Чему нас учит история президента США Дональда Трампа

Что мы узнали о США и о мире за последние четыре года?

Президентство Дональда Трампа заканчилось. Насколько то, что мы наблюдали, было специфическим американским явлением, а насколько отвечало мировым трендам? Насколько велик раскол в американском обществе и насколько прочно прижилась в нем нелюбовь к России?

Разговор об этом состоялся с профессором славянских языков и литератур Иллинойсского университета в Урбане-Шампейне Ричардом Темпестом.

Издание «expert.ru»: — В чем природа неприятия Трампа университетской интеллигентской средой? Почему он оказался в их представлении за пределами добра и зла, а не просто человеком с чуждыми взглядами, как обычный президент от республиканской партии?

Ричард Темпест: — Я как человек из университетской среды хочу сказать, что это не совсем верно — не вся профессура и не все образованные люди настроены против Трампа. Это верно в отношении большинства гуманитарной профессуры и интеллигенции, но технические специалисты, инженеры, адвокаты, преподаватели негуманитарных специальностей очень часто и республиканцы, и даже трамписты. Гуманитарии Трампа не любят, это связано с политикой идентичности. Ну и с определенной долей снобизма: Трамп и его фаны, на их взгляд, воинствующе вульгарны.

В США, Англии, других странах Запада и странах третьего мира (если этот термин еще не стал политически некорректным) происходит замещение старых политических категорий на новые. Если раньше, с XIX века, партии представляли интересы классов и социальных кругов, и в первую очередь их экономические интересы, то ныне мы наблюдаем борьбу коллективных идентичностей. Классический марксист назвал бы это конфликтом ложных сознаний, ибо для него правильное сознание должно быть исключительно классовым, производным от существующих производственных отношений. Но в XXI веке действует иной принцип — расового, этнического, гендерного чувства своего «я».

— Свой-чужой?

— Да, так. Сейчас зачастую важно не то, сколько вы зарабатываете, а какие книги вы читаете, какие сайты посещаете, присутствует ли у вас удовлетворенное сознание того, что вы человек свободомыслящий, суверенная личность, которая презирает вульгарных политиканов и поддерживающие их ретроградные слои населения; или считаете ли вы, что массмедиа, обслуживающие глубинное государство, намеренно индоктринируют население, дабы превратить людей в холопов глобализма.

Историю США с 2016, или 2008, или даже 1992 года следует вычитывать в контексте этого сдвига парадигмы: классовая борьба и примат экономических интересов, во всяком случае в сознании избирателей, уступают место динамике групповых идентичностей, в том числе культурных и профессиональных. Это, однако, не значит, что корпорации или военно-промышленный комплекс теряют способность влиять на политический процесс и даже закупать политиков на корню.

Второй фактор — рост популизма. Избрание Трампа в 2016 году произошло в русле мирового антисистемного популистского тренда. В том же году президентом Филиппин стал демагог Родриго Дутерте, при котором начались внесудебные расправы над наркодилерами, он позволял себе грубо обзывать Обаму и других мировых лидеров. Причем, несмотря на свой сверхпопулизм, он, как и Трамп, — член элиты, миллионер. В 2016 году в Колумбии состоялся референдум о мирном соглашении с партизанской группировкой ФАРК. Действующее правительство, мировые лидеры, включая США и Папу Римского, были за соглашение, но народ проголосовал антисистемно — против. Перед референдумом все прогрессивное человечество, или по крайней мере его светочи, от Папы Римского до Барака Обамы, рекомендовали колумбийцам согласиться на примирение с боевиками, но избиратели, отвращенные их жестокостью и участием в наркоторговле, проголосовали с небольшим перевесом против. Потом был второй референдум, и элиты, как часто бывает, сумели настоять на своем. Брекзит — событие того же порядка. Все это говорит о том, что феномен популизма существует не только в рамках одной Америки или Евросоюза, — это явление планетарного масштаба.

— А эти противоборствующие идентичности тоже глобальные, или они разные?

— Они глобальны в том смысле, что профессор или профессорка американского университета, которые занимаются изучением, скажем, гендера — «он/она/они» — найдет общий дисциплинарный язык не только с коллегами в Англии, во Франции, но и в России, Китае, Южной Африке, Бразилии. На противоположном фланге окажутся люди, чья идентичность связана с национализмом, патриотизмом, антиинтеллектуализмом, обусловлена привязанностью, порой фанатической, к собственной стране и связанными с ней мифологическими сюжетами. Например, Америка как исключительное явление в мировой истории, материализованная утопия, светлый «город, стоящий высоко на горе» — любимое изречение Рональда Рейгана, взятое из Нагорной проповеди.

