющейся экономики и общества недостатки такой системы становятся все заметнее.

— Именно устройство этой машины и порождает отечественную коррупцию? Есть вообще точка зрения, что у нас главный оппозиционер в стране — это вороватый чиновник, который сводит на нет все благие порывы просвещенной власти. Об этом, в частности, пишет Александр Никитенко, цензор времен Николая I, известный своими дневниками. 200 лет прошло, а кажется — ничего не изменилось…

—Я бы не стал связывать сверхцентрализацию с коррупцией. Не все так просто. Советский Союз в полной мере унаследовал бюрократическую культуру царской России, которая была весьма коррупциогенна, и даже усугубил ее еще большей централизованностью, жестким контролем за всем государственным аппаратом. Но по уровню коррупции, если судить по доступным рейтингам 70–80-х годов прошлого века, СССР имел более благоприятные показатели, чем такие страны, как Италия, Греция и Испания. То есть сама по себе централизованная система управления не является единственным фактором, определяющим наличие или отсутствие коррупции. Я думаю, и в XIX веке чемпионом по коррупции среди больших стран была вовсе не Россия, а США. Там в госуправлении размах коррупции был просто чудовищный. Депутаты Конгресса раздавали теплые местечки, например в почтовой службе, своим протеже. В результате почтовая связь в какой-то момент почти развалилась.

О коррупции в Америке, например, писал в своих мемуарах Генрик Сенкевич, очень популярный в то время в России польский писатель, совершивший большой вояж по Соединенным Штатам. Сенкевича как европейца, хорошо знакомого и с положением дел в Российской империи, просто шокировали масштабы американской коррупции, которые, по его мнению, не шли ни в какое сравнение с тем, что он видел в Европе. И это притом что Америка уже тогда была весьма децентрализованной и демократической страной, где вертикальные иерархические системы управления были гораздо слабее, чем в Российской империи. Так что все это очень тонкие материи, и взаимосвязи здесь непрямолинейны.

-Скоро год, как Михаил Мишустин возглавил правительство страны. Можно ли подвести итоги его управления?

— Год прошел под знаком борьбы с коронавирусом. Постоянно случались какие-то непредвиденные ситуации, все бросались тушить возникавшие пожары, и правительство постоянно сбивалось на решение краткосрочных задач. Но в данном случае эта реакция была необходимой и критиковать за это правительство было бы несправедливо. В октябре объявили, наконец, о принятии плана преодоления кризиса и поддержки долгосрочных структурных изменений в экономике. Но он рассчитан лишь до конца следующего года, а часть действий по этому плану должна была начаться еще в первом полугодии текущего года. Что же касается долгосрочных целей развития до 2030 года, установленных Указом президента № 474 в июле этого года, то планы по их достижению еще предстоит принять.

Здесь стоило бы упомянуть и только что начатую реорганизацию институтов развития. Им ставят в вину в основном неэффективное расходование бюджетных средств. Но гораздо более серьезной проблемой является их слабая вовлеченность в национальные проекты и другие стратегические программы развития страны. Хотя по логике именно для этого большинство институтов развития и должно было создаваться. Поможет ли предлагаемая реорганизация повысить вклад институтов развития в достижение долгосрочных целей — пока остается неясным. В экономическом блоке правительства у нас есть только две структуры, способные в кризисных условиях справляться с поставленными перед ними долгосрочными задачами,— это Центральный банк, который несколько лет выдерживает линию инфляционного таргетирования, и Минфин, который даже в условиях кризиса стремится поддерживать стабильность бюджетной системы и даже пытался сохранить бюджетное правило. Но эти два ведомства не могут решать задачи долгосрочного развития в других сферах, где пока не хватает дееспособных структур, работающих на перспективу.

Я думаю, что уже довольно скоро, по мере затухания пандемии, интерес к долгосрочной социальной и экономической повестке снова возрастет и от правительства потребуются новые убедительные инициативы в этой области. Эти инициативы должны касаться не только конкретизации новой долгосрочной повестки развития, но и действенных механизмов для ее выполнения. Но добиться в этом значимых успехов без решения хотя бы части накопившихся проблем в системе государственного управления будет весьма трудно.

Беседовал Александр Трушин

https://www.kommersant.ru/doc/4583386

***

Мнение эксперта: Россия слабо подготовилась к реабилитации после пандемии

Вакцинация и борьба с бедностью – главные, но не решающие условия восстановления экономики.