Но при всех национальных различиях идентичность человека традиционных ценностей — ключевая. Российские парни с доходом ниже среднего, с георгиевской ленточкой и наклейкой «на Берлин!» на заднем стекле поддержанного «фольсквагена», очень похожи на немецких парней, которые голосуют за «Альтернативу для Германии», или на шахтеров-трампистов в Пенсильвании. Недаром в штате Флорида, традиционно считавшемся ареной борьбы на равных между республиканцами и демократами, Трамп на прошедших выборах победил с убедительным отрывом. Дело в том, что он смог довести до сведения местных потомков кубинских эмигрантов и актуальных беженцев из Венесуэлы, что если не сам Байден, то Камала Харрис уж точно коммунистка. Но коммунизма в мире больше нет, и этот ярлык тоже стал индикатором идентичности: для трамписта коммунист — это чрезмерно образованный, зацикленный на своей расовой или этнической или этической идентичности гражданин мира, но не США.

Высоколобые, тонкорукие и тонкошеие члены элиты содрогаются от слов и поступков боевитого эндоморфа Трампа, который, по выражению моего приятеля-республиканца, «говорит то, что я не смею сказать». Ведь в любой американской организации или компании — и частной, и государственной — существуют речевые коды, за нарушение которых вы можете потерять работу. Президент, игнорирующий такие запреты и режущий правду-трампку, импонирует очень многим американцам.

— То есть Трамп говорил правду, с которой соглашается существенная часть общества, но которая запрещена в легальной коммуникации?

— Запрещена в общественной коммуникации. Это не совсем то же самое. По Конституции США вы имеете полное право назвать движение Black Lives Matter, «Черные жизни важны», коммунистическим или антиамериканским. Но попробуйте высказать эту мысль в каком-нибудь государственном офисе или университетской аудитории! Причем Трамп — политик инстинктивного склада. Импульсивность и эмоциональность, которые делали его привлекательным для широкой публики на выборах 2016 года, сослужили ему не самую лучшую службу, когда он поселился в Белом доме. Он не был достаточно хитрым последователем Макиавелли (о котором, разумеется, никогда не слышал). Трамп — политик нутряной. Если бы на его месте очутился другой харизматик, более расчетливый, более последовательный, более профессиональный, он, скорее всего, одолел бы Байдена даже в условиях пандемии и несмотря на ставший очевидным невысокий уровень компетенции трамповской администрации.

— Интересно, с этим же феноменом — изменением глобальной политической игры — связано то, что в начале правления Трампа многие публичные персоны не приняли его как президента страны? Нам, наблюдателям из Восточной Европы, знающим, скажем, российские и украинские реалии, это очень напомнило нашу политическую недоразвитость. Любые украинские выборы заканчиваются тем, что проигравшая сторона не признает результаты…

— …и устраивает революцию. Или переворот. И сажает в тюрьму предшественников.

— Мы даже шутим здесь, что происходит украинизация Америки.

— Эта параллель в какой-то степени очень даже уместна, поскольку у нас существуют теперь племена. Они не только не принимают идеалов и мировоззрения друг друга, но и вообще практически друг с другом не общаются — а если и общаются, то не понимают языка собеседника.

В интервью, которое я давал вам четыре года назад и где опрометчиво предсказал победу Хиллари Клинтон, я говорил, что общественные пространства, в которых могли бы пересечься и поболтать друг с другом трамписты и антитрамписты, весьма немногочисленны. Это спортзал, больница и, наверное, тюрьма. У нас происходит повсеместное расслоение и сегментация общества. Интеллектуалы, представители свободных профессий, нью-йоркской или голливудской богемы обзывают трампистов примерно такими же нехорошими словами, какими в России рукопожатная оппозиция обзывает сторонников Путина. Что прискорбно и в том, и в другом случае. Но если в России путинистов все-таки больше, чем навальнистов, то наши два американских племени в численном отношении друг другу эквивалентны. Страна расщеплена пополам.

У меня есть разные друзья — и те, кто не любит Трампа, их большинство, и те, кто за Трампа, в том числе даже страстные его фанаты. Если мы не говорим о больных местах, связанных с идентичностью, у нас абсолютно нормальные отношения.

Не следует забывать, что одержимость, крайне эмоциональный интерес к политике, к тому, что происходит на выборах, после выборов и между выборами — все это не так типично для большей части населения, включая тех, кто за, и тех, кто против. Идентичность — штука существенная, но для обыкновенного человека не является предметом полночных дум. Люди пера и компьютера, генерирующие политические обзоры и анализы, члены прослойки, которую у нас называют «комментариатом», — я и мои коллеги — за этим следят и на это отзываются. Но у большинства избирателей такие проявления электоральной ангажированности происходят лишь в критические моменты, когда, например, Трамп говорит что-то, что вызывает сильный резонанс. Например, когда он отозвался о неонацистах и антифашистах как о движениях, в которых с обеих сторон есть приличные люди, это, конечно, оскорбило тех, кто считает, что неонацист по определению не может быть приличным человеком.