Вакцинация, если надежды на нее оправдаются, поможет экономике РФ и простимулирует потребительскую активность. Но и ее будет недостаточно для процветания после коронакризиса. Всемирный экономический форум (ВЭФ) объявил, что экономика РФ слабо подготовлена к восстановлению из-за неэффективного управления, плохого качества предоставляемых госучреждениями услуг, неразвитости инфраструктуры, недостаточной защиты конкуренции. По этим пунктам РФ занимает последнее место в рейтинге 37 государств. Другие иностранные экономисты советуют продолжать снижать уровень бедности. Стоит только свернуть программы поддержки, как численность бедных превысит в РФ 20 млн человек.

Ни одно государство не смогло избежать негативных последствий пандемии, однако страны с развитой цифровой экономикой, мощной системой социальной защиты и предшествующим опытом борьбы с эпидемиями лучше справляются с проблемами, обусловленными коронакризисом. Об этом сообщается в новом выпуске Доклада о глобальной конкурентоспособности, подготовленного Всемирным экономическим форумом.

В докладе рассматриваются пути восстановления и преобразования в четырех сферах: благоприятные условия и стимулы, человеческий капитал, рынки, инновации. Было выделено 11 приоритетных направлений – от обеспечения эффективности госуправления, модернизации и расширения инфраструктуры, включая социальную, до создания рынков «завтрашнего дня». «Всемирный экономический форум многие годы призывает государственных деятелей сфокусироваться на долгосрочном процветании, а не только на краткосрочном экономическом росте.

В этом докладе четко обозначены приоритетные задачи по повышению производительности, устойчивости и инклюзивности экономики по мере выхода из кризиса», – пояснил основатель, исполнительный председатель ВЭФ Клаус Шваб. «Обобщенная оценка стартовых позиций России составляет 50,4 балла из 100 максимально возможных – это больше, чем в Индии, а также у некоторых латиноамериканских (Аргентина, Мексика), восточноевропейских (Польша, Венгрия, Словакия) и средиземноморских стран (Греция, Турция), но значительно меньше по сравнению со странами G7 (США, Канада, Великобритания, Франция, Германия, Италия, Япония) или с Китаем», – пояснил координатор программы ВЭФ по конкурентоспособности в России Алексей Праздничных. Анализ охватил 37 государств. В условном рейтинге готовности экономики к посткризисному развитию Россия заняла бы 28–29-е место из 37 возможных. Но по некоторых направлениям РФ оказалась на последнем месте.

Судя по рейтингу, России удается хуже, чем другим странам, обеспечить повышение эффективности управления государственными учреждениями, применение долгосрочного видения и укрепление общественного доверия за счет добросовестного предоставления услуг для граждан. По этому направлению лидируют Финляндия, Новая Зеландия, Швейцария. Россия, по оценкам ВЭФ, меньше прочих готова модернизировать инфраструктуру в целях ускоренной трансформации в энергетике, а также расширения доступа к электроэнергии и цифровым технологиям. По этому пункту лидируют Эстония, Нидерланды, Дания. Также в России больше, чем в других странах, нужно актуализировать принципы защиты конкуренции и антимонопольное регулирование с учетом требований «четвертой промышленной революции», обеспечивая доступ к рынкам как на национальном, так и на международном уровне. В данном случае лидеры США, Канада и, кстати, Китай.

Зато в вопросах регулирования рынка труда и организации системы социального обеспечения с учетом новых задач развития экономики и новых потребностей работников РФ заняла 12-е место. Опрошенные «НГ» эксперты назвали некоторые (но не все) выводы ВЭФ оторванными от жизни. «Россия добилась большого прогресса в цифровой трансформации. По числу пользователей интернета Россия опережает страны Европы», – говорит руководитель отдела компании «Финам» Ольга Беленькая.

Что касается мер социальной защиты (льготные и невозвратные кредиты предприятиям при условии сохранения занятости, увеличение пособий по безработице, помощь семьям с детьми), то они, по словам эксперта, смягчили удар пандемии по доходам населения. «Однако масштаб был очень скромным по сравнению с той поддержкой, которую оказывали населению страны с развитой экономикой, – сказала Беленькая. – Рынок труда в России лучше защищает сотрудников от увольнений, чем, например, в США. К тому же в России относительно высок уровень занятости на госпредприятиях и в крупных компаниях, которые имеют больший запас прочности в кризис, однако долгосрочно в силу инерционности растут медленно». Правда, гибким рынок труда в РФ трудно назвать: межрегиональная мобильность населения, средний уровень зарплат остаются относительно низкими, добавила эксперт.