— Как вам, несмотря на такие сильные расхождения, удается понимать обе стороны?

— Я отличаюсь от представителей прогрессивно мыслящего сегмента тем, что не очень люблю людей вообще, но они мне очень нравятся в частности. Личности, с которыми я знаком, с которыми я работаю, пересекаюсь в том же спортзале (не в тюрьме), мне интересны. Я практически никогда не встречал скучных людей.

По всему миру публика либерального толка и революционного склада страстно любит человечество, это идет еще от Руссо. Она хочет построить на Земле парадиз. Но когда либералы или леворадикалы устремляют взор на одного отдельного представителя человечества, он очень часто их раздражает своей неправильностью. Тем, что он не так говорит, не так мыслит, не так пахнет.

Есть консервативная позиция: вы относитесь к народу как источнику высших ценностей и мотору истории, а я предпочитаю ситуацию, где народ безмолвствует, но при этом вы выказываете уважение к каждому человеку, с которым находитесь в контакте. По-моему, это более честная позиция.

— Мы в России не очень понимаем, как американские политики могут всерьез верить в то, что в 2016 году Россия вмешалась в выборы в США и повлияла на их результат.

— Если вы проигрываете, вам хочется кого-то в этом обвинить. Когда меня спрашивают о степени вмешательства России в американские выборы, я начинаю с того, что для ее руководителей было бы очень странно и даже непредусмотрительно не видеть в американских выборах явление, которое может оказать существенное влияние на жизненные интересы страны и ее геостратегический статус. То есть выборы в США — это проблема, которая каждый раз требует со стороны России какого-то реагирования. Тот факт, что были какие-то забросы, видимо, верен. Но сам по себе меня этот факт не смущает, потому что мы прекрасно помним — или, быть может, прекрасно забыли, — как в 1996 году США и Великобритания заслали в Российскую Федерацию по приглашению штаба Ельцина целый ряд экспертов, которые помогали первому президенту России добиться переизбрания, а Билл Клинтон не скрывая говорил, что он за победу Ельцина! (На радость конспирологам процитирую пассаж из вышедшего в 2004 году романа «Золотая кость» моего ближайшего коллеги Роланда Харингтона: «Во время одного из перекуров я бросил зоркий взгляд на седую шевелюру и выдающийся нос Билла. — “Вы не сын ли господина Ельцина? — спросил я и деликатно добавил: — Конечно, внебрачный”. — Пораженный моей проницательностью, Билл потерял дар речи».) И это несмотря на то, что летом 1996 года Ельцин был не вполне дееспособным в биологическом смысле человеком. Альтернатива в виде бессмертного Зюганова была не слишком привлекательна.

Так или иначе, это старая игра. Совершенно предсказуемо, что великие державы будут ковыряться пальцем в электоральных делах друг друга. Но каким бы ни было соприкосновение российских интернет-специалистов с американским избирательным процессом, это вмешательство не стало определяющим. Тогда как вмешательство ЦРУ в 1973 году способствовало перевороту Пиночета в Чили. В этом случае поддержка США была вполне определяющей. И даже в 1996 году то, что США и Запад приняли такое прямое участие в российском избирательном процессе, сыграло свою роль.

Что было в интересах России в 2016 году? Россия не без основания считала, что Хиллари Клинтон будет вести жесткую политику по отношению к России. РФ старалась этому помешать. Но никто, ни Россия, ни Америка, ни сам Трамп, не ожидал, что он выиграет. Никто — кроме двух-трех очень проницательных людей, к числу которых я не могу отнести себя. Такого рода электронное воздействие на электорат и общественный дискурс, которое тогда предприняла Россия, ныне в порядке вещей. Это прискорбно, но это так. Непонятно, зачем РФ столь возмущенно это отрицает. Ее руководителям и их пиарщикам следует вспомнить фразу Наполеона: «Пишите коротко и неясно». Можно было высказать, что во время американской президентской кампании 2016 года с российской стороны шла полемика, некоторого рода постмодернистская перепалка с теми элементами американского процесса, которые имели антироссийскую направленность. И далее ограничиться молчанием.

— Эта история началась со смещения фокуса внимания с сути взлома компьютеров Демпартии на его механизм. С точки зрения российского наблюдателя все равно, как было на самом деле: хорошо, если русские вмешивались (значит, сильные), хорошо, если нет (значит, американские спецслужбы врут). И все же, несмотря на эту нейтральность в анализе, мы пришли к выводу, что доказательства российского следа во взломе сомнительны, зато есть другие гипотезы.

— Я вам скажу вот что. То, что у нас говорят, исходит от шестнадцати или семнадцати силовых структур федеральных служб. У вас аналогов этих структур, по-моему, штук девять. Тоже немало. Организации такого типа имеют сильный вес и у нас, и у вас. Любая информация, которая исходит от разведслужб, будь они американские или российские, должна восприниматься с должной долей скепсиса. В их работе ложь и обман — непременный, необходимый рабочий инструмент. Причем, даже согласно американским данным, эти усилия из России не имели форму тщательно разработанной операции. Это было, даже по американским исследованиям, что-то не вполне профессиональное.

Каждый раз в течение четырех последних лет, когда Хиллари Клинтон появлялась на экране, она не забывала сказать, что проиграла из-за российского вмешательства (я утрирую). Она чувствует себя обделенной, потому что между ней и ее мужем была договоренность, о которой все знают: что сначала президентом будет он, а потом она. Но этого не произошло, что, вероятно, хорошо.

Кстати, этот принцип наследственности власти, профессий, привилегий действует в США, Англии, да и в России. Дети профессоров становятся профессорами, причем в той же области, что их родители. Известные журналисты и телеведущие порождают столь же известных журналистов и телеведущих. На наших глазах возникает какая-то цеховая, средневековая система. Одни и те же фамилии появляются перед ними и в политике, и в культурном пространстве, и по телевизору. Наследственность политической, экономической, культурной власти становится стандартным явлением в американской и мировой политике. Президент КНР и Генеральный секретарь КПК Си Цзиньпин — сын члена Политбюро КПК Си Чжунсюня. Это опасно и неправильно, ибо элиту нужно возобновлять. Иначе получится, как с марсианской олигархией в романе «Аэлита».

— Наша элита только мечтает сформировать такие кланы.

— Не сомневайтесь, Виталий, этот процесс происходит и в России. К тому же Россия — страна стабильности, но с потрясающими перерывами постепенности. Есть такое замечательное определение революции, которое предложил Наполеон. Ленин дал свою емкую формулу, но определение Наполеона лапидарнее. Он сказал: «Революция — это десять тысяч вакансий». Другими словами, если произошла смена элиты, это значит, что произошла революция.

В России угроза, возможность смены этих десяти тысяч никогда не исчезает в силу самых разных исторических и институционных причин. В Америке была такая смена элит? Нет, конечно. Элиты медийные, коммерческие — все люди, которые нами правят, нас обучают, над нами богатеют, — существуют десятилетиями, если не веками. Трамп пришел, сейчас он ушел, но эти структуры остались.

Сам по себе Трамп — явление ораторское: он харизматик, и харизматик сильный. Первый американский президент, пришедший к власти благодаря бренду, который он сам придумал. Trump Tower, Trump Hotel, Trump Steak — Башня Трампа, Отель Трампа, стейки Трампа. До него были президенты, у которых была своя героическая символика: Закари Тейлор, Дуайт Эйзенхауэр, Джон Кеннеди. Эйзенхауэр был очень крупным военачальником и во многих отношениях достойным политиком, но его бренд был делом работы пиарщиков. О Кеннеди мы знаем, что не он сочинял свои книги, а его гострайтеры. Трамп свои бестселлеры тоже не писал — он в жизни не прочитал ни одной книги, даже свою собственную «Искусство сделки», — но зато он изобрел свой уникальный, яркий бренд. Причем без всякой помощи пиарщиков. Трамп всегда был сам себе пиарщиком.

45-й президент США — человек эпохальной невежественности, психологически плоский, в том смысле, что он весь обращен на коммуникацию, на восприятие своего отражения в умах и сердцах своих фанатов, но при этом личность очень талантливая. И то, что он так четко впечатывается в сознание людей, он использовал для того, чтобы создать свой бренд, на котором и въехал сначала в мир недвижимости, затем реалити-шоу и наконец в Белый дом. Незаурядный человек, даже если он не обладает интеллектуальной способностью осмыслить причины собственного успеха, а затем провала.

— У нас есть Жириновский, у которого тоже интересный политический язык, и тоже на грани фола. В 1990-е был Виктор Черномырдин, который говорил «лучше водки хуже нет». Но при этом, когда Черномырдин понял, что у него получаются афоризмы, ему начали их сочинять уже профессионально. Как обстоит дело у Трампа — он все еще нативный или ему сочиняли твиты?

— Да, мне было очень жаль узнать, что Черномырдин не все свои мемы сам придумал… Точный российский аналог Трампа — это Владимир Брынцалов, был в 90-е годы такой курьезный кандидат в президенты. В Италии — Берлускони. Еще был во Франции в 50-е годы известный политик Пьер Пужад, который объединил вокруг себя большую часть мелкой буржуазии, лавочников, людей в провинции, то есть предвестников «желтых жилетов». Одно время говорили, что возглавляемое им движение способно свергнуть Четвертую республику. В результате ее сверг генерал де Голль.