«Безусловно, многое зависит не только от благосостояния и подушевого дохода, но и от степени вовлеченности государства во все сферы жизни. Но наличие строгой вертикали власти не тождественно высокому уровню поддержки ее решений, так же как и высокая концентрация государственных структур не гарантирует социальной стабильности в случае шокового сценария», – обратил внимание член генсовета «Деловой России» Алим Бишенов. В ряде стран, которые оказались в рейтинге выше, бизнес и общество выступают инициаторами мер, направленных на стабилизацию экономической и социальной сфер в период пандемии, добавил он. По мнению эксперта, главный изъян, который оголила пандемия, – «это все еще низкий уровень инициативности у бизнеса и населения».

Перечисленные специалистами ВЭФ приоритеты – ключевые, но не единственные факторы, влияющие на перспективы экономики. Остро стоит вопрос защиты от коронавируса. «Массовая вакцинация, которая продолжится в 2021 году, выведет экономику на путь устойчивого восстановления», – сообщили в среду в своем докладе специалисты Всемирного банка (ВБ). «При предположении безопасности и эффективности выведенной в гражданский оборот вакцины можно ожидать повышения уверенности потребителей и компаний. Это заложит основу для постепенного возобновления роста экономики в 2021 и 2022 годах в размере 2,6% и 3% соответственно», – ожидают иностранные экономисты. Но есть и пессимистический сценарий, он предусматривает более резкий всплеск новых случаев заражения, который сохранится во втором полугодии 2021-го. «В этом случае прогнозируемый рост ВВП составит в 2021-м 0,6% под влиянием более глубокого снижения потребительского и инвестиционного спроса, а в 2022 году – 2,8%», – уточнили в ВБ.

По итогам текущего года Всемирный банк ожидает падения российской экономики на 4%, что почти соответствует прогнозу Минэкономразвития. Моделирование, проведенное ВБ, показало, что при таком экономическом спаде «за чертой официально установленного уровня бедности в 2020 году могут оказаться до 14,2% населения страны», это равноценно почти 21 млн человек. Но компенсационные меры, предпринятые властями для смягчения социальных проблем, пока обеспечивают снижение уровня бедности до 11,6% населения РФ, сообщил Всемирный банк.

Напомним, по Росстату, численность населения РФ с доходами ниже прожиточного минимума во втором квартале составила 19,9 млн человек, что на 1,3 млн человек больше, чем за аналогичный период прошлого года. Во втором квартале 2020-го уровень бедности составил 13,5% населения РФ. Председатель Счетной палаты Алексей Кудрин ранее спрогнозировал, что число бедных в стране увеличится на 1 млн человек. «Это означает, что нам нужно наш фокус обращать на тех людей, которым нужна поддержка», – призывал он.

При этом Всемирный банк уточнил, что такие оценки следует интерпретировать с осторожностью. «Прогнозы ВВП на 2020 год могут не отражать рост новой волны инфекций, наблюдаемой с начала октября. Кроме того, некоторые пособия были единовременными или имели ограниченный срок действия (обычно три месяца), хотя увеличение пособия по безработице было продлено до декабря. Но если скорость приема низкая или внедрение на местах не удается, компенсирующее воздействие может быть уменьшено», – обратили внимание иностранные эксперты. Более глубокий экономический спад или меньшая эффективность соцподдержки сразу же ухудшат ситуацию с бедностью.

Автор Анастасия Башкатова, заместитель заведующего отделом экономики "Независимой газеты"

https://www.ng.ru/economics/2020-12-16/1_8041_rehabilitation.html

***

Вернётся ли Россия через 30 лет к социализму? 

Наблюдая развитие системного кризиса капитализма, неангажированная часть экспертного сообщества всё чаще ставит вопрос о будущем — в каком виде в нём будут сочетаться рыночные отношения и государственное регулирование. Если мы вступили в век всевластия больших корпораций, то к чему приведёт эта тенденция?

Вопрос о социализме, от которого отмахиваются нынешние «технократические» элиты — это не праздный вопрос. Выход из цивилизационного тупика требует осмысления той части элит, которые понимают угрозу и не намерены пускать дело на самотёк. Но всегда элиты делятся на тех, кто не хочет категорически ничего менять, и тех, кто понимает, что без этого смерть, и первыми провозглашают заказ на обоснование теории нового общества и путей перехода к нему из грядущей катастрофы.