У Трампа есть и вульгарность, и бесшабашность, и рекламирование своих качеств миллионера и донжуана, спортсмена и сексолога — всего, что хотите. Он обладает умением быть очень интересным не только как оратор, но даже зрительно. Возьмите загадочный рыжий артефакт, покоящийся на голове президента. В этом смысле он напоминает другого харизматика, Берлускони, который начал свою политическую карьеру вполне лысым, а теперь похож на Рона Вуда из группы The Rolling Stones. Или на Филиппа Киркорова.

Трамп артистичен, очень хорошо чувствует момент, выдает словесные жемчужины, он горячий харизматик, который постоянно находится в близком контакте со своей аудиторией. Обама тоже был харизматиком, но он был прохладным харизматиком, он держал аудиторию на расстоянии. Путин же — холодный харизматик, он отстоит еще дальше от своей публики, которая ему, видимо, уже сильно надоела. В чем его трудно винить. Путин напоминает другого холодного харизматика — Маргарет Тэтчер.

Все эти типы харизматиков — горячие, промежуточные или холодные — одинаково эффективны как политические фигуры. Харизма не имеет этического или даже политического содержания, это фильтр или линза, через которую происходит общение правителя и публики. Например, такие идеологически противоположные фигуры, как Троцкий и Гитлер, суть харизматики одного и того же разряда. Лидер излучает на публику, а та в свою очередь проецирует на него свои позитивные и негативные эмоции — патриотизм, ксенофобию, веру в инопланетян.

Совершенно необходимо (это Трамп прекрасно понимает, и Путин тоже) для того, чтобы поддерживать харизму, пребывать с публикой в контакте, быть ею видимым и слышимым. Можно по телевизору вещать на пресс-конференциях, можно на митингах появляться на людях лично, но необходимы ритуализированные события, церемонии, когда харизматик и его аудитория возобновляют существующий между ними контракт эмоций. Когда харизматический политик лишается аудитории, он теряет харизму. Не обязательно власть, а именно мощь своего очарования. Кастро был харизматиком всю свою политическую жизнь. После того как Фидель передал полноту власти своему (решительно нехаризматичному) брату Раулю, он превратился в ворчливого пенсионера, к которому иногда приходили в гости папа Франциск и патриарх Кирилл — так просто, поболтать.

Когда Трамп выступил с первым своим официальным заявлением, что голосование было сфальсифицировано, и большая часть телеканалов прервала трансляцию, это очень его ранило. Они просто его отключили. Это был первый раз, когда Дональда лишили аудитории. Теперь он отрезан не только от телеканалов, но и социальных сетей. Нынешний приоритет 45-го президента — найти коммуникационный выход на своих сторонников. Если он сумеет это сделать — а я предполагаю, что сумеет, — то он продолжит свое существование как политическая величина с миллионами поклонников и будет оказывать влияние на политический процесс, и в первую очередь на то, что происходит в республиканской партии. Повторю: это талантливый человек.

— Интересно про будущее. Я разговаривал с российским международником Андреем Сушенцовым, его прогноз состоит в том, что Трамп конвертирует недовольство избирателей в новые политические проекты, а не в силовой протест. А вы как думаете?

— Для Трампа власть не является главной целью, и этим он отличается практически от всех политиков. Для него всегда самым главным было общественное внимание, то есть публичность. Ленинского или гитлеровского понимания, как можно изнутри завладеть институтами государства, у него нет. Думаю, Трамп будет стараться находиться в центре внимания. Для него это важнее того, насколько его рука близка к рычагам власти. Такая позиция делала его эффективным кандидатом в президенты, а ныне в экс-президенты. Он играл в другую игру и обыгрывал более традиционных политиков, таких как та же Хиллари Клинтон. И почти обыграл дедушку Байдена. Потому что теми движет воля к власти, а Трампом — воля к популярности.

Теперь об атаке на Капитолий 6 января сего года. Вот пример силового протеста, вдохновленного, если не инициированного, 45-м президентом США. В России это событие сравнивают то со штурмом Зимнего дворца в 1917 году (другими словами, с фильмом Эйзенштейна «Октябрь»), то с цветными революциями на территории бывшей советской Евразии. Более точной мне представляется иная параллель — с вторжением революционной толпы в Версальский дворец в октябре 1789 года и в дворец Тюильри в августе 1792-го. Знаменитые эпизоды первой французской революции. Возбужденная чернь, накачанная конспирологическими идеями конца XVIII века (в первом случае — о планах аристократов уморить парижан голодом, во втором — о подрывной деятельности короля Людовика XVI), устроила дворцовый погром.

Посмотрите на трампистов, шуровавших в коридорах и залах Капитолия. Большей частью это средних лет мужчины и женщины, страстно преданные президенту и с фанатической верой в то, что глубинное государство сфальсифицировало результаты выборов. Некоторые из них, к ужасу либеральной публики, даже курили в кулуарах Конгресса! Трамп предполагал, что штурм Капитолия станет заключительным, памятным перформансом его памятного президентства, символической смычкой между Белым домом и американской глубинкой. Предполагалось, что спайка между 45-м президентом и его адептами, скрепленная налетом на Конгресс, имеет все основания быть длительной и прочной. Однако задуманный пропагандистский мост к славному постпрезидентству оказался слишком далеким. Бренд Трампа потускнел.

— То есть, скорее всего, он будет развивать личный бренд, ставя на республиканцев, но не на своих родственников?

— Я не знаю, возможно, здесь я пускаюсь в художественно-аналитические спекуляции. Трамп — это тип политика, на которого просто интересно смотреть, — как он говорит, как он движется, как он причесывается. Ведь он харизматик, а имидж и публичные слова и жесты харизматической фигуры неизменно занимательны, что бы мы ни думали о ней как об идеологическом или нравственном явлении.

У Трампа два сына и две дочери. Может, есть какие-то другие, но эти легитимные. Один из сыновей, Дон младший, унаследовал толику обаяния отца, у него дизайнерская щетина и подруга, похожая на Меланию. Но не он любимец Трампа. Фаворитка у него дочь, Иванка. Она ему наиболее дорога и, быть может, предназначается им к карьере преемницы. Однако американцы, наученные опытом Буша-младшего, не очень любят, когда власть передается по наследству. Кстати, любопытный факт: Дон младший, сын Трампа от первого брака, с Иванкой свободно говорит по-чешски, а Баррон, сын от брака с Меланией, владеет словенским. Матери-славянки рулят!

Уже сейчас, за несколько дней до того, как Трамп покинет Белый дом, среди республиканцев идет внутрипартийное соревнование. Есть ряд деятелей, которые мнят себя будущими президентами. Некоторые из них, например сенатор Тед Круз (штат Техас), примеривают на себя мантию Трампа и пытаются под него подлаживаться; другие, в частности сенатор Бен Сасс (штат Небраска), позиционируют себя как его принципиальные оппоненты.

Я бы предложил подумать о будущем такого политика, как сенатор Том Коттон (штат Аризона). Это способный человек, с великолепным образованием, герой войны, очень расчетливый, очень холодный, но чрезвычайно нехаризматичный. Эктоморф с голосом бухгалтера. Он не поражает воображение своим имиджем, но он умен, у него есть систематическое мышление, которое у Трампа отсутствует, и понимание того, как работает система в Америке и как ее можно поставить на службу определенным партийным и идеологическим интересам, заселив своими сторонниками. Трамп в отставке будет постоянно тасовать — то поощрять, то осаживать возможных преемников, тем самым сохраняя свое место в центре общественного внимания. Правда, теперь он отрезан от социальных платформ и в первую очередь от Твиттера, что мешает ему направлять ход событий. Трампу нужны свой телевизионный канал и своя социальная сеть.

Поведение таких политических деятелей, как 45-й президент США, определяется харизматическим императивом. Совершаемые ими поступки и действия в конечном итоге направлены на усиление иррационального, магического контакта или контракта лидера со своей целевой аудиторией. См. штурм Капитолия.

Путин не в меньшей степени, чем Трамп, стремится поддержать свой статус харизматика драматическими, зрелищными политическими решениями. Я смотрю на историю с Крымом в этом плане. Вспомним, как сам Путин рассказывал о ней в фильме «Путь на Родину». Один из немногих случаев, когда российский президент объясняет подоплеку собственного политического решения. Мы узнаем, что после оккупации полуострова он предполагал, что Крым станет номинально независимой автономией, как Абхазия. Достаточно полезная шахматная фигура с условным юридическим статусом на доске международных отношений. А потом он подумал: почему бы не вернуть эту территорию в пределы России? То был театральный ход, вознесший его на вершину популярности и утвердивший в сознании россиян статус Путина как собирателя родных земель. Можно спорить о том, была ли крымская операция легальной, но политически это был сильный ход.

— Как разрешить в фигуре Трампа очевидный парадокс: с одной стороны, он высказывается, мягко говоря, парадоксально или действительно глупо, а с другой, очень талантливо? Иногда его высказывания за гранью того, что интеллигентные люди считают приличным или вообще приемлемым. Но если объективно смотреть со стороны, я не вижу, в чем он всерьез навредил США. До пандемии экономика хорошо росла, президент действительно исполнял почти все, что обещал, кроме, возможно, возобновления отношений с Россией, но тут сложный случай. И более того, он один из немногих президентов США, который не начал новой войны.