Теория о классовом обществе и теория стратификации — две составные части будущего обществознания, не прячущего голову в песок от вызовов времени и не работающего на политический заказ оправдания всего существующего. Межклассовый конфликт всегда будет существовать в обществе товарно-денежных отношений. Но впервые перед исследователями встаёт проблема преобладающего значения внутриклассового конфликта как источника социальных катастроф определённого строя.

Именно внутриклассовый конфликт погубил советский социализм в СССР, который рухнул при полном отсутствии буржуазии и тотальном господстве социалистической бюрократии. Теперь именно такой внутриклассовый конфликт губит капитализм — это конфликт не между трудом и капиталом, не между капиталом и сложносоставным обществом, а конфликт между крупным капиталом и мелким и средним.

Именно этот конфликт лежит в основе кризиса капитализма и проецирует раскол класса капиталистов на общество, захватывая в воронку конфликта все социальные слои, вынужденные занимать место по ту или иную сторону линии фронта.

В основе внутриклассового конфликта имеет место борьба монополии и конкуренции. Именно она составляла основу противоречий и при социализме, и при капитализме. Стремление к концентрации власти и собственности у тех, кто имеет для этого больше всего общественного ресурса — центральная проблема любого социального строя, на каком бы типе собственности он ни основывался. Тем более что конвергенция становится явью, и все социальные системы опираются на многоукладную экономику, включающую в себя все виды собственности.

В этой экономике главной проблемой становится отделение государственной власти от крупных монополий. В США двухпартийная система подчинена частным ТНК, в Китае КПК удаётся сохранять дистанцию от своих корпоративных монстров. В позднем СССР КПСС подчинялась госмонополиям и утратила существовавший при Сталине отстранённый статус. Европа несубъектна, она — колония глобальных ТНК, и потому все теории «социально-рыночной экономики» в ней являются пропагандой, а не реальностью.

Практика показывает, что китайская модель наиболее оптимальна и устойчива, но в силу погружённости правящих элит других стран в союз с имеющимися монополиями им недоступен китайский путь. Монополии, захватив власть, не допустят формирования альтернативных элит и альтернативных теорий.

Контроль над финансовым и информационным пространствами позволяет монополиям навязывать апологетику существующего уклада, а любые попытки научной критики глушить и маргинализировать. Нарастание системных кризисов до состояния коллапса становится неизбежным.

Рассуждая о неотвратимости эрозии капитализма и замене его чем-то другим, неангажированные исследователи, не прячущие голову в песок, выдвигают различные версии социализированного уклада будущего, способного прийти на смену вырождающимся либеральным системам Запада, дрейфующим или в тоталитаризм, или в распад. Какой будет социализм там, где он сможет прийти на смену государственно-монополистическому капитализму? Как в нём будут решаться вопросы соотношения общего и частного, демократии и централизма, конфликта части и целого?

Экономический кризис и эпидемия коронавируса продвинули мир к госрегулированию больше, чем борьба политических партий и одобренные обществом социальные реформы. Существующий уровень социальной защиты в либеральных системах с падающей демографией, зависимостью от мигрантов и недостаточной степенью роботизации, отстающей от старения общества, в котором стремительно растёт доля пенсионеров и падает доля занятых в производстве, обречён на снижение. Социальный регресс потребует вмешательства государства перед лицом угрозы исчезновения, и этот процесс так же объективен, как и не познан.

Одно ясно: проблема контроля над принципами производства, распределения, обмена и потребления совокупного общественного продукта вновь становится центральной проблемой общественных наук и политики. Те общественные системы, которые позже других выработают в себе ответ на этот вызов, уподобятся странам, опаздывающим с разработкой вакцины от коронавируса. Социализм будущего будет другим, не таким, каким он был в исторических образцах прошлого.

Но в 40-х — 50-х годах нынешнего века призрак социализма снова будет бродить уже не только по Европе, но и по другим континентам. Уклониться от его объективной востребованности будет не только невозможно, но и опасно. Не удастся свести всё только к смене технологических укладов. Они сменятся, но с неизбежностью повлекут за собой смену укладов социальных. И в них будет намного меньше капитализма, чем сейчас. А вот чего там будет больше, осознать необходимо уже сегодня. «Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Скоро снова будет достаточно много людей, понимающих источник подобных цитат. Культурный пласт социализма обречён на возрождение.

Автор Александр Халдей

https://regnum.ru/news/polit/3129019.html