— Я согласен по всем пунктам, кроме одного. То, что он вульгарно и неинтеллигентно выражается, — тоже часть его харизмы. Кроме того, дело не только в том, что он говорит неинтеллигентно, а в том, что он успешно провоцирует своих оппонентов, высокоученых профессоров и вальяжных сенаторов, тоже выражаться по-хамски! В такой полемике он всегда выйдет победителем. Насчет экономики я согласен. Навредил ли? Безусловно — в том, что касается борьбы с пандемией. Его эпидемиологическая контрпропаганда и неуклюжая реакция администрации на экстремальную медицинскую ситуацию стоили десятков тысяч жизней. А каждый партайтаг, который Трамп проводил до и во время президентской кампании, распространял эту заразу вширь и вглубь.

Я бы добавил, что Трамп допустил крупный просчет, которым, возможно, воспользуется Байден. Первое, что бросается в глаза человеку, который прилетает в США, — это обшарпанность, изношенность инфраструктуры. Аэропорты, дороги, мосты требуют ремонта. Многие советовали Трампу начать с этого. Дело, однако, в том, что, взяв на абордаж республиканскую партию, он впитал и ее идеологию. Сам по себе он совсем не политизированный человек: одно время он поддерживал демократов, дружил и с Хиллари, и с Биллом. Но, приняв идеологию республиканцев, он стал следовать их фискальным и идеологическим приоритетам, среди которых нет места для восстановления национальной инфраструктуры.

Во внешней торговле Трамп действовал наступательно и протекционистски. То, что он сделал с китайцами, было достаточно эффективно, мне кажется. И президент Си, который не привык к тому, чтобы им манкировали, в какой-то степени шел на уступки Трампу. В этом случае наступательность сошла ему с рук, и он даже смог получить для бизнеса своей дочери Иванки доступ на внутренний китайский рынок.

Существует четкая преемственность между администрацией Обамы и администрацией Трампа. Часто забывают об отсутствии интереса у Обамы к Европе и о возрастающем интересе к Китаю. Это продолжалось при Трампе. Обама хотел уйти с Ближнего Востока. Он декларировал красную линию, которую сам же потом и проигнорировал в случае с применением отравляющих веществ сирийским режимом. И, наверное, правильно, что он не начал новую интервенцию в этой стране. Благодаря Обаме и Трампу Сирия не стала для Америкой геостратегической язвой, как Ирак и Афганистан. Обама начал уход с Ближнего Востока, а Трамп продолжил. Разница, конечно, тоже есть. В вопросах экологии, глобалистского менеджмента международной торговли — здесь, конечно, Трамп отошел от приоритетов Обамы. И, конечно, отошел от политики Обамы в отношении Ирана. Но кто был более эффективен в смысле сдерживания Ирана, Обама или Трамп, мы пока не знаем. Не следует забывать, что это государство декларирует себя непреклонным врагом США и в течение последних 40 лет действует в согласии с этой установкой. А с врагом следует вести себя по-вражески.

Трамп, который любит придумывать для своих оппонентов клички, иногда весьма меткие, прозвал Байдена Sleepy Joe, Сонный Джо. Байден — это Черненко американской политики. Задаюсь вопросом: как после двух чрезвычайно харизматичных лидеров, Обамы и Трампа, американская общественность будет воспринимать 46-го президента? Мне представляется, что издерганная и ошеломленная президентством Трампа Америка с благодарностью воспримет несколько месяцев политического успокоительного или даже снотворного. Но Байден, скорее всего, готов быть президентом только четыре года, а возможно, даже лишь два: можно представить себе сценарий, по которому он уходит в отставку после промежуточных выборов в ноябре 2022 года и дает шанс Камале Харрис утвердиться как его преемнице до начала президентской кампании 2024 года. Так или иначе, избранный вице-президент Харрис уже начала позиционировать себя как следующий кандидат от демократов.

— А зачем им вообще что-то менять? Со стороны выглядит так: был хулиган у власти, который всех международных партнеров очень сильно перепугал, некоторых заставил раскошелиться. Может быть, сейчас придут более системные люди, которые просто продолжат то же самое, но потише?

— Да, многое из трамповской политики будет продолжено. Например, США будут настаивать на том, чтобы европейские союзники больше платили за оборону. Протекционизм, особенно в отношениях с Китаем, будет продолжаться. Новое соглашение о свободной торговле, которое администрация Трампа заключила с Канадой и Мексикой, будет работать. Опять же иммиграция: она будет контролироваться более гуманно, и не будет этих ужасающих сцен, где грудных детей отнимали у матерей-нелегалок для острастки, с тем чтобы другие мексиканцы не думали нарушать границу. Но жесткий контроль не будет упразднен.

Я бы хотел отметить, что политическая корректность раздражает очень многих людей. В Америке проживает около 12 миллионов иммигрантов, главным образом из стран Центральной и Южной Америки, и в первую очередь из Мексики. По телевидению их называют undocumented immigrants, недокументированными иммигрантами. На самом деле они иностранцы, нелегально пребывающие на территории страны. Этот факт возмущает многих американцев, которые предельно законопослушны, когда они общаются с полицейскими, заполняют анкеты, получают водительские права или записываются на льготы по социальному обслуживанию. И еще. Многие виды работы связаны с обязанностью посещать ежегодные онлайн-семинары про то, как нужно себя вести в мультикультурном обществе, о правильных отношениях между этносами, гендер-группами и коллективными идентичностями вообще. Семинары составлены примитивно, на них уходит очень много времени, и они представляют эффективный способ набора рекрутов для армии Трампа. Причем эти программы никак не делают поведение подневольных участников более добродетельным.

— Кажется, что главным минусом для США за прошедший президентский срок Трампа оказался внутренний раскол общества. Насколько это большая проблема?

— Это большая проблема, но, с другой стороны, такое бывало и раньше — и было преодолено. В 60-е годы молодое «кампусное» поколение отвергало взгляды и стиль жизни родителей. Их отцы воевали во Второй мировой войне, но для детей они были не победителями, а носителями буржуазных предрассудков. Однако через 20 лет бывшая радикальная молодежь, теперь обремененная семьями и ипотеками, голосовала за Рейгана и размахивала американскими флажками. Так что я не считаю, что нынешний раскол в Америке будет вечным. Конечно, много зависит от того, как будет развиваться экономика и в какую сторону начнет дрейфовать идентичность двух антагонистических групп в обществе. Мы не можем предсказать, когда отношения между этими сегментами улучшатся. Но я думаю, что это произойдет, потому что страна меняется, отношение молодежи к миру меняется, племенное деление многим американцам не нравится. К тому же молодая, небелая часть населения начнет постепенно смещать консервативно и даже ксенофобски настроенные слои классической пролетарской, белой среднезападной идентичности.

— В таком случае демократы будут несменяемы в перспективе?

— Думаю, это не так. Посмотрите, что сейчас происходит. 20% мужчин афроамериканцев и от трети до 40% американцев-латиносов голосовали за Трампа. И это несмотря на то, что он начал свою первую президентскую кампанию назвав мексиканцев насильниками и наркоманами и его администрация очень жестко вела себя по отношению к мигрантам из Мексики. Так что люди (и это очень хорошо) динамичны, непредсказуемы, а в XXI веке идентичность может быстро меняться, мутировать.

— А что с образом России как врага? Можно ли считать, что это тоже внешнее и наносное — или это уже константа американского самосознания?

— Для моих студентов (они, естественно, занимаются Россией, так как я преподаю курсы по русской культуре и истории) коммунизм — это реликт. Для образованных американцев слово «коммунизм» связано с фигурами Владимира Ленина, Иосифа Сталина и рядом других знаковых личностей, то есть это история. Зато большинству населения эти имена ничего не говорят. Путин, кстати, популярен среди определенных слоев американского общества, которые видят в нем не политическую фигуру, а образец суровой, жесткой маскулинности. У меня на работе была секретарша, которая наклеила над своим компьютером фотографию Путина в спортивной майке. И действительно, Путин едва ли не единственный мировой лидер, которые может прихлопнуть противника голыми руками — или ногами. Что же касается возглавляемого им государства, то Россию расценивают теперь просто как великую державу. Менее сильную, чем США или Китай, но вполне на уровне Германии, Франции, Англии. Что совершенно, по-моему, в русле мышления российских правящих кругов. Одна из великих держав, которая является конкурентом Америки на международной арене. Но она не воспринимается как воплощение инфернальных сил. Она больше не империя зла даже для демократов. В отношениях с Россией нет идеологического фактора, есть геополитический и геостратегический фактор: Россия, подобно Китаю, действует наступательно, ущемляет наши интересы.

Никто ведь не говорит, что Китай пытается распространить по миру революцию, культурную или социалистическую. Стоит только посмотреть на манеру китайских руководителей вести себя, на то, что и как они говорят, на экономическую ангажированность КНР с многими другими странами, и становится понятно, что коммунизм там существует лишь в качестве аппаратного мотиватора, при помощи которого правящая элита консолидирует себя и осуществляет ритуализированный контроль над населением, а также внутри собственных рядов.

Кстати, одна из заслуг вашего президента состоит в том, что его администрация сумела аннулировать коммунизм как политическую альтернативу для России. Об этом, мне кажется, у вас говорят очень мало или вообще не говорят. Благословенна эпоха, в которой лицо коммунизма — это Геннадий Зюганов! И что бы Путину ни вменяли, это великое достижение, о котором стоит помнить россиянам, родина которых, говоря словами Солженицына, проиграла XX век, и проиграла именно потому, что их деды сделали исторический выбор в пользу партии Ленина-Сталина. Этот выбор был отменен не в период позднего Горбачева или раннего Ельцина, а в первый, второй, третий или четвертый президентский срок Путина